Алексей Свешников - Кошка с Собакой
– Как то уж больно быстро начала она хозяйничать? – спросил я у кошки.
– Сверли быстрее. Я не могу долго это слушать.
Даже верные твари божьи и те подгоняли меня. Не было места в моей квартире, где бы меня не поджидали дрель, молоток или гипрок. В мой словарь уже навечно вошли такие слова как дюбель, стусло, шуруповёрт и мифический термин «заподлицо». Им я выражал несбыточную мечту об окончании ремонта. В моём личном пантеоне слов это приближалось к таким вершинам как «абсолют» и, может быть, даже «вечность».
– Надо стол здесь к стене привернуть на уголках.
Дальше начинается спор, какие должны быть уголки. Наконец, я не выдерживаю:
– Ты много понимаешь в уголках?
– Да!
– Ночью поставлю тебя «уголком» и проверю.
Естественно Света сразу же надула губы.
Этот диалог очень характерен. Он является шаблоном для сотен ему подобных. Уголок можно поменять на плинтус, или на испанскую кафельную плитку – суть не изменится.
Ремонт начался с туалета и ванной. Через три дня я взбунтовался и отказался участвовать в проекте как ручной привод Светиных фантазий. Вован сосватал мне каких-то не то туркменов, не то таджиков.
– Вова, а что наших нет?
– Не поверишь, но это большая проблема. И это я тебе ещё самых надёжных советую, уже давно работают, можно сказать – опытные люди.
Я их как увидел, так сразу подумал, что лучшее, что было для них – это советская власть. Без неё они пропадут. Нашёл сообразительного белоруса Гену, в качестве ответственного за качество, и за неделю они мне эту тему раскрыли. Белорус спросил меня, как я хочу, чтобы всё было. Я ответил, что хочу, чтобы всё было «заподлицо». Тот охуенно озадачился. И, чего уж там греха таить, сделали они в результате всё заебись.
Потом пришла очередь кухни. Это был самый тяжёлый момент. О завтраках пришлось забыть, днём выручали рестораны, а вот ужинать пришлось в сухомятку. Целых две недели животные тихонько выли, но деваться было некуда. Сидя вечером перед телевизором, кошка крыла Свету на чём свет стоит.
– Я не могу жить в такой квартире. Мне нужно дышать чистым воздухом! Чистым! А не этой строительной пылью! Во что превратили наше милое жилище? – патетически вопрошала она, обращаясь к нам с собакой.
– Во что? – удивлялась та.
– А мне очень нравится термин «наше милое жилище». Ведь, небось, своим помоешным кавалерам рассказываешь, что мы у тебя домработники, – сказал, подмигнув, я собаке.
– Вы всё хотите превратить в милую шутку? Ну что ж, продолжайте. Только, когда вам это надоест самим, на меня можете не рассчитывать!
– Отлично, – подытожил я. – Ремонт затеяли не мы, но спрос почему-то с нас!
– Я, между прочим, изначально была против этой Светы.
– Ну, скажем прямо, я тоже была не «за», – внезапно ударила меня в спину собака.
– Да вы что? Это-то здесь причём?
– Ещё устроит она тебе семейную жизнь, помяни наше слово! – взвилась кошка.
Видимо, мои шутки про кавалеров задели её кошачье сердце.
– Я что-то не пойму. Сначала вы мне мозги промывали, чтобы я остепенился. Теперь, когда, буквально наступив на горло собственной песне, я шагнул на зыбкую почву супружеских отношений, выясняется, что всё, что вы говорили до этого – херня! Зато есть этакий дуралей, который в очередной раз не внял советам умудрённых жизнью родственников, правда по хуй знает чьей линии, и он опять стал во всём виноват! Так, по-вашему, выходит?
– Ну-ну, кипяток, зачем так сразу называть вещи своими именами? Это не толерантно. Не в духе сегодняшней европейской моды.
– Идите вы на хер с вашими подъёбками, заумь шерстяная! Когда мне ещё говорить? Подождать пока Светик вернётся? При ней дебаты начать?
– Све-тик!
Кошка фыркнула от недовольства. Собака тоже поморщилась. И тут я сообразил в чём дело.
– А может вы приревновали?
Звери ошалело переглянулись.
– Типичная мания величия! – наконец подобрала нужное отображение своих мыслей кошка.
– Ага, комплекс Цезаря, – поддакнула собака.
– Час принудительных хозработ по уборке территории!
Это было всё, что я мог возразить.
А кипучая натура моей любимой супруги начинала поражать масштабами. Если бы ей довелось жить во время Хеопса, то пирамиды в Гизе явно прибавили бы в размерах. Конечно, при условии, что Хеопсом был бы я.
Внезапно ей понадобилось поменять цвет кухни, и это тогда, когда кухню уже вместе выбрали и заказали! Она клялась, что увидела новый цвет во сне, и теперь, как Менделеев, была полна решимости доказать всем и вся, что сон можно сделать явью. Конечно, всё станет «явью», если рядом есть такой безотказный спонсор как я. А на Свету было любо-дорого смотреть. Как будто только сейчас в её жизни появилось что-то стоящее! То, что можно разрушить, а потом воссоздать. Ренессанс на обломках моего былого блядства. Попытка перечеркнуть моё бесполезное, с её точки зрения, прошлое внушала уважение. Наверное, она свято верила, что таким образом спасает меня от себя, «себя» в смысле «меня». То есть, помогает забыть то, что было, и с оптимизмом смотреть в будущее.
Пока что я только смотрел на груду стройматериалов, ждущих, когда заботливые руки туркменских рабочих предадут ей очертания, как минимум, Тадж Махала.
Пунктуальный белорус начинал тихо ехать крышей от идей моей супруги. Всё бы ничего, но идеи эти рождались, когда было выполнено более пятидесяти процентов работ и для их воплощения приходилось рушить половину воздвигнутого. Туркмены, или кто они там были на самом деле, напротив, безропотно сносили все перепитии строительства. Даже пытались давать советы жене. Они явно были заинтересованы в затягивании сроков ремонта. Иногда мне очень сильно хотелось их придушить. Жена же, как женщина доверчивая, внимательно слушала, ни хуя ни понимая. И, слава Богу, если бы она хоть на секунду повелась на эти идеи новоявленных Растрелли и Воронихиных, то наша квартира превратилась бы в подобие юрты. Именно такие очертания должна была принять наша квартира, если следовать жестам туркменского бригадира.
Их бригадир – это отдельный разговор. Жертва ПВО. Сейчас поясню. Дело в том, что ещё в СССР он отслужил в армии. И придя туда, абсолютно не зная русского, приобрёл очень характерный «армейский» диалект. На нём и разговаривал, изрядно нашпиговывая свою речь словами своего языка, отчего та превращалась в народный эпос, о чём бы он в этот момент не говорил. Он же был единственным, кто из всей этой шайки умел писать по-русски, правда, своеобразно. Дело в том, что в ПВО таких вот, как он, определяли на очень важный и конкретный пост – наносить оперативные данные на большую стеклянную доску, именуемую «планшет». Вы, наверняка, видели такую в различных фильмах с милитаристическим уклоном. Но есть там один нюанс, дело в том, что писать на ней нужно, мало того, что справа налево, так ещё и в зеркальном отображении. Так как у обычных людей развивались на этой почве различные мозговые расстройства, то людей, русским письменным не владеющих, сразу учили писать так, как надо, то есть, наоборот. Это было и удобно, и с блеском доказывало, что армейская смекалка до сих пор является важным стратегическим фактором даже в эпоху превентивных ядерных ударов.
