Катрин Панколь - Белки в Центральном парке по понедельникам грустят
— И что же вы выиграли?
— Поездку в Пор-Навало. Мы тогда поехали вместе с родителями. Я была так рада, что могу подарить им эту поездку! Три дня сплошного ничегонеделания. Так было замечательно! Вы бывали в Пор-Навало? В бухте Морбиан? Сто двадцать километров от Нанта, сто тридцать от Кемпера, четыреста шестьдесят от Парижа.
— В первый раз слышу.
«Не говоря уж о том, что меня воротит от гогота чаек и вонючих водорослей», — прибавил Шаваль про себя.
Рот у него невольно скривился в гримасу отвращения.
«Можно будет туда поехать в свадебное путешествие, — мечтала меж тем, краснея, Дениза. — Будем любоваться закатом над заливом. В порт будут одна за другой возвращаться яхты. Белые паруса заскользят вниз, реи и люки затянут желтой клеенкой. По затылку у нас будет пробегать холодок от свежего, ядреного морского бриза. Он обхватит меня за плечи крепкой рукой, прижмет к себе и шепнет: «Смотри, чтобы тебя не унесло!» Вид у него при этом будет серьезный, у меня вырвется тихий стон, и я прильну к нему всем телом. Никогда меня от тебя не унесет, любимый», — обещала она про себя.
Шаваль дождался, пока стемнеет, подвинулся к своей спутнице чуть поближе и осторожно обвил ее рукой за плечи. У Денизы закружилась голова.
Они долго сидели неподвижно. Народу на ступеньках почти не осталось. Несколько парней с гитарами, влюбленные парочки. «И я как они, — подумала Дениза Тромпе. — Наконец-то я как все!..»
— Вы довольны? — снова спросил Шаваль.
— Еще бы! — вырвался у Денизы счастливый вздох.
— А завтра во сколько закат?
— В двадцать один двадцать три.
— Вы и в самом деле умница! — Он дотронулся до ее мочки.
Неземное наслаждение!..
Шаваль прижал ее крепче и представил себе дивные формы Гортензии.
— Брюно… — осмелев, шепнула Дениза.
— Что?
— Мне так…
— Тише, Дениза. Давайте помолчим. Такие минуты покоя и красоты лишними словами только испортишь.
Она умолкла, стараясь запечатлеть в сердце все оттенки счастья, которыми играло и переливалось это чудесное мгновение.
Внезапно Шаваль вскочил как на пружине и принялся хлопать себя по карманам.
— Господи! Ключи! Куда я девал ключи?
— Точно нет в карманах?
— Днем они были на месте, я точно помню. Когда я заходил к вам в кабинет…
«Тогда она высвободилась из его мужественных объятий. Его плечи и грудь, казалось, принадлежат изваянию работы Бернини, твердые бицепсы — матросу, который целыми днями ворочает парусами. Кожа у него было умопомрачительно нежная, как чашка густого молока, свежего, еще чуть дымящегося…»
— Надо вернуться к вам на работу! Иначе я разбужу мать, ведь я вернусь поздно, а это так вредно для ее здоровья…
— Но ведь мы только присели… Я думала…
Она думала, он поведет ее ужинать в один из туристических ресторанчиков, на которые она заглядывалась воскресными вечерами, когда они ходили с родителями гулять. Изредка, когда им становилось чуточку полегче на душе и на горизонте тусклой, унылой жизни вдруг ненадолго забрезживал огонек надежды, они выбирались с кладбища Пер-Лашез и поднимались до самого Монмартра. И Дениза втайне лелеяла надежду, что сегодняшняя прогулка станет своего рода ностальгическим паломничеством, в котором память о родителях будет символически соседствовать с мыслями о Брюно.
— Пошли! — приказал Шаваль тоном римского полководца, привыкшего командовать. — Идем обратно к тебе на работу, мне надо забрать ключи, абрикосинка моя золотистая!
От этой простой уловки — обращаться к ней то на вы, то на ты, — его спутница совершенно теряла голову. А «золотистая абрикосинка» добивала ее окончательно.
«Он вытянул руку, ухватил ее за ворот пальто и грубым, властным рывком привлек к себе. Она вскрикнула — и снова у нее вырвался крик, когда он впился зубами в ее нежную шею. Сладкая боль!.. Он прижал ее к себе еще крепче, изнемогая от страстного желания провести обеими руками по ее атласной коже, ощупать каждый изгиб ее великолепного тела…»
— Да-да, — прошептала она, и они принялись ловить такси, чтобы поскорее добраться до авеню Ньель.
У Шаваля был наготове хитроумный замысел.
За последние несколько дней потеплело, и Пищалка, осмелев, все чаще стала одеваться в наряды с глубоким вырезом. В ложбинке на ее чахлой груди Шаваль углядел ключик на золотой цепочке: простой, серый, неброский по сравнению с остальными золочеными подвесками. Как-то вечером, под конец рабочего дня, он приметил, как она украдкой сняла цепочку и заперла этим ключиком ящик стола.
Ясное дело, решил Шаваль, ключик-то не последней важности. Но не мешает перепроверить. К тому же перезрелый аромат Пищалки и весь этот закат ему уже порядком надоели. Пора сниматься с места.
В контору они вошли уже сильно за десять вечера. В квартире Рене и Жинетт свет не горел: должно быть, спят. Вот и отлично. Никто не нагрянет.
Дениза набрала код, чтобы отключить сигнализацию. «1214567», — приметил Шаваль. Пригодится.
Она достала из сумочки связку ключей и принялась одну за другой открывать двери.
— Свет не зажигайте. А то подумают, что забрались воры.
— Да ведь мы ничего дурного не делаем, — возразила Дениза.
— Я-то понимаю, но что люди подумают? Вообразят невесть что, вызовут полицию… Вас это погубит! Вы же знаете, как всем повсюду мерещится дурное!
Она вздрогнула и отшатнулась. Шаваль почувствовал, что ее решимость слабеет, и резко притянул ее к себе.
— Мы и вправду не делаем ничего дурного, абрикосинка моя золотистая…
Шаваль шел вслед за Денизой по коридору, раззадорившись при одной мысли о предстоящем злодеянии. Как все обтяпать?.. Риск велик. Главное — чтобы она не заподозрила, что ему просто нужен ключ. По спине у него пробежала дрожь, и он даже ощутил некое эротическое возбуждение. Цель уже совсем близко! В темноте он почти не видел Денизу и без труда представил себе вместо ее лица лицо Гортензии. В памяти снова встали ее длинные ноги, стук каблучков по мостовой, жгучее кольцо, сжимавшее его плоть… Не удержавшись, он тихонько вскрикнул и изо всех сил прижал к себе Пищалку. Запустив руку ей в волосы, грубо откинул ей голову назад и жадно потянулся к ее губам.
— Не здесь! Не сейчас! — заверещала та, отворачиваясь.
— Что? Вы не даетесь? Я уже сколько месяцев изнываю!..
— Не здесь! — повторяла она, вырываясь.
— Ты моя, Дениза. Ты сама этого еще не знаешь, но ты моя…
Шаваль провел пальцем по ее коже от шеи вниз и словно невзначай коснулся ключа на цепочке.
