Владимир Кунин - Интердевочка
Итиро молча достал из пиджака бумажник, отсчитал семьсот пятьдесят «зеленых» и положил на стол. Потом вытащил из-под стола свой кейс, с которым приезжал ко мне на «хату» из гостиницы, положил его на колени, открыл и достал оттуда очень красивые часы, усыпанные маленькими алмазиками. И протянул их мне.
- Я все-таки рискую тебе подарить на память вот эти часы. Это последняя модель для очень состоятельных женщин. Гордость Японии.
Я не слышала, как сигналила Кисуля с улицы, как они с Гулливером открыли дверь своим ключом, не слышала, как они вошли в квартиру.
В комнате на всю катушку гремел «Шарп», а я лежала в горячей ванне со стаканом чистого виски в руке и приканчивала стоявшую рядом бутылку.
Я уже совсем плохо соображала, и поэтому, когда в дверях ванной появились Гулливер и Кисуля с теннисными ракетками в руках, свеженькие, еще не утратившие здорового возбуждения от игры на корте, от хорошей погоды, от общения с нормальными людьми, я только смогла приветственно поднять стакан и, глупо ухмыляясь, сделать глоток в их честь.
- Так-с… Это уже что-то новое, - сказала Кисуля.
- Семьсот пятьдесят баксов… - еле выговорила я заплетающимся языком. - Там… В кухне. На столе. Я их даже не трогала…
Гулливер оттолкнула Кисулю, влетела в ванную и вырвала у меня из рук стакан. Она выплеснула его в унитаз и туда же отправила остатки виски из бутылки. И остервенело стала вытаскивать меня из воды. Но в этом я ей помочь уже не могла…
- Жри, кретинка! - орала Гулливер и совала мне в нос яичницу. - Жри, идиотка!.. Алкоголичка! Пей кофе сейчас же!.. Ну надо же?! То она, как целка-недотрога, капли в рот не берет, а то вдруг нажралась ни с того ни с сего, как ханыга. Ешь!
Кисуля сидела в кухне напротив меня, на том самом месте, где утром пил чай с крекерами итиро кэнеда. Перед Кисулей лежали доллары и рубли, плоский электронный калькулятор, шариковая ручка и клочок бумаги.
- Ты просто обязана хоть что-нибудь съесть, - повторила Кисуля и взялась за карандаш.
Я сидела за столом, завернутая в махровую простыню, и меня трясло. Гулливер чуть не насильно впихнула в меня кусок яичницы, и мне тут же стало плохо. Я замычала, пошатываясь, встала из-за стола. Симка подхватила меня и потащила к унитазу. Меня вырвало.
- Очень хорошо! - кричала из кухни Кисуля. - Пусть травит, пусть травит!.. И рожу ей холодной водой умой, Симка!
Когда я совсем пришла в себя и ко мне вернулась способность соображать и двигаться, Кисуля пододвинула ко мне пачку советских денег и сказала:
- Забирай бабки. Здесь ровно две штуки.
- Что?!
- Ну, две тысячи рублей. Смотри… - она показала мне клочок бумажки. - Семьсот пятьдесят зеленых по три рубля - это две тысячи двести пятьдесят? Минус двести пятьдесят за «хату». Остается ровно две тысячи.
- Но почему по три, а не по четыре, как обычно?!
- Не хочешь - ищи валютчиков, сдавай сама.
Симка смотрела в окно, покуривала, пускала дым на улицу.
- Но мне же необходимо три тысячи… - растерялась я.
- Ты же сама говорила, что у тебя еще есть полторы дома. Вот и добавь тысячу из своих. Будет ровно три, - посоветовала Кисуля.
- Интересное кино… Что же ты меня так по-черному закладываешь, Кисуля?
- А ты хочешь, чтобы я у тебя взяла по четыре и отдала бы их по четыре? Это бульон из-под яиц. Ты будешь здесь косая в ванне плавать, а я свою шею подставлять?..
- Не ссорьтесь, девочки, - прервала ее Гулливер. - Бардак - он и есть бардак. Когда в стране официально действуют шесть единиц денежной системы - сам черт ногу сломит. Я лично думаю - все из-за этого.
- Какие еще «шесть единиц»? - Не поняла я.
- А считай! Рубли, которые ты получаешь на работе, - раз, чеки внешторгбанка, бывшие сертификаты, - два, инвалютный рубль для расчета с соцстранами - три, инвалютный рубль для капстран - четыре, чеки серии «Д» для «Березки» - пять, боны для моряков загранплавания - шесть!
- Но я-то тут при чем, девки?!
- Короче - берешь бабки? - усмехнулась Кисуля, чиркнула зажигалкой и сожгла бумажку с денежными расчетами.
- Куда денешься…
- Правильно, - похвалила меня Кисуля. - Теперь, девки, нужно точно, в деталях продумать всю операцию: папаша - деньги - нотариус. Чтобы он Татьянку не напарил. У меня такое предложение…
Подъезжая с отцом в такси к нотариальной конторе, я еще издалека увидела, как Гулливер в нетерпении выплясывает около машины Кисули.
- Давай быстрее! - закричала она мне. - Уже двух человек пропустили!..
Она буквально вытащила отца из такси:
- Давай, батя, шевели ногами!
На какое-то мгновение мне его стало безумно жалко, но тут он испуганно зашептал:
- Деньги… Деньги вперед!.. - и я перестала его жалеть.
Сунула ему конверт с тремя тысячами и поволокла к дверям.
- Посчитать бы надо… - задыхался отец, на ходу пытаясь заглянуть в конверт.
- Не боись, папуля! - зло сказала ему Гулливер. - Не в церкви - не обманут. Шевели ножонками…
В помещении нотариальной конторы была дикая очередь. Кисуля стояла во главе очереди у самой двери нотариуса и махала нам руками:
- Сюда, Танька! Быстрее!.. - она пихнула мне приготовленные бумаги: - все уже отпечатано. Двигай!
Я пропустила отца вперед, вошла в кабинет нотариусов и в последний момент услышала сзади старушечий голос:
- Чего же они без очереди-то?..
И в ответ - два хамских, базарных голоса Кисули и Гулливера:
- Кто «без очереди»?! Кто «без очереди»?! Совсем ослепла, карга старая? Ну, дает бабуля!..
Когда мы с отцом вышли из нотариальной конторы, Кисуля протирала лобовое стекло своей «семерки», а Симка сидела впереди, выставив свои длинные красивые ноги наружу.
- Порядок? - крикнула мне Кисуля.
Я помахала бумажкой со штампом и печатью.
- Садись, - Гулливер открыла мне заднюю дверцу, а Кисуля села за руль.
Отец все еще сжимал в руках конверт с деньгами и жалко смотрел на меня. Потом всхлипнул и произнес дрожащими губами:
- Доченька…
Я ничего не ответила и села в машину.
- Будь здоров, батя! - крикнула ему Симка и захлопнула дверцу.
- Не кашляй! - добавила безжалостная Кисуля.
И мы поехали. Я обернулась и увидела, как он открыл конверт и, озираясь по сторонам, пересчитывал деньги…
Глубоко проминая рыхлый сверкающий снег, к дому номер тридцать два медленно подполз совтрансавтовский грузовик «вольво» с громадным фургоном - АВЕ 51-15.
Из высокой кабины в сугроб выпрыгнул водитель в свитере и лыжной шапочке. На мгновение замер, прислушался и оглянулся на наш дом. На наши окна.
