Игорь Шенфельд - Исход
И вот, следуя на тот момент еще нераспознанному сигналу судьбы, Аугуст с полным ведром перегноя отправился к забору удобрять смородиновый куст, и подойдя к границе, увидел соседа своего, доктора Геллуни, стоящего в задумчивости перед деревом грецкого ореха и рассматривающего что-то в густой кроне. Услышав приближение человека, доктор обернулся к Аугусту. «Рост чуть выше среднего, — отметил Аугуст, — лицо круглое, губы припухлые, лоб высокий». Геллуни посмотрел на Аугуста внимательным взглядом терапевта или художника, слегка склонив голову и прищуриваясь: оценивал соседа. «Интересный тип, сложная личность», — констатировал со своей стороны Аугуст, и похвалил вслух:
— Отличное дерево!
— Дерево хорошее, это да, и орехи вкуснейшие, но вот беда: черные канадские белки откуда-то взялись, здоровенные как волки, моих рыжих белочек изгоняют, скоро ни одной не останется. Их тут у меня целая большая семья проживает, давно уже — до меня еще жили на этом дереве, — сосед засмеялся:, — то есть, я имею в виду — до того, как я на этом участке дом построил.
Аугуст засмеялся тоже и сказал:
— У меня в Сибири тоже «своя» белка была: идем толпой с… товарищами по дорожке, а она шмыг-шмыг мимо всех — и ко мне на плечо. Понятное дело, что у меня для нее всегда сухарик в кармане лежал.
— Не-е-т, это не из-за сухарика, — с большим знанием дела сообщил Аугусту Аббас, — это оттого, что Вы, должно быть, человек хороший. Белки это отлично чуют. Мои меня тоже любят, — засмеялся он, и Аугуст рассмеялся вслед.
— Таким образом, Вы из России, — то ли спросил, то ли заключил Геллуни, — из Сибири? Мы там тоже строим.
— Скорей, из Москвы… из Казахстана… из разных мест, — уклончиво ответил Аугуст.
— О, в Москве мы строим много! И в Екатеринбурге, и в Перми — везде.
— Неужели? — удивился Аугуст, — ведь Вы, я слышал, врач по профессии. А строите в России. Удивительно. А сосед мой Друккерт утверждает, что Вы в Монголии строите.
— А, Друккерт, — хмыкнул Геллуни, — пациент мой бывший… нда… нет, в Монголии не строю пока. Но в России — строю много. Так уж судьба распорядилась. Больницы строю… Но Вы вот что, господин Бауэр: заходите-ка Вы к нам сегодня вечером на чашку кофе. И жена будет рада познакомиться поближе. А то скоро год уже как рядом живем, а ничего друг о друге не знаем. У меня на родине такое было невозможно.
— У нас в России тоже. Хотя в последнее время я не уверен. Вы новую Россию, наверно, лучше меня уже знаете. Та, которую я покинул, была не высшего сорта на момент отъезда…
— Да уж, многое довелось познать там за эти годы, — усмехнулся Геллуни, — ну да ничего: цель оправдывает все жертвы. Мы ведь детей спасаем.
— Детей спасаете? Как это? — радостно воскликнул Аугуст, — ах да: больницы строите…
— Да, детские онкологические клиники. Невозможно видеть, что там творится… ну да Вы заходите вечером, поговорим подробнее, а то за мной уже машина пришла.
— Это в выходной-то день?
— Какие там выходные! — энергично махнул рукой Геллуни, — живем, как ваш русский поэт Блок сказал: «Есть вечный бой, а отдых только снится…»… ну, до вечера, стало быть, господин Бауэр, — и доктор стремительно пошагал с участка.
Аугуст остался стоять со своим ведром, приятно изумленный многогранностью этого необычного доктора-строителя-эрудита. Конечно, эрудита! Большинство иностранцев не знают даже кто такой Пушкин — величайший гений, ярчайшая звезда русской поэзии, русской литературы вообще, а этот не то что Пушкина — Блока знает, да не просто имя его, но еще и стихи его цитирует вполне правильно…
«…Наш путь — степной, наш путь — в тоске безбрежной — В твоей тоске, о, Русь! И даже мглы — ночной и зарубежной — Я не боюсь…», — стряпая торт, бубнил себе под нос раззадоренный соседом Аугуст, — «И вечный бой! Покой нам только снится: Сквозь кровь и пыль Летит, летит степная кобылица И мнет ковыль…», — Аугуст подошел к окну и надолго задумался, глядя вдаль. Он очнулся от запаха горелого: это был корж в духовке, который от отсутствия внимания почернел и погиб.
К званому часу Аугуст явился в гости с тортом «Наполеон» собственного изготовления: его обучила этому «дочь» Людмила, потому что Элечка очень любила «Наполеон» в детстве, и как же мог дедушка не радовать свое сокровище время от времени, да почаще?
Соседи были поражены: «Откуда такие таланты? — льстила Аугусту супруга Аббаса, Гизела Геллуни, — это что же: все русские мужчины такие умельцы?» (жена у Аббаса была немка из южной Германии, и говорила с приятным баварским акцентом). — «Позвольте, но ведь я же немецкий мужчина!», — шутливо запротестовал Аугуст, и все засмеялись.
— Но Вы все равно хитрите, сосед: Вы все время увиливаете от вопроса, кто Вы по специальности? — поддел Аугуста Аббас, — утверждаете что Вы тракторист, но говорите как мудрец, а выступаете как кулинар. Так кто же Вы в первую очередь? — Аббас Геллуни был человек конкретный, ему нужен был диагноз, чтобы знать как вести себя с пациентом дальше.
— В первую очередь я — дедушка! — гордо сообщил Аугуст, и стал рассказывать о своей талантливой внучке, и о том, что она решила стать врачом и уехала учиться в Мюнхен, в университет, на медицинский факультет.
— А вот Вы, господин Геллуни: как Вы превратились из врача с известностью и солидной практикой в строителя? Это, на мой взгляд, нечто из области фантастики.
— Ну, во-первых, я не строитель, а руководитель фирмы, которая не только строит, но и проектирует, и оснащает больницы «под ключ». И я все время остаюсь прежде всего врачом. Потому что никто кроме врача не может знать лучше, что нужно больнице. Больнице завтрашнего дня! Больнице, в которой не умирают дети! — Геллуни вдохновился, вскочил с места… — понимаете, герр Бауэр?: Россия — это удивительная страна, там — поразительная ситуация; да — коррупции много, через край; да — откаты; да — преступность, да — бедность и чиновный произвол, и плохие дороги, и воровство, не имеющее меры и границ. Но это — баснословно богатая страна. Они богаты не только недрами, но и талантами. И еще есть у них нечто, чего нет у других. Немцам я этого никак объяснить не могу, они это слово «кураж» совсем иначе понимают. Так вот: у русских есть, понимаете ли, этот русский «кураж» в национальном характере. Этот кураж у них — впереди воровства и впереди коррупции. Есть у них понятие «развести». Но это означает не просто ограбить, надурить, обворовать; это нужно сделать обязательно с выдумкой, с забавой, с азартом, художественно — чтобы было потом что вспомнить и о чем посмеяться. И к целям своим они тоже часто идут долгой и кружной дорогой только потому, что по пути за каждым зайцем гоняются, в азарте преследования порою и о главном деле забывая. До седых волос они сохраняют много от любопытного ребенка — в большей степени чем немцы: немцы с детства уже все знают лучше всех! А русским мало ума, расчета, здравого смысла, которого у них, кстати сказать, очень даже много; но им еще к этому и море эмоций требуется — независимо от масштаба события: банку ли консервов вскрыть на пеньке, или миллион долларов проиграть в казино; да хоть в тюрьму сесть! — лишь бы с шумом и грохотом, лишь бы с куражом! Странный народ и очень энергичный — и тут я с ними одной крови, да… Они кипят, кричат на всех углах, что ищут свой путь и, наверное, действительно его ищут, черт их побери! Во всяком случае, они хотят всего самого лучшего. Все что не лучшее — то у них дерьмо. У них даже поговорка есть типа: «Украсть — так миллион, любить — так королеву!». И вот за это лучшее они готовы платить. «Немеряно!», — как они любят повторять. Правда, и надуть могут точно так же «немеряно»: это я Вам со знанием дела говорю, да…
Так вот: именно это их стремление к совершенству меня и соблазнило окончательно. Нигде в Европе нельзя сегодня осуществить то, что делают русские. Например, они заказывают мне проекты на такие клиники, которых просто не существует еще нигде в мире. С технологиями и оборудованием по последнему слову науки и техники. Я уже давно столкнулся с такой проблемой: мы не успеваем готовить кадры под те уникальные комплексы, которые создаем! Для того оборудования, что мы поставляем, специалисты существуют в мире порой в единственном экземпляре! А русские сердятся: им подавай весь парад разом, все целиком, под фанфары, вместе со специалистами и с ключами от дверей новой клиники! — доктор Геллуни бегал по просторной мраморной веранде своего светлого дома, залитой розовым светом уходящего летнего дня, и глаза его то ли отраженным светом солнца горели, то ли собственным огнем. «Теперь это надолго!», — шепнула Аугусту жена Аббаса с улыбкой. Она явно любовалась мужем…
— Представьте себе: когда пришло сообщение о первой удачной трансплантации костного мозга в нашем онкологическом центре в Екатеринбурге, меня вызвал туда телефонограммой сам губернатор области. Это был праздник, какого я еще не видывал! Банкет! Губернатор целовал главврача, и лечащего врача, и меня, скромного проектировщика! И заявлял с трибуны на всю область, что скоро наступит день, когда ни один человек не умрет ни в одной больнице Екатеринбурга и Свердловской области: вот такую мы, дескать, создадим медицину! Между тем врачи в России и в той же Свердловской области получают зарплату меньше чем почасовая уборщица у нас в Германии, но у всех в зале были счастливые глаза: все верили тому, что говорит губернатор! Удивительный народ…, — Геллуни увидел вдруг перед собой улыбающиеся лица жены и гостя, и нахмурился:
