Пэт Конрой - Пляжная музыка
Майк Хесс, снова взяв на себя роль продюсера, щелкнул пальцами и произнес:
— Пока, Радикальный Боб! Возвращайся в гостиницу. Поужинай на славу и лети себе обратно в свою жизнь. Ты уволен.
Боб Меррилл поднялся и ушел со сцены и из нашей жизни, причем навсегда. Никто не посмотрел ему вслед, никто не сказал ему «до свидания».
— Ну ладно, — сказал Майк, окидывая нас взглядом. — Нам нужен хороший конец всей этой истории. Просто необходим. Давайте поможем друг другу.
— Все как-то прошло мимо меня, папа, — начал Джордан. — Я тогда ничего не понимал.
— Времена были сложены неправильно, как-то странно. Нельзя было просто поднять их, чтобы рассмотреть получше. Все происходило слишком быстро, — отозвалась Ледар.
— Ледар, тебя тогда и на свете-то не было, — заметил Майк. — Тебя не было на борту этого космического корабля.
— Я наблюдала, — ответила Ледар. — В наследство я получила Кэйперса, вытащив его из-под обломков кораблекрушения. Думаю, он тоже страдал из-за всего, о чем мы сейчас говорим. Думаю, Кэйперс никогда не простит мне, что я смогла его полюбить после всего того, что он сделал со своими друзьями.
— А я думаю, что ты просто не знаешь настоящего Кэйперса, — бросилась Бетси на защиту мужа.
— Это я виновата в том, что у нас завелся чужой среди своих, — грустно улыбнулась Ледар. — С твоим мальчиком, Бетси, у нас отнюдь не мимолетное знакомство.
— Это был не настоящий Кэйперс, — упорствовала Бетси. — Не тот, кого знаю я.
— Нет, моя радость, — вмешался Кэйперс. — Именно они знали меня настоящего. И я прошу их принять эту часть меня. Во мне это всегда сидело, и они это прекрасно знали. А вот чего не знал я, так это того, что своими действиями могу навредить друзьям. Я разрушил жизнь Джордана Эллиота. Посмотри, что я сделал с его родителями!
— Ты всегда был слишком самокритичен, — помолчав, сказала Бетси.
— Заткнись, Бетси! — оборвал ее Майк Хесс. — Умоляю, заткнись, ради бога!
— Но могу ли я хотя бы надеяться на прощение? — спросил Кэйперс. — Мне необходимо это знать.
— Ты? Просишь у них прощения?! — воскликнул генерал Эллиот так, словно не верил своим ушам. — Ты единственный здесь, кто с честью вышел из всей этой истории.
— Что ты знаешь о чести? — спросила Селестина у мужа. — Расскажи им все, что знаешь об этом предмете, дорогой. Расскажи жене и сыну, которых ты предал.
— Мама, папа соблюдал свой моральный кодекс, — вступился за генерала Джордан. — Он никого не предавал.
— Уж больно суровый моральный кодекс, — не выдержал я.
— Я тоже его не понимал, — признался Джордан, — пока не встретил в Риме парочку иезуитов.
Отец Джуд и аббат рассмеялись. Шутка была явно только для посвященных.
— Скажи, Джордан, ты стал священником, чтобы спрятаться от прошлого? — поинтересовалась Ледар.
— Нет, — покачал он головой. — Чтобы спрятаться от настоящего. И от самого себя. Но служение Богу — мое призвание, Ледар. Я был рожден, чтобы стать священником, но узнать об этом мне было суждено только после того, как я убил двух невинных людей.
— Сынок, надо было тебе всего-навсего прочесть еще одну молитву, — саркастически хмыкнул генерал. — Молитва помогла бы спасти две жизни и сохранить самолет Корпусу морской пехоты.
— Папа, как бы мне хотелось, чтобы все было именно так, — вздохнул Джордан.
— Какой позор, что у тебя совсем не было характера! — воскликнул генерал Эллиот.
— Нет, папа. Характер-то у меня был. Чего у меня не было, так это выдержки, — отозвался Джордан.
— Оставь моего сына в покое! — прикрикнула на мужа Селестина.
— Он и мой сын тоже, — напомнил ей генерал.
— Ну так ведите себя соответствующе, генерал, — не выдержал я. — Хотя бы смотрите на него, когда он говорит!
— Я такой, какой есть, — огрызнулся генерал.
— И я тоже, папа, — спокойно произнес Джордан.
Селестина вскочила с места и в ярости обрушилась на мужа:
— Ну как ты не понимаешь, Ремберт? Все ведь ясно как день. Никто из них и не мог тогда вести себя по-другому. Характер человека — его судьба. И тут уж ничего не попишешь. С тех пор как мы с тобой встретились, ты ни капли не изменился. Посмотри на себя. Торжество духа. Святее Папы Римского. Ты ведь такой упертый. Я знаю, что у тебя на уме. Мне и спрашивать не нужно. У тебя ведь в голове нет никаких мыслей. Одни шаблоны. Ты не раздумывая бросился бы в атаку на вражеский окоп, чтобы спасти жизни всех здесь присутствующих. Но ты атаковал бы с удвоенной силой, если бы знал, что там прячется твой сын. Ты хочешь посадить нашего мальчика. Хочешь, чтобы он сгнил в тюрьме!
— Я монах, мама, — вмешался Джордан. — И камера меня не пугает. Это всего-навсего еще одно место, где можно молиться.
— Джордан, он просто взял и украл тебя у меня, — с горечью произнесла Селестина. — Никогда ему этого не прощу. И себя не прощу за то, что позволила ему это сделать. Я развожусь с твоим отцом. Я устала терпеть этот позор.
— Ну и зря, Селестина, — прервал жену генерал. — Дело не в том, что ты любила Джордана больше, чем я. Ты просто делала вид. Вот и все. Ты всегда судила о вещах поверхностно. Я признаю, что…
— Продолжайте, генерал, — сказал Майк, причем это прозвучало не как просьба, а как приказ.
Генерал слегка оторопел, но, взяв себя в руки, продолжил:
— Да, я признаю, что любил Джордана не меньше жены. Но не переходя определенных границ и с учетом всех обязательств, которые накладывало на человека мое время. Я умел повести за собой своих людей. Мало у кого есть такой талант. Среди военных я всегда чувствовал себя человеком на своем месте. Но хороший солдат — это не всегда хороший отец.
Тут я услышал стук молотка, а потом голос отца:
— Ремберт, ты уже больше не морской пехотинец. Все в прошлом. Как ты сейчас собираешься поступить с Джорданом?
— Я хочу, чтобы он ответил за свое преступление, — отозвался генерал.
— Сегодня я заметил то, что немало меня удивило, — сказал отец, посмотрев на меня. — Джордан относится к тебе с большим уважением, чем Джек ко мне. Это видно невооруженным глазом. Но похоже, тебя это не трогает.
— Я учил Джордана уметь отличать хорошее от плохого, — начал генерал, — но когда он стал нужен стране, он сбежал.
— Вы имеете в виду Вьетнам? — уточнил Кэйперс.
— Да, Вьетнам, — ответил генерал. — Человек не выбирает, в какое время ему родиться. И я счастлив, что принадлежу другому поколению.
— Да, вы родились среди великих людей, — едва не взорвался я. — Спасибо, что подарили моему поколению эту потрясающую маленькую войну. Мы перегрызем друг другу глотки и, умирая, будем благодарить вас, парни, за вашу непроходимую тупость.
— Война оказалась слишком большой для тебя, Джек, — произнес генерал.
— Она оказалась для меня слишком маленькой, генерал. И этого вам не понять.
— Ремберт, я ожидал от тебя большего, — заметил мой отец.
— Ты ожидал от меня большего? — переспросил генерал с металлом в голосе.
— Джордан пришел сюда, потому что хотел рассказать тебе свою историю, — кивнул судья. — Все остальные здесь на самом деле лишние.
— Судья, ты воевал в Европе с немцами. Был пехотинцем, получал награды. Так что ты думаешь о Джеке и остальных и о том, чем они ответили стране, когда та в них нуждалась?
— Да, я поступил бы по-другому, — признался мой отец.
— Вот именно, — подвел итог генерал.
— Но давай посмотрим правде в глаза. Мы пытаемся подогнать их под стандарты, которых больше не существует, — заявил судья. — Мой сын Джек отстаивал свои убеждения. Он так воспитан.
Я кивнул отцу, и тот ответил мне тем же. Наш обмен благодарностями не ускользнул от внимания генерала.
— Тогда давай говорить жесткую правду, — сказал он. — Так вот, судья, Джека воспитывал известный всему городу пьяница. Стандарты, говоришь? Сомневаюсь, что ты мог оставаться трезвым достаточно долго, чтобы знать, дома ли Джек.
— Стоять по стойке «смирно», когда говорите с моим стариком! — рявкнул я. — Если еще хоть раз позволите себе так с ним разговаривать, я вытру этот гребаный пол вашей физиономией!
Молоток в очередной раз опустился, и мой отец произнес:
— Джек, ты нарушаешь порядок. Генерал попал в самую точку.
— Я прошу прощения, Джонсон Хэгуд, — сказал генерал Эллиот.
— Это произошло в пылу сражения, — благодушно ответил отец. — Ничего страшного. Джек, извинись перед генералом.
— Ремберт, извините меня, пожалуйста, — произнес я, впервые в жизни назвав его по имени. — Меня занесло.
— А мне вот понравилась идея вытереть пол Рембертом, — улыбнулась Селестина, а Майк громко рассмеялся, сняв тем самым возникшее напряжение.
— Я скучал по тебе, Джордан! — воскликнул Кэйперс и, встав с места, осторожно пошел через всю сцену к священнику. — Я не могу пережить того, что, по вашему мнению, я предал своих лучших друзей. Я не хочу считать себя предателем. Это мне не по нутру. Шайла умерла, так и не помирившись со мной. Я как-то написал ей письмо. Написал, что любил ее, как и всех своих друзей. Никто из нас не был виноват в том, что случилось в Каролине. Шайла отослала назад мое письмо, даже не распечатав его. Джек по-прежнему ненавидит меня до дрожи, — продолжил Кэйперс и, посмотрев на меня, добавил: — И не говори, что это не так, Джек.
