Мартин Сутер - Лила, Лила
Только когда речь зашла о презентации книги, Давид тоже занервничал. Карин Колер предложила устроить презентацию не во Франкфурте, а в близкой ему обстановке, у них в городе. Дескать, там можно ожидать куда большего отклика, чем во Франкфурте, где в эту пору каждый вечер проходит по нескольку книжных презентаций. Нет ли у него на примете подходящего места? Может, стоит поговорить в том кафе, где он работает? Вдруг хозяин согласится предоставить помещение, в те часы, когда кафе обычно закрыто. Идея отпраздновать триумф Давида там, где он пережил столько мелких поражений, показалась Мари замечательной. Но выразилась она, конечно, иначе.
– Игра на своем поле, – вот как она сказала. – Выступить перед знакомой публикой – что может быть лучше? Сам подумай, каково это – читать в книжном магазине перед чужими людьми.
Возражение Давида носило принципиальный характер:
– В договоре не было ни слова о презентации.
– Но это же само собой разумеется. Презентации – часть рекламной кампании. А по договору ты обязуешься по возможности в ней участвовать.
Давид молчал.
– С семи до девяти. Несколько журналистов, книготорговцы, друзья, в узком кругу. Полчаса ты читаешь, потом аперитив и непринужденная беседа.
– Что я читаю? Отрывки из книги? Ни за что!
– Как хочешь. По-моему, «Эскина» очень даже подходит.
Давид задумался. Потом решительно мотнул головой.
– Презентация на рабочем месте окончательно сделает из меня пишущего официанта.
На это Мари не нашла что сказать.
18
Окна в комнате не было, а то бы Давид вылез наружу. Единственный выход – дверь, ведущая прямиком в книжный магазин. По другим стенам до самого потолка – стеллажи с книгами, издательскими проспектами, картотечными ящиками, старыми или никогда не использованными рулонами плакатов, подвесной рекламой и полочными стопорами. На полу громоздились картонные коробки с наклейками фирм-распространителей и издательств. Одна – в круглых следах от кофейных кружек. Невскрытая, с надписью: «Наконец-то! Ваши авторские экземпляры на эту осень».
Давид сидел на складном стуле, сжимая в руках свою книгу. Надо было все ж таки согласиться с Мари и устроить презентацию в одном из тех мест, где происходит действие «Лилы». Например, в зоопарке. Или в Оленьем парке. Тогда бы он в случае чего мог удрать. Но, успешно отбившись от «Эскины», он предоставил выбор места Карин Колер. А она сказала: «Я не очень хорошо знаю ваш город, но торговый представитель по вашему региону считает, что презентацию нужно устроить в узком кругу, так сказать в семейной обстановке. И он предложил книжный магазин госпожи Грабер. Вы его знаете?»
Давид не знал этого книжного магазина, а теперь вот сидел там и ждал, что вот сию минуту дверь откроется, его выведут и он будет читать страницы шестнадцать – двадцать один и сто сорок два – сто сорок девять.
По поводу чтения у них возникли споры. Сначала Давид наотрез отказался: мол, ни строчки читать не стану. Но во время одной из поездок во Франкфурт размяк, дал себя уговорить. Если честно, то Карин Колер – теперь он называл ее просто Карин, но на «вы», – Карин уговорила его очень быстро.
Что он мог ей возразить? Да практически ничего. И что касается гостиницы, он сдался, уже когда они шли от вокзала к автостоянке. Хотя, по настоянию Мари, послал Карин по электронной почте письмо, в котором выразил желание остановиться в гостинице. Пожалуй, несколько завуалированно, но выразил: «Встречать меня не надо, я могу поехать прямо в гостиницу, если Вы сообщите мне адрес». Вот так он написал – в общем, вполне однозначно.
По дороге к машине она объяснила ему: «Франкфурт – город ярмарочный, и гостиницы большей частью переполнены, все номера бронируются заранее. Ничего страшного, если вы опять переночуете у меня, тем более что вы там уже все знаете, а?»
Они еще и до квартиры не доехали, а она успела подвести его к тому, что он уже «в принципе» не возражал против короткого чтения. Только насчет самих отрывков оказал упорное сопротивление. И даже добился успеха: любовные письма он читать не будет. С этим Карин примирилась. Его аргумент, что он и без того ужасно смущается, если и не убедил ее, то, пожалуй, все-таки растрогал.
В итоге выбрали одно место из начала: первое свидание в кондитерской «Штаубер». И одно из финала: сцену, когда Петер под проливным дождем сидит на мотоцикле перед домом родителей Лилы и представляет себе, что она сейчас делает.
Карин даже уговорила его прочитать эти отрывки ей. Он сидел за обеденным столом и бубнил себе под нос. Она слушала, сидя на диване и не выказывая никаких эмоций.
«Теперь вы видите, что это никуда не годится?» – спросил он, кое-как дочитав до конца.
«Вполне годится. Прочтете еще разок-другой вслух вашей подружке, и все будет замечательно».
И он действительно прочел все Мари, которая встревожила его замечаниями вроде: «Ты же писатель, а не актер». И: «Дюрренматт тоже не владел сценическим произношением».
Но в первую очередь Давида беспокоило не произношение. Он боялся полного blackout.[14] Боялся, что вообще не сможет открыть рот. Или еще того хуже: рот-то откроет, но не сумеет издать ни звука. Будет сидеть с разинутым ртом и пялиться на собравшихся, не в силах выдавить ни звука. Как во сне, когда хочешь позвать на помощь, а голоса нет.
Или, к примеру, он читает и вдруг начинает слушать себя. Как посторонний. Слушать собственное чтение. Максимум после двух-трех предложений он потеряет нить – и все, blackout.
Такое с ним уже бывало. В школе, когда он делал реферат. А ведь тогда публикой были одноклассники, которых он, слава богу, прекрасно знал.
Но все это сущие пустяки по сравнению с самым жутким кошмаром: он читает без отключки, не слышит себя, читает со всем старанием, и вдруг какой-то человек встает и говорит: «А я это знаю. Это не он написал, а Альфред Дустер».
Дверь открылась, вошла г-жа Грабер. Ободряюще улыбнулась.
– Будет человек двадцать с небольшим. И это очень-очень хорошо для чтений дебютного романа. И в такую чудесную погоду. Пресса тоже здесь. Ждем еще пять минут, на случай, если кто-то опаздывает. Нервничаете?
Немного, хотел сказать Давид, но голос пропал. Он откашлялся.
– Немного.
– На первых тридцати чтениях это нормально, – засмеялась г-жа Грабер. – Выпейте еще глоточек вина, в таких случаях помогает.
Давид послушно отпил глоток.
Г-жа Грабер была худенькая особа лет шестидесяти. Короткие седые волосы гладкой шапочкой облегают голову. Мешковатое черное платье сколото на правом плече серебряной брошью под стать крупным серьгам.
– Я поставила для вас минеральную воду. Без газа. Чтоб не было отрыжки.
Это она уже говорила. Наверно, нервничает не меньше меня, мелькнуло в голове у Давида. Сердце екнуло. Он покосился на ее часы, но время не разглядел, на большом черном циферблате виднелись одни только стрелки, ни цифр, ни рисок не было.
Минуту-другую оба молчали. Он сидя, она стоя. Потом она глянула на часы. Пульс у Давида зачастил как сумасшедший.
– Ну что ж, думаю, нам пора. Вы готовы?
Давид встал, удивляясь, что ноги не отказали. Прежде чем открыть дверь, г-жа Грабер оглянулась и прошептала: «Тьфу, тьфу, чтоб не сглазить!» Будто мало ей, что он и так ни жив ни мертв от страха.
Прежде всего Давиду бросилось в глаза множество пустых стульев, и он не мог понять, что при этом чувствует – разочарование или облегчение. Потом он заметил Ральфа Гранда. Тот стоял прислонясь к книжному стеллажу, с насмешливой улыбкой на губах. Давид быстро отвел взгляд.
Передний ряд пустовал, там сидела одна-единственная старая дама, которая смотрела на Давида с такой доброй улыбкой, что у него едва не подкосились колени. Тут он вдруг сообразил, что ему не сказали, надо ли сразу сесть или стоя ждать, пока г-жа Грабер произнесет вступительную речь – «не беспокойтесь, она совсем короткая».
Г-жа Грабер приветствовала собравшихся и поблагодарила их за то, что, несмотря на прекрасную погоду, они все-таки пришли сюда. И ей особенно радостно сознавать, что именно она удостоилась чести представить этого многообещающего молодого человека и его дебютное произведение. Кроме того, она рада сообщить, что по окончании – благодаря щедрости издательства «Кубнер» – состоится скромный фуршет, на который приглашаются все присутствущие. И наконец, пользуясь случаем, она хотела бы обратить внимание собравшихся на следующее мероприятие: известный актер Рууд Мартене будет читать сцены из пьесы Вольфганга Борхерта «Там, за дверью». Ну а теперь она предоставляет слово Давиду Керну.
Чьи-то громкие хлопки вызвали жидкие аплодисменты публики. Давид заметил, что первой захлопала Карин Колер. Рядом с нею сидела Мари. Сердце у Давида на миг замерло. Он сел и открыл книгу на первой закладке.
Кондитерская «Штаубер» находилась совсем близко от катка, потому Петер и предложил пойти туда. Она славилась на весь город большущими ореховыми рожками, которые весьма привлекали конькобежцев. Хотя владельцу закусочной при катке очень не правилось, что народ приносит еду с собой.
