Юрий Поляков - Гипсовый трубач
— И вы расстались? Из-за одного слова? Эту историю вы хотели мне рассказать? — скривил губы автор «Сумерек экстаза», страдая от одиночества и скисшей подливы.
— Нет, другую… После этого к Люське больше не забегал. А вот почему рассталась Юлия с отцом ребенка?
— Пусть тоже расстанется из-за пустяка, глупого слова…
— Дорогой коллега, если вы хотите стать сценаристом, запомните: из-за пустяка расстаются в жизни. В кино, как и в криминалистике, должен быть серьезный мотив!
— Мотив? Может, он к ней, ну… охладел, что ли?
— Как Земфира к Алеко?
— Примерно, — кивнул писодей, вспомнив про Наталью Павловну, страстно обещавшую по телефону: «Жду, жду, жду!»
— Кокотов, о чем вы сейчас думаете?
— О мотиве! — твердо ответил писатель, продолжая мучительно соображать, куда же могла исчезнуть Обоярова.
— А вы никогда не задавались вопросом, почему Земфира охладела к Алеко, а не наоборот?
— Земфира? Она… К ней нельзя охладеть!
— Правильно, коллега, правильно! И наша Юлия не такая! Она из тех сложных и возвышенных женщин, в наготу которых не веришь до последнего момента, да и после момента тоже не веришь, хочется убеждаться вновь и вновь…
— Но тогда почему Максим ее бросил?
— Какой Максим?
— Мы решили, что отца ребенка зовут Максим.
— Лучше — Виталий.
— Но ведь я…
— Не надо лишних слов! Давайте рассуждать: он у нас кто?
— Не знаю, — пожал плечами писатель.
— А вот я знаю: он олигарх, пусть даже районного масштаба. Помните, на заре перестройки была такая повестушка «ЧП районного масштаба»? А потом еще и фильм сляпали! Серега Снежкин. Я заканчивал ВГИК, а он как раз поступил. Лихой, я вам скажу, фильмец. Помните?
— Помню, — сухо отозвался писатель.
(Кокотов, сказать по совести, не любил автора этой повести Юрку Полякова, с которым однажды в хлам напился в нижнем буфете Дома литераторов, а потом долго обнимался в знак вечной литературной дружбы. Андрей Львович сердечно считал его бездарным конъюнктурщиком и удачливым приспособленцем.)
— Кстати, как его зовут?
— Кого?
— Нашего олигарха.
— Вы же сказали: Виталий.
— Да, но я назвал его так до того, как мы решили, что он будет олигархом.
— А это меняет дело?
— Решительно! Думайте!
— Семен?
— Нет, это имя для дамского портного.
— Марк?
— Вы еще скажите: Хаим!
— Может, Борис?
— Да, Борис. Это хорошо. Теперь зададимся вопросом, как он стал олигархом?
— Заработал, наверное…
— Ну конечно, купил в переходе у фарцовщика джинсы, потер пемзой, потом удачно перепродал — и так до тех пор, пока не скопил на Тюменский нефтяной консорциум!
— Тогда — украл?
— Нет, нам не нужен бандит в смокинге, наша Юлия не может полюбить такого!
— Значит, удачно женился.
— Умница! Папаша невесты, в прошлом опытный аппаратный мерзавец, сжег партбилет, как Марк Захаров, и принял демократию как родную. Он крутился возле вечно пьяного Ельцина и отхватил себе, скажем, алюминиевый комбинат. Нет, целую отрасль. Допустим, медеплавильную…
— Подождите, я уже ничего не понимаю, — автор «Заблудившихся в алькове» схватился за голову. — Если Борис женился на дочери партократа, при чем тут Юлия?
— Объясняю: прежде чем жениться на дочери партократа, наш будущий олигарх сделал Юльке ребенка. Ясно? Или хотите подробностей?
— Не хочу!
— А вот я как будущий постановщик очень хочу подробностей, и по возможности мелких! Где Боря с Юлей познакомились? Кто они вообще?
— Может, однокурсники? — предположил писодей.
— Неплохо!
— Но тогда зачем вам мой «Гипсовый трубач»? Или он нам вообще теперь ни к чему? — с обидой спросил Кокотов.
— И не надейтесь! Гипсового трубача я вам не отдам. Нет! Он будет у нас стоять… будет стоять, как и у вас, в пионерском лагере, но опустевшем, осеннем… Там живут студенты. Они приехали на картошку, спят в детских кроватках под короткими одеяльцами, дурачатся… Но это уже взрослые люди с проснувшимися телами и пробуждающимися сердцами. Вы ездили в юности на картошку?
— Ездил.
— Ну и как?
— Я сильно простудился. И меня отправили домой.
— Какой же вы кисляй все-таки! А у меня самые лучшие воспоминания остались от тех времен! В сельпо продавались трехлитровые банки «белого крепкого», закатанные, как компот, жестяными крышками. А свежее бескорыстье горячего девичьего тела?! Проголодавшись, мы пекли в золе только что собранную в поле картошечку, пили вино из алюминиевых кружек, переглядывались, напоминая друг другу о случившейся нежности, и пели под гитару:
Вечер бродит по лесным дорожкам.
Ты ведь тоже любишь вечера.
Подожди тогда еще немножко,
Посидим с товарищами у костра…
Именно там, на картошке, и зарождается любовь наших героев. Ах, как я это сниму! Малиновые осенние закаты, рябиновые грозди, случайные взгляды, внезапные касания, первый поцелуй, пахнущий дымком и дешевым вином… Все это мы возьмем из вашего «Гипсового трубача». А на последнем курсе Юлия и Борис решают пожениться. И вдруг к ним в группу переводят девицу, дочь того самого разбогатевшего при Ельцине партократа. Как мы ее назовем? Думайте, мне нужно имя разлучницы!
— Ирина?
— Нет. Ирина не может быть разлучницей. Ирина — это строгая жена, бьющая мужа по щекам.
— Виктория?
— Теплее.
— Ксения?
— Да, именно — Ксения! Она приезжает в институт на роскошной машине. Марка?
— «Крайслер»? — покраснев, предложил автор «Кандалов страсти».
— Дорогой мой, наша история начинается в те времена, когда подержанная «тойотка» с правым рулем казалась «Роллс-Ройсом». И вот наш Борис идет в институт, предвкушая встречу с Юлией, но вдруг замечает у ворот сумасшедшую тачку. Из нее выпархивает Ксения — загорелая девушка с молодой грудью, устремленной в прекрасное завтра. Конечно, проще сделать ее богатой дурнушкой, знаете, такой накрашенной игуаной от Диора. Но это, коллега, будет поддавком. А искусство не терпит поддавков! Нет, Ксюша у нас привлекательная, даже неглупая, но она из тех девиц, у которых в лице то же самое, что и в трусиках. По молодости это даже мило — заводит с полоборота, но с возрастом превращается в бедствие. У меня была одна такая подружка. И знаете, где она больше всего любила?..
— Меня это не интересует! — ответил писодей костяным голосом.
— Понимаю. Поговорим о Боре. Он у нас кто? Из какой семьи? Скорее всего, Боря честолюбив и беден…
— Как Лева?