Вячеслав Недошивин - Прогулки по Серебряному веку. Санкт-Петербург
45
Тогда Анненков сделал сразу даже два портрета-наброска Ахматовой. Один - тушью и черной акварелью, другой - гуашью. Про первый Е.Замятин напишет: «Траур волос, черные четки на гребнях», а Л.Чуковская скажет, что он «является знаком всей поэзии Ахматовой». Второй же портрет Ю.Анненков закончит в эмиграции и через много лет пришлет Ахматовой его фотографию. А вообще, в те годы она позировала нескольким художникам. До революции Савелию Сорину на его квартире (канал Грибоедова, 83), в 1922 г. ее в своем доме рисовала З.Серебрякова (Никольская, 15), тогда же ее рисовал К.Петров-Водкин в своей мастерской (18-я линия, 9) и в том же году - Лев Бруни. Он свой знаменитый акварельный портрет создаст в гостях у Ахматовой (Фонтанка, 18), в доме, о котором я уже рассказал.
46
Тогда же скажет П.Лукницкому о Есенине: «Он плохой поэт. Он местами совершенно неграмотен. Я не понимаю, почему так раздули его... Он был хорошенький мальчик раньше, а теперь - его физиономия! Пошлость. Ни одной мысли не видно... И потом такая черная злоба. Зависть...» А после самоубийства поэта в декабре 1925 г. заметит: «Он страшно жил и страшно умер... Как хрупки эти крестьяне, когда их неудачно коснется цивилизация... Но чем культурнее человек, тем крепче его дух, тем он выносливее...» Кстати, не считала, что Есенина «загубили приятели»: «Он сам плодил нечисть вокруг себя. Клюев же не поддался такой обстановке!..»
47
Они заведут так называемую «разговорную книжку», в которой будут писать друг другу записки. В ней, еще в мае 1923 г., Пунин запишет: «Ан., родная. Ноченька. Я не могу больше так. Обещай мне, что больше никогда не будешь ездить в Мариинский театр и видеть М.М. (Циммермана. - В.Н.). Если не можешь - напиши...» А Ахматова позже и по другому поводу напишет в этом блокноте: «Сегодня наконец К.М. (Котий-мальчик, так она звала Н.Пунина. - В.Н.) предложил мне конституцию (видеться понедельник, четверг, субботу вечером). Предложение принято. Ахм.
48
Накануне принятия постановления ЦК нарком просвещения Луначарский напишет знаменитые «Тезисы о политике РКП в области литературы». «Гораздо более спорным, - напишет в них, - является вопрос о ныне живущих старых писателях, обладавших в прежнее время порою довольно большой литературной известностью... В этой группе сменивших вехи писателей вряд ли можно найти хоть одного, который действительно сознательно делал бы свое литературное дело во имя революции. Можно сказать с уверенностью, что если бы дать им полную свободу слова, полную гарантию безопасности за все, что они ни писали бы, то из-под их пера вышли бы ужасающие нападки на весь наш строй и быт, которые, конечно, им самим субъективно казались бы самой настоящей художественной правдой». Эти слова - и про Ахматову. Так что фраза хорошо осведомленной М.Шагинян вряд ли была случайна. Шагинян знала, что делается и что планируется в коридорах власти.
49
До того как стать ректором, А.Н.Бекетов жил с семьей хоть и в университете, но в здании «Двенадцати коллегий», в профессорской четырехкомнатной квартире, выходившей окнами в сад, который тянулся вдоль всего здания университета. Вход в квартиру на четвертом этаже был, как писала тетка поэта, «со двора, в конце университетской галереи».
50
У бабки А.Блока по матери - Елизаветы Карелиной-Бекетовой, была сестра Александра, которая вышла замуж за М.Коваленского. У них, в свою очередь, было три сына и три дочери, одна из которых, Ольга, выйдет замуж за москвича М.С.Соловьева - сына знаменитого историка С.М.Соловьева, автора двадцатидевятитомной «Истории России с древнейших времен» и ректора Московского университета. Таким образом, родившийся у молодых Соловьевых сын, внук историка, названный в честь деда Сергеем, стал троюродным братом Блока. У троюродных братьев будет много общего. Во-первых, их деды будут ректорами двух главных университетов страны. Во-вторых, оба брата станут поэтами. А в-третьих, и Блок, и Соловьев еще в юности подружатся с третьим поэтом - Андреем Белым (Борисом Бугаевым). Более того, Сергей Соловьев и Андрей Белый не только в детстве будут жить в Москве в одном доме (Арбат, 55), где Александр Блок и познакомится с обоими, но и женятся впоследствии на родных сестрах Тургеневых.
51
Ахматова, хорошо знавшая Блока, много позже в Ташкенте, в эвакуации, скажет, вспоминая: «У него (у Блока. - В.Н.) была красная шея римского легионера...»
52
Дуэль предположительно была назначена на 10 августа 1906 г. Вызов Блоку привез в Шахматово друг Андрея Белого - Лев Эллис. Но поединок расстроила Люба. Она сказала гонцу, что у них с мужем секретов нет, а когда Эллис выложил им причину своего приезда, именно она «пристыдила его», посмеялась, а потом просто усадила обедать. «К концу обеда, - вспоминала, - мой Лев Львович сидел уже совсем прирученный, и весь вопрос о дуэли был решен... за чаем. Расстались мы все большими друзьями...» Андрей Белый напишет потом, что Эллис, вернувшись из Шахматова, передал ему «недоумение Блока по поводу вызова», а потом заверил Андрея Белого, что Блок на самом деле хороший, что он «приютил его на ночь, а ночью пришел к нему в комнату, сел на постель и беседовал... О себе, обо мне и о жизни...». Так закончилась первая дуэльная «история» между вчерашними друзьями. Ровно через год - в августе 1907 г. - уже Блок будет угрожать дуэлью Белому...
53
Не самую достойную роль в любовном треугольнике Блока, его жены и Андрея Белого играла З.Гиппиус. Даже из Парижа, куда скоро уедет А.Белый, она 16 мая 1907 г. напишет ему про Л.Менделееву-Блок: «Если бы вы оставили мысль “завоевать” ее, вырвать оттуда и увезти вон, - это бы значило предать свое царство любви... “Завоюйте” Любу тихой твердостью, без лжи и приспособления, возьмите ее оттуда и приезжайте к нам в Париж. Что будет дальше - будет видно, это не конец борьбы, но это первый необходимый шаг к чуду в атмосфере царской любви...» Странная роль - роль почти сводни. А ведь Гиппиус, во-первых, была невысокого мнения о жене Блока. В феврале 1908 г. напишет Белому о ней: «Она сначала была некрасивой дочерью (не она лично) знаменитого Менделеева, затем прекрасной дамой (не она лично), затем женой Блока (не она лично), тоже знаменитого. Затем бы перешла к вам, опять к Андрею Белому. А она - все помощница, сама ничто и дела никакого. Все выкрутасы - бунт. А исковерканные “безобразы" оттого, что она ломает себя, внутри хорошее в себе как бы задавливает. И вас боится, как свидетеля хорошего...» Ну а во-вторых, все это писалось З.Гиппиус, когда она и ее муж Д.Мережковский самым тесным образом дружили с Блоком, принимали его у себя, восхищались его стихами, уверяли его в своей искренности и откровенности и того же, заметьте, требовали от поэта... Впрочем, у Мережковских это было, кажется, в крови. Ведь и сестра З.Гиппиус, Т.Гиппиус, не раз брала на себя в этой истории роль лукавой «наперсницы-провокаторши» А.Белого. Тому есть много примеров, да приводить их скучно...
