Ван Мэн - Избранное
Чжэн Бо глядела на небо и как будто не решалась заговорить.
— Ну, говори, — не выдержала наконец Ян Сэюнь.
— Я хочу послать Тянь Линю письмо, — сказала Чжэн Бо.
Сэюнь замерла.
— Я хочу попросить его, чтобы он больше не приходил ко мне, — продолжала Чжэн Бо, с мольбой глядя на Ян Сэюнь, словно не могла сделать этого без разрешения подруги.
— Что? Зачем?.. Он что, не нравится тебе?
— Нет, нравится.
— Вы поссорились?
— Нет.
— Он чем-нибудь обидел тебя?
— Тоже нет.
— Тогда почему же?
Чжэн Бо опустила голову.
— Я ничего не понимаю, но мне кажется, что так будет лучше.
Чжэн Бо сунула в руку Ян Сэюнь письмо, которое та должна была передать Тянь Линю…
Получив письмо от Чжэн Бо, Тянь Линь тут же позвонил ей и попросил ее прийти к нему в субботу. В этот день он тщательно побрился, надел свой лучший костюм, убрал в своем рабочем кабинете и накупил в соседней лавке фруктов.
Когда в кабинет вошла Чжэн Бо, он вежливо поздоровался с ней. Чжэн Бо села в новенькое кресло, с любопытством оглядывая комнату: ряды книжных полок, большой портрет Лу Синя на стене, письменный прибор и перекидной календарь на столе. Кабинет Тянь Линя был обставлен очень просто, и от этого на душе у Чжэн Бо стало как-то спокойнее. Она заметила, что Тянь Линь аккуратно подмел комнату, но сделал это не очень-то умело, вот и с плинтусов забыл пыль стереть.
— У тебя красивый кабинет, — сказала она.
— Благодарю за комплимент.
Они оба улыбнулись. Тянь Линь разговаривал с Чжэн Бо очень раскованно, как будто между ними ничего не произошло. Чжэн Бо было немного странно: неужели он пригласил ее только для того, чтобы шутить с ней и болтать без всякой цели? Поэтому она сразу спросила о главном:
— Ты получил мое письмо?
— Да. — Тянь Линь нахмурился.
— И тебе… было весело эти два дня?
— Нет. Но и страшного ничего не произошло.
— Ну и продолжай в том же духе.
Тянь Линь бросил на Чжэн Бо долгий взгляд: ему хотелось, чтобы образ Чжэн Бо надолго удержался в его памяти. Он знал, что, в будущем ему вряд ли представится случай вот так сидеть с Чжэн Бо. Потом он разлил чай и выложил на стол фрукты.
— Что это ты делаешь? — Чжэн Бо была удивлена таким приемом и, слегка покраснев, вынула из кармана куртки несколько бананов и сказала застенчиво: — Некоторые уже перезрели, ты будешь?
— Спасибо. — Тянь Линь взял банан, очистил его и съел, а потом, надев очки, сказал: — Письмо твое я прочитал, ты, может быть, права, спасибо тебе за откровенность…
Тянь Линь был на удивление спокойным, Чжэн Бо еще никогда не видела его таким. «Почему Тянь Линь так спокоен?» — невольно спрашивала себя Чжэн Бо, и ей стало не по себе.
Мало-помалу разговор у них наладился, они долго говорили о своих делах, о последних выпусках «Циннянь жибао».
Когда Тянь Линь провожал Чжэн Бо до дверей редакции, в актовом зале вдруг заиграла веселая музыка.
— Это служащие нашей редакции, — сказал Тянь Линь, — по субботам у нас всегда бывают вечера отдыха.
Чжэн Бо села на велосипед, помахала ему рукой, Тянь Линь подошел к ней и протянул ей руку:
— Давай на прощание пожмем друг другу руки.
Потом Тянь Линь повернулся и быстро пошел назад.
Слезы, которые он до сих пор старательно сдерживал, брызнули из его глаз. Он вернулся в кабинет, сел за стол и долго сидел неподвижно, обняв руками голову…
Когда перед Чжэн Бо завертелось колесо велосипеда, она вдруг вспомнила всю свою жизнь, и на мгновение ей почудилось, что она открыла в ней какой-то новый, неизвестный ей смысл. Почему Чжэн Бо не смогла принять дружбу Тянь Линя? Почему в душе у нее не было покоя? Почему она заставила страдать человека, которого так уважала и любила? Словно подгоняемый ее решимостью, велосипед уносил ее все дальше и дальше от Тянь Линя. Она вспомнила выражение страдания и муки на лице Тянь Линя в тот момент, когда он пожал ей на прощание руку, и ей вдруг стало плохо. Она слезла с велосипеда и, стиснув зубы, медленно пошла к школе пешком, ведя велосипед за руль.
На следующей неделе в понедельник Ху Мали не пришла в школу, а в обеденный перерыв Чжэн Бо позвали к директрисе.
Директор усадила Чжэн Бо в кресло, угостила чаем и дружески побеседовала с ней.
— Ху Мали пришла сегодня в школу? — спросила она спустя некоторое время.
— Нет.
— Тут вот какое дело, Чжэн Бо. Ко мне приходил человек из Комитета общественной безопасности, он сказал, что сегодня утром арестован опекун Ху Мали, священник Ли Жоцинь, он ведает приютом, в котором живет Ху Мали. Этот Ли Жоцинь оказался контрреволюционным элементом. Мне сказали, что во время ареста Ли Жоциня Ху Мали плохо себя вела, плакала, грубила нашим офицерам. Этот человек попросил разобраться с Ху Мали, выяснить, как она себя ведет, каков ее образ мыслей…
— Мне кажется, Ху Мали — хороший человек, — уверенно сказала Чжэн Бо, — но вот жизнь у нее несчастливая.
— Н-да, — задумалась директриса, — я так считаю: если Ху Мали не любит нас, то это потому, что мы не смогли перевоспитать ее, не смогли помочь ей побороть вредное влияние Ли Жоциня. После Освобождения прошло только три года, за такое короткое время перевоспитать человека трудно.
— Я думаю, Ху Мали уже на правильном пути. Она с нами и на Первомайскую демонстрацию ходила. Но в последнее время она немного отдалилась от нас, потому что ее опекун запретил ей дружить со школьницами.
— Мы должны сделать Ху Мали нашим другом. Сегодня после уроков возьми с собой кого-нибудь из класса и сходи с учителем Юанем к Ху Мали, мы ведь даже не знаем, как она там одна…
Чжэн Бо, Ли Чунь и учитель Юань отправились к Ху Мали. Довольно скоро они подошли к воротам старенького особняка, на которых висела обветшавшая вывеска: «Католический приют». У ворот приюта стоял солдат из войск общественной безопасности. Они сказали, что пришли к Ху Мали, и солдат, улыбнувшись, пропустил их. Первые же встретившиеся им во дворе приюта два худых оборванных мальчугана сказали, что Ху Мали и Ли Жоцинь живут в самой дальней постройке. Дойдя до задней стены приюта, они вошли в указанный мальчиками дом. Внутри было совсем тихо.
— Ху Мали! — крикнула Чжэн Бо, никто ей не ответил.
Они вошли в темную, сырую комнатку и увидели Ху Мали. Она лежала на кровати спиной к ним. Чжэн Бо снова окликнула Ху Мали, а Ли Чунь добавила:
— Смотри, учитель Юань пришел повидать тебя. — Ху Мали молча повернулась, встала и пристально оглядела гостей.
— Ху Мали, тебе нездоровится? — начал учитель Юань. — Сегодня ты не пришла в школу, все беспокоились…
Ху Мали не отвечала.
Молчание порой бывает невыносимым. Молчание Ху Мали тяготило всех присутствующих.
Ли Чунь подошла к Ху Мали и спросила:
— Что же ты не отвечаешь, Ху Мали?
— А что я должна говорить? — ответила она хриплым голосом. — Я не буду ходить в школу. Сегодня не пошла, завтра не пойду и потом тоже не пойду…
— Ху Мали, ты переволновалась, мы знаем. Отдохни и завтра приходи в школу. Арест контрреволюционного элемента Ли Жоциня тебя не касается. Ты — хорошая, прилежная ученица, тебе скоро школу кончать, перед тобой лежит светлый путь…
— Учитель, вы считаете, что дела наставника Ли меня не касаются? Что это значит? Правительство хочет уничтожить христианство в нашей стране?
— Конечно, нет.
— Тогда зачем арестовывать моего духовного отца?
— Если он занимался контрреволюционной деятельностью, значит, он должен понести наказание. А ты очистишься от влияния Ли Жоциня и станешь счастливой…
— Счастливой? — вскричала Ху Мали. — Да откуда вам знать, в чем мое счастье! Вам не понять, что такое быть круглой сиротой, не знать даже имени своих отца и матери. Меня с пяти лет приставили к тяжелой работе, я руки в кровь обдирала, стирая белье. А потом меня в тринадцать лет хотели выдать замуж за какого-то урода. Кто меня спас? Мой духовник! Он один заботился обо мне, согревал меня светом царства божьего, давал мне силы жить.
Потрясенные страстной речью Ху Мали, учитель Юань и его спутницы молчали. Немного успокоившись, Ху Мали продолжала:
— Спасибо вам, учитель Юань, спасибо тебе, Чжэн Бо, спасибо, Ли Чунь. Прошу вас, пожалейте меня, пойдем вместе в Комитет общественной безопасности и попросим, чтобы моего духовного отца отпустили.
Чжэн Бо взяла Ху Мали за руку и стала гладить ее. В глазах у нее стояли слезы. Тихим голосом она сказала:
— Успокойся, пожалуйста… Ты ошибаешься… Подумай сама: разве в твоих прошлых мучениях виновата Коммунистическая партия? Я сама начала трудиться в пять лет, моего отца задавили пьяные американские солдаты… В старом обществе многие дети были несчастны, но теперь у нас началась новая, счастливая жизнь… А Ли Жоцинь не позволял тебе дружить с нами, жить полноценной жизнью, он калечил тебя духовно, он враг тебе…
