Ксения Драгунская - Заблуждение велосипеда
И вот мы плыли, плыли, плыли на лодке и играли в какие-то хорошие игры на эрудицию и сообразительность, притом проигравших не было, у Андрея как-то само собой получалось, что все очень умные и сообразительные. Потом закапризничал маленький Антон, поссорился со своим папой, долго плакал, но Андрей не обращал на него внимания. Когда мы вернулись на песчаный пляж, он все продолжал ныть, и Андрей спросил:
— Ну что, будем мириться?
Мальчик на миг замолчал, подумал и ответил:
— Нет.
И продолжил нытье.
Андрей Тоом — известный математик, еще в юности, в студенчестве одновременно с другим ученым вычисливший какой-то хитрый алгоритм, который так и называется «Алгоритм Тоома — Кука». Андрей давно живет за границей, я не знаю, где, и даже не знаю, жив ли он, надеюсь, что конечно, жив.
…
ПИСЬМО АНДРЕЮ ТООМУ
Дорогой Андрей Львович! На всякий случай, вдруг к Вам в руки попадет эта история, всякое же бывает, например, ее напечатают, я кому-нибудь подарю, и этот кто-то зачем-то почему-то приедет в город, где Вы сейчас живете, и забудет книжку на скамейке в сквере, где Вы как раз выгуливаете своего барбоса, и Вы подберете забытую книжку, глядь — а там про Вас. Ведь бывает же такое, да со мной и не такое бывает, и как только принимаешься сочинять историю, тут же и начинаются «приключения слов».
Вдруг Вы прочтете, ну, мало ли…
Как Вы поживаете? Вы теперь где? Как Ваша математика? Как Ваши младшие дети? Спасибо Вам большое, что взяли меня покататься на лодке однажды летним днем какого-то там семьдесят шестого года.
Было так здорово! До сих пор помню.
Вы вот даже не подозреваете, что были автором одного из счастливейших дней моего долгого скучного детства.
Приезжайте к нам! А знаете, лучше не надо. Округа изменилась до неузнаваемости, лес отнят, лодочной станции больше нет, речка скоро умрет. Я вот и пишу эту историю, стараясь успеть до смерти речки. Чтобы она знала, что я рассказала про нее. Ведь она всегда все знает…
До свидания.
А вдруг увидимся?.. Мало ли… Всякое бывает…
Ваша Ксюша (с кривой березы).
Что еще можно делать, дожидаясь мамы? Как скоротать время? Пойти на Среднюю аллею, к собакам?
Собаки! Собаки! Милые мои меховые симпатяги! Свою собственную собаку я заимела, только когда сама уже стала матерью семейства.
…
ВОЗЗВАНИЕ К РОДИТЕЛЯМ НОМЕР ТРИ
Уважаемые господа родители.
Завести собаку очень просто.
Идешь куда-нибудь на стройку, где живут и работают понятные стабильные люди, обедающие гречневой кашей с тушенкой. Таких людей очень уважают дворняги. У таких людей непременно есть какой-нибудь Мишка, Цыган, Альма или Кукла. У Альмы или Куклы щенки, вон под тем сараем, вон, иди там посвисти, почмокай…
Посвистишь, почмокаешь, и из-под сарая выкатываются чудесные, меховые, круглые щенки. Щенки — круглые, как отличники! Берешь одного под пузо, и он твой. Дома его купаешь в тазике, чешешь, кормишь. Сын (дочь) счастлив(а)…
Говорите, у вас неважнецкие жилищные условия, некому гулять, щенок все погрызет и загадит?
Но ведь это сущие пустяки, ничто, чушь собачья, в сравнении с вашими взаимоотношениями с ребенком, с вашей дружбой, с вашими общими положительными эмоциями.
Щенок — это механизм выработки общих положительных эмоций, превосходный регулятор процесса сближения.
Заводите детям собак.
А с жилплощадью, погрызенным диваном и выгуливанием все само наладится.
Так, из-под забора, у нас появился Чак, названный в честь Собчака. Собака Чак, Соб-Чак. Потом бородатый Боцман с желтыми глазами и длинными седыми ресницами.
Моя любовь к животным почему-то раздражала маму. Однажды она вычитала мне цитату из какого-то советского писателя: «Если в детстве ты не повесил ни одну кошку, то это еще не значит, что ты вырастешь хорошим человеком».
О-па!
Вот молодец, обширный ум! Почему бы ему яснее не выразиться? Хочешь стать хорошим человеком — вешай кошек, режь собак, но пламенно люби людей. Возьми свое сердце, зажги его смело, отдай его людям на доброе дело, Данко хренов! Вот это по-нашему!
То, что человек, не любящий животных, может хорошо относиться к людям — опасное заблуждение. Отсутствие сострадания к братьям меньшим исключает для человека возможность сострадать и людям. Это монстр, опасный для общества. Для нормального человека естественно любить и жалеть животных, заботиться о них, чего ж тут непонятного? Потому что животные — меньшие братья людей. А люди — меньшие братья праведников, святых и угодников Божьих, вот они за людьми и присматривают, заботятся, помогают, защищают.
Или вот еще, тоже ничего «телега»:
Надо любить людей, а не животных! Это как? Куда одно без другого?
Ну, мама говорила, что надо любить людей, детей, помогать старушкам переходить через дорогу и все такое. И чем чаще и напористее она это повторяла, тем прочнее у меня укоренялась неприязнь к маленьким детям и старушкам. Со старушками потом стало получше, когда я поняла, что они обладают исчезающими знаниями, ускользающими сведениями, что они — очевидцы, и мне стало интересно с ними разговаривать.
А с детьми так до сих пор и не наладилось.
Я ничего не понимаю в маленьких детях. Особенно пока они говорить не умеют. Вот потом, когда становятся собеседниками, источниками вдохновения…
«Ах, — начинают тут восклицать всякие тети, знающие мои детские пьесы и рассказы. — Как же так? Ведь вы же детский писатель!..»
Во-первых, никакой я не детский писатель. Сами собой сочинялись какие-то истории, пока сын был маленький. Сын вырос — все. Детский писатель — это тот, кто стабильно этим занимается. Выдает, так сказать, продукт.
А во-вторых, детский писатель это совсем не тот, кто любит детей. Он сам — дитя. Попробуйте спросите детей: «Дети, вы детей любите?» То-то удивятся бедные крошки. Детский писатель — ребенок, но ребенок особенный, другой, существо без кожи, постоянно находящееся в глубоком стрессе, во враждебной среде «нормальных», усредненных детей и людей. Наверное, именно поэтому среди детских авторов так много тех, кто любит, мягко говоря, выпить лишнего.
И пишет такой писатель не специально для детей, а «вообще», «просто», но это такие истории, на которые именно дети реагируют. Так уж получается. Нет, убеждена, детский писатель — это тот, кого дети любят, а не тот, кто любит их, «детишек». Обожаемый мною Хармс детей терпеть не мог.
И в-третьих, уж тем более глубоко ошибочно думать, что человек, пишущий для детей, — это что-то вроде учителя или воспитателя, которому просто положено любить детей, он за это зарплату получает. Не надо путать «одно с другим».
Примечание: все сказанное выше относится к настоящим писателям, пишущим вдохновенно, а не к тем, кто высиживает усидчиво, беря ремеслом и объемом.
Вот папа мой обожал детей. Разговаривать с ними. Выступать.
Это что-то уникальное, очень редкий случай.
Маленьких детей я не то что бы не люблю — я не люблю их рядом с собой. Они отнимают свободу. Если даже не отнимают, то посягают на нее. Вообще, все, что донимает, пищит, не понимает с первого раза и говорит тонкими голосами, — не люблю.
Насекомые, женщины, дети…
Своей собаки у меня не было, и я крепко дружила с «общественными» собаками нашего поселка. Их звали Клякса и Смелый. Чудесные, мохнатые, добрейшие псы. В их славной компании я гуляла в лесу, уходила далеко-далеко и ничего не боялась. Весь наш поселок заботился об этих псинах, а писатель Юрий Яковлев со Средней аллеи даже оборудовал для них будки, чтобы можно было спрятаться от дождя и снега. И специальные миски «присобачил», и пополнял их едой.
Яковлев вообще был такой писатель-собачист, пропагандист дружбы человека и собак. У него своих собак тоже было навалом, всегда овчарки, сперва восточноевропейские, позже мохнатые южнорусские. Мне, мечтавшей о своей собаке, нравилось ходить с Юрием Яковлевичем и Ноной Сергеевной, женой его, выгуливать собак. Нона Сергеевна учила меня свистеть, что необходимо для всякого собачника. Умиравших своих собак Яковлевы хоронили на участке. Дома на почетном месте всегда красовались портреты покойных псов, при параде, с медалями. Моя мама это всегда критиковала.
Сын Яковлевых Андрей дружил с моим братом. Очень симпатичный молодой человек, студент, готовящийся, как и все, как-то приспосабливаться к стране и режиму. Но вдруг он углубился в иудаизм, порвал с родителями, в частности, по той причине, что отец всегда скрывал свое еврейство и настоящую фамилию Хофкин. Андрей все бросил, работал дворником, потом уехал в Израиль, где, говорят, стал видным и уважаемым иудейским богословом.
