Ивлин Во - Офицеры и джентльмены
Бой, подготовленный для приезжего генерала, должен был представлять собой штурм небольшого блокгауза, расположенного приблизительно в двадцати милях к западу, – ближайшего к Бигою неприятельского поста на второстепенной дороге, ведущей к побережью. Гарнизон атакуемого объекта состоял из роты хорватских националистов, в обязанности которых входило патрулировать вдоль плохо определенных границ освобожденной территории и выставлять часовых у мостов в этом районе. Во всех отношениях это был удобный объект для задуманного представления; объект был удобно расположен и для наблюдателей – в небольшой долине с лесистыми склонами по обеим сторонам.
Генерал обратил внимание на то, что фронтальный штурм в дневное время не является нормальной партизанской тактикой. «Нам понадобится поддержка авиации», – сказал он.
По этому вопросу де Сауза составил длинную радиограмму. В том, что королевские военно-воздушные силы согласились выделить для атаки этой незначительной цели два истребителя-бомбардировщика, проявилась мера нового престижа партизан. Осуществление штурма было поручено двум бригадам армии национального освобождения. В бригадах насчитывалось по сто солдат в каждой.
– Я думаю, – сказал де Сауза, – нам лучше называть их ротами. Не будут ли бригадиры возражать против снижения их чина до капитана на день или два?
– В народных антифашистских силах мы не придаем значения таким вещам, – ответил комиссар.
Генерал оказался не столь покладистым.
– Они заслужили свое звание на поле боя, – напомнил он. – Численность бригад сократилась только из-за понесенных нами больших потерь. И потому еще, что поставки оружия нашими союзниками были очень скудными.
– Да, – согласился де Сауза. – Я-то, конечно, понимаю все это, но нам не следует упускать из виду того, как все это может повлиять на наших высокопоставленных наблюдателей. Они намерены прислать сюда и журналистов. Их корреспонденции будут первыми сообщениями очевидцев из Югославии, и они появятся в прессе. Использование двух бригад против одной роты плохо выглядело бы в глазах читателей.
– Это надо обдумать, – согласился комиссар.
– Я советую, – сказал де Сауза, – бригадиров оставить в прежнем чине, а их части называть ударными силами. Я думаю, это произвело бы впечатление. «Оставшиеся в живых после шестой атаки».
Де Сауза прибыл с мандатом, к которому генерал и комиссар отнеслись с уважением. Они доверяли ему и относились к его советам с вниманием, которого не оказали бы ни Гаю, ни даже бригадиру Кэйпу, фактически, даже ни генералу Александеру[115], ни мистеру Уинстону Черчиллю.
Гая никогда не приглашали на эти совещания, которые проводились на сербскохорватском языке без переводчика. Его не информировали и о переговорах в Бари. Все радиограммы де Сауза получал лично и в зашифрованном виде. Все утренние часы, проводимые им в постели, он посвящал чтению радиограмм и лично зашифровывал ответы. Гаю он передал все местные заботы и хлопоты по подготовке к предстоящему визиту. Как и предсказывал де Сауза, партизаны подобрели и стали более сговорчивыми. Они раскрыли перед ним тайну секретных запасов имущества, реквизированного в домах сбежавшей буржуазии, мебель чудовищного немецкого стиля, но добротно сделанную. Тяжелые вещи внесли в дом дюжие партизанки. Комнаты деревенского дома преобразились в духе, оказавшем гнетущее впечатление на Гая, но вызвавшем восторг у вдов, которые полировали и сметали пыль с мебели с усердием церковных служек. Один из сотрудников штаба был произведен в ранг церемониймейстера. Он предложил Vin d'Honneur[116] и концерт.
– Он хочет знать английские и американские антифашистские песни, – перевел Бакич. – Мелодии и слова, чтобы девушки могли разучить их.
– Я не знаю никаких, – ответил Гай.
– Он хочет знать, каким песням вы учите своих солдат.
– Мы не учим их никаким песням. Иногда они поют о выпивке: «Эй, давай выкатывай бочку» и «Покажите мне дорогу домой».
– Он говорит, что ему нужны не такие песни. У нас тоже были такие песни при фашистах. Теперь их не поют больше. Он говорит, что комиссар приказывает петь американские песни в честь американского генерала.
– У американцев все песни про любовь.
– Он говорит, что в любви нет ничего антифашистского.
Позже де Сауза вышел из своей спальни с пачкой радиограмм.
– У меня есть сюрприз для вас, «дядюшка». Высокопоставленный офицер-наблюдатель будет и от нашей армии. В Казерте, очевидно, ввели правило для важных персон всегда путешествовать парами, причем янки ровно на одну звезду выше своего британского компаньона. Подождите и вы увидите, кто к нам пожалует. Я сохраню это в секрете в качестве подарка для вас, «дядюшка».
11
Йэн Килбэннок оказался первым журналистом, которого допустили в Югославию. Сэр Ральф Бромптон поручился за него перед Каттермоулом не только как за преданного делу, но и как за человека без предрассудков. Кэйп питал невысказанное, а в действительности и неосознанное убеждение, что пэр и член «Беллами», по-видимому, должен заслуживать доверия. Йэн выслушал все, что ему сказали, задал несколько умных вопросов и, не сделав ни одного замечания, заявил:
– Я просто осмотрюсь там, поговорю с людьми, потом вернусь сюда и напишу серию статей.
Он намеревался утвердиться теперь и на будущее как политический комментатор того сорта, которые пользовались престижем в конце тридцатых годов.
Во время своего пребывания проездом в Бари он был приглашен майором-алебардистом на обед в клубе. Будучи более непосредственным, чем Гай, Йэн сказал:
– Боюсь, что не расслышал вашего имени.
– Марчпоул. Грейс-Граундлинг-Марчпоул, если быть точным. Осмелюсь предположить, что вы знакомы с моим братом в Лондоне. Он там большая шишка.
– Нет. Не знаю такого.
Полковник Грейс-Граундлинг-Марчпоул, подобно генералу Уэйлу, мистеру Черчиллю и многим другим ревностным соотечественникам, становился в это время все меньшей и меньшей шишкой. Однако он не ощущал своего заката, а скорее испытывал триумф. Все складывалось так, как он задолго до этого предчувствовал. Каждый день он закрывал чье-нибудь досье. Составные частицы головоломки подходили друг к другу, и целое начинало обретать форму.
Краучбек, Бокс-Бендер, Магг, Каттермоул – фашист, нацист, шотландский националист, коммунист – все были частью единого ясного целого.
В это утро он передал в архив досье Краучбека.
Пока они сидели за обеденным столом, в комнату вошел бригадир Кэйп, вежливо пропустив вперед малоподвижного пожилого человека в форме генерал-майора, тощего, с серым лицом. Когда он, хромая и волоча ноги, подходил к столу, его единственный глаз был тусклым, а искалеченная рука протянулась к спинке стула, чтобы опереться на нее.
– Боже милостивый, – сказал Йэн, увидев его, – привидение!
В декабре 1941 года Йэн совершил переход морем до острова Магг на яхте «Клеопатра» с этим человеком, с человеком, склонным к диким шуткам и кровавым честолюбивым замыслам, полным неуемной энергии, торжествующим человеком, действия которого невозможно предсказать и встречи с которым Йэн всячески старался избегать.
– Бен Ритчи-Хук, – сказал майор Марчпоул, – один из самых больших оригиналов корпуса алебардистов. Ко мне он всегда относился без особого энтузиазма, и мы расстались с ним.
– А что с ним случилось?
– Его признали негодным к строевой службе, – ответил майор Марчпоул. – Единственное, что смогли подыскать для него, – это роль второй скрипки в качестве наблюдателя. Он будет в составе нашей группы, отправляющейся завтра вечером на ту сторону.
Группа, собравшаяся на аэродроме следующим вечером, якобы наносила официальный визит новому президиуму. Вместо одного независимого наблюдателя, как это было предложено и утверждено ранее, к партизанам теперь отправлялась довольно многочисленная компания.
Генерал Спейт, американец, по-прежнему был главной персоной в группе. Круглое суровое лицо генерала частично скрывалось под объемистой каской; он был весь перетянут множеством пластиковых ремней и увешан оружием, инструментами и сумками. Его сопровождал адъютант менее воинственной внешности, избранный на эту роль за способность говорить на сербскохорватском, и персональный фотограф, очень юный, очень подвижный карлик, к которому он обращался «мистер Снейфель». Ритчи-Хук был одет в шорты, форменную рубаху для тропических широт и пилотку с красной полосой. Его скудный багаж охранял денщик-алебардист, все тот же самый солдат Докинс, теперь потрепанный войной, как и его хозяин, служивший с ним в Саутсанде и Пенкирке, в Центральной Африке и в пустыне, куда только семимильные шаги Ритчи-Хука ни заносили его, шаги, которые с течением времени становились все короче и медленнее и которые стали теперь совсем неуверенными. Был там и лейтенант Пэдфилд. Свободная Франция также сумела протащить своего представителя. Остальные места в самолете заняли другие, неопределенного вида, фигуры: американцы, англичане и югославы. Среди них был Джилпин с поручением Каттермоула следить за происходящим, а также наблюдатель от военно-воздушных сил с задачей доносить об обещанном взаимодействии истребителей-бомбардировщиков. Только он и два генерала полностью и Джилпин частично были в курсе дела относительно предстоящего штурма.
