Франсуаза Саган - Любите ли вы Брамса? (Сборник)
Потом она лежала не шевелясь. Он молчал, еле слышно дышал у ее плеча, и, когда Поль положила ладонь на его затылок, ее вдруг охватило такое пронзительное, такое мучительное чувство собственности, что она поверила, будто его любит.
На следующее утро он отправился на работу, с грехом пополам помирился со своим патроном, проглядел дела, раз шесть звонил Поль, занял денег у матери, которая даже обрадовалась этому, и вернулся к Поль в половине девятого с видом человека, изнуренного работой. Последние два часа он провел в баре, играл в 421 с единственной целью вернуться домой с достоинством. А про себя он думал, что убивать время таким образом — скучнейшее занятие и что ему придется немало помучиться, заполняя пустые часы.
Глава XV
Обычно Роже и Поль в феврале отправлялись на недельку в горы. Между ними было договорено, что независимо от их сердечных дел (а в те времена речь могла идти только о сердечных делах! Роже) они непременно урвут для себя в течение зимы несколько спокойных дней. Как-то утром Роже позвонил в контору Поль, сообщил, что уезжает через десять дней, и осведомился, брать ли билет на ее долю. Оба замолчали. Поль с ужасом спрашивала себя, чем объясняется это приглашение: инстинктивной потребностью в ее присутствии, угрызениями совести или просто желанием разлучить ее с Симоном. Только первый мотив мог бы поколебать ее решимость. Но она прекрасно знала, что никакие слова Роже не дадут ей уверенности в том, что их совместное пребывание в горах не превратится для нее в пытку. И в то же время, вспомнив, каков Роже в горах, как он, жизнерадостный, улыбающийся, стремглав несется по горным тропинкам, увлекая ее, испуганную, за собой, Поль почувствовала, что сердце ее разрывается от боли.
— Ну так как же?
— Не думаю, чтобы это было возможно, Роже. Мы будем притворяться, что… словом, что мы ни о чем другим, кроме гор, якобы не думаем.
— Для того-то я и уезжаю, чтобы ни о чем не думать. И поверь, вполне на это способен.
— Я поехала бы с тобой, если бы ты… (ей хотелось добавить: «Если бы ты был способен думать обо мне, о нас», — но она промолчала) …если бы ты действительно во мне нуждался. Но ты прекрасно проживешь там без меня или… с кем-нибудь другим.
— Ладно. Насколько я понимаю, ты просто не хочешь сейчас уезжать из Парижа.
«Он имеет в виду Симона, — подумала Поль. — Почему это никто не желает отделять видимость от сути?» И она подумала также, что в течение месяца видимость жизни с Симоном стала ее повседневной, реальной жизнью. И возможно, именно по вине Симона она отказала Роже при первом же звуке его голоса.
— Если угодно, это так… — сказала она. Оба помолчали.
— Ты, Поль, сейчас не особенно хорошо выглядишь. У тебя усталый вид. Если ты не желаешь ехать со мной, все равно поезжай с кем-нибудь. Тебе это необходимо.
Голос его звучал печально и ласково, и на глаза Поль навернулись слезы. Да, она нуждалась в Роже, нуждалась в том, чтобы он охранял ее всегда, а не дарил ей эти десять дней на бедность. Ему полагалось бы это знать; есть же предел всему, даже мужскому эгоизму.
— Тогда я, конечно, поеду, и мы будем посылать друг другу открытки с одной вершины на другую.
Он повесил трубку. А если он просто просил у нее помощи, и она ему отказала? Хорошо же она его любит! И все же она смутно почувствовала, что была права, что ее право, если не долг, — быть требовательной и страдать от этой требовательности. Как-никак она женщина, которую страстно любят. Обычно она бывала с Симоном в соседних безлюдных ресторанчиках. Но, вернувшись к себе сегодня вечером, она столкнулась с ним в дверях; на нем был темный костюм, волосы он причесал особенно тщательно — словом, вид у него был торжественный. Она снова, в который раз, подивилась его красоте, кошачьему разрезу глаз, безупречному рисунку рта и весело подумала, что у этого мальчугана, который ждет ее целыми днями, зарывшись в ее платья, наружность рыцаря и сокрушителя женских сердец.
— До чего же ты великолепен! — воскликнула она. — Что случилось?
— Мы будем развлекаться, — изрек он. — Пойдем пообедаем в каком-нибудь шикарном ресторане, а потом потанцуем. Но ты не думай, я, если хочешь, готов остаться дома и съесть обыкновенную яичницу. Просто мне не терпится вывести тебя в свет.
Он снял с нее пальто, она заметила, что от него пахло туалетной водой. В спальне на кровати было разложено ее вечернее, очень декольтированное платье, которое она надевала только раза два.
— Оно мне больше всех нравится, — объяснил Симон. — Хочешь коктейль?
Он приготовил ее любимый коктейль. Поль растерянно присела на постель: итак, она спустилась с гор, чтобы попасть на светский вечер! Она улыбнулась Симону.
— Ты рада? Ты хоть не особенно устала? Если хочешь, я сейчас же переоденусь, и мы останемся дома.
Он уперся коленом в край постели и взялся за отвороты пиджака, готовясь его снять. Прижавшись к нему, она просунула руку под его рубашку и ощутила ладонью горячую кожу. Да, он был живой, по-настоящему живой…
— Что ж, хорошая мысль, — сказала она. — Значит, ты настаиваешь именно на этом платье? А по-моему, у меня в нем какой-то полубезумный вид.
— Я люблю твою наготу, — ответил он, — а это платье более открытое, чем другие. Я все перерыл.
Она взяла стакан, выпила. Ведь могло быть и так, что она вернулась бы одна в свою квартиру, прилегла бы с книгой в руках, поскучала бы немного, как часто скучала до Симона; но здесь был Симон, он смеялся, он был счастлив. Она смеялась вместе с ним, а он требовал, чтобы она непременно поучила его чарльстону, не понимая, что отсылает ее на двадцать лет назад. И она, спотыкаясь на ковре, обучала его чарльстону и, запыхавшись, упала в его объятия. Он прижал Поль к себе, а она смеялась от всей души, начисто забыв Роже, снег и все свои огорчения. Она была молода, она была красива; она выгнала его из комнаты, подкрасила лицо под «вамп», надела это неприличное платье; а он, сгорая от нетерпения, барабанил в дверь. Когда она вышла к нему, он ослеплено прикрыл глаза, потом стал покрывать поцелуями ее обнаженные плечи. Он заставил ее выпить еще стакан коктейля, ее, совсем не умевшую пить. Она была счастлива, сказочно счастлива.
В кабаре за соседним столиком сидели две дамы, чуть постарше Поль, они встречались с ней, даже работали иногда вместе и теперь приветствовали ее удивленной улыбкой. Когда Симон поднялся, приглашая ее танцевать, она услышала коротенькую фразу: «Сколько же ей будет лет?»
Она тяжело оперлась на руку Симона. Все было безнадежно испорчено. Платье слишком молодо для ее возраста, внешность Симона слишком бросается в глаза, и жизнь ее слишком нелепа. Она попросила Симона отвезти ее домой. Он не стал возражать, и она поняла, что он тоже слышал.
Она поспешно разделась. Симон хвалил оркестр. Она предпочла бы, чтобы Симон ушел. Пока он раздевался, она лежала в темноте. Напрасно она столько выпила: два коктейля да еще шампанское; хороша она будет завтра, лицо непременно осунется. Ее словно оглушила грусть. Симон вошел в спальню, присел на край постели, положил ладонь ей на лоб.
— Не надо, Симон, — сказала она. — Я устала сегодня.
Он ничего не ответил, не пошевелился. На фоне освещенного проема двери в ванную она видела его силуэт; он сидел, понурив голову, должно быть, о чем-то размышляя.
— Поль, — наконец проговорил он, — мне нужно с тобой поговорить.
— Уже поздно. Мне хочется спать. Поговорим завтра.
— Нет, — ответил он. — Я хочу поговорить с тобой сейчас. И потрудись меня выслушать.
От удивления она даже раскрыла глаза. Впервые он говорил с нею таким властным тоном.
— Я тоже слышал слова этих старых мегер, ну тех, которые сидели позади нас. Я не желаю, чтобы это задевало тебя. Это же тебя недостойно, это подло и оскорбительно для меня.
— Прошу тебя, Симон, не устраивай по пустякам драм…
— Никаких драм я не устраиваю, наоборот, я как раз не хочу, чтобы ты устраивала. Конечно, ты все будешь от меня скрывать. Но тебе нечего от меня скрываться. Я, слава богу, не ребенок. Я вполне способен тебя понять, а возможно, и помочь тебе. Я очень, очень счастлив с тобой, ты же сама знаешь. Но этого мало, я хочу, чтобы ты, ты тоже была со мной счастлива. Сейчас ты слишком дорожишь Роже и поэтому несчастлива, А тебе пора понять, что наш с тобой случай — это нечто серьезное и что ты должна мне помочь укрепить нашу связь, а не считать, ее только счастливой случайностью! Вот и все.
Говорил он уверенно, однако не без усилия. Поль слушала его с удивлением, даже с надеждой. А она-то считала его несмышленышем, — он вовсе не несмышленыш, и он верит, что ей еще не поздно начать все заново. А вдруг ей это удастся?..
