Кадзуо Исигуро - Погребённый великан
— Перестань, Аксель, — прошептала Беатриса. — Нечего петь им колыбельные, они за это спасибо не скажут.
Она обратилась по-саксонски к одному из мужчин, потом к другому, но их настроения это не улучшило. Вокруг закипала возбуждённая перепалка, и чья-то собака, натянув поводок, пролезла в передний ряд и зарычала на них.
Потом окружившие супругов напряжённые фигуры вдруг обмякли. Голоса постепенно затихли, пока не остался лишь один, сердито кричавший что-то, пока ещё где-то в отдалении. Голос приблизился, и толпа расступилась, пропуская коренастого, безобразного человека, который прошаркал на свет, опираясь на посох.
Человек был довольно стар. Спина его была почти прямой, но шея и голова выдавались из плеч под совершенно нелепым углом. Тем не менее все присутствующие с готовностью признали его власть — собака и та перестала лаять и скрылась в темноте. Как бы плохо ни было у Акселя с саксонским, он понял, что ярость безобразного старца только отчасти относится к дурному обращению жителей деревни с чужестранцами: выволочка досталась им за то, что они покинули свои сторожевые посты, и на лицах, подсвеченных факелами, отразилось уныние, смешанное с замешательством. Голос старца брал всё новые высоты гнева, и собравшиеся, словно медленно припоминая что-то, один за другим стали возвращаться в ночную тьму. Но даже когда исчез последний, оставив в темноте лишь стук ног по приставным лестницам, безобразный старец продолжал изливать вслед ушедшим оскорбительную брань.
Наконец он повернулся к Акселю и Беатрисе и, перейдя на их язык, произнёс без тени акцента:
— Как можно позабыть даже это, ведь они только что провожали воина с двумя их собственными сородичами на подвиг, на который ни у одного из них не хватило мужества? Это стыд так укорачивает им память или просто страх?
— Айвор, они напуганы до смерти. Упади рядом с ними паук, они принялись бы рвать друг друга в клочья. Ну и жалкий же отряд выставили вы нам навстречу.
— Примите мои извинения, госпожа Беатриса. И вы тоже, сэр. В обычный день вам был бы оказан совсем другой приём, но вы же видите, что прибыли в ночь, полную ужаса.
— Мы потеряли дорогу к общинному дому, Айвор. Если бы вы нам её показали, мы были бы премного вам обязаны. После такой встречи нам с мужем не терпится оказаться под кровом и отдохнуть.
— Мне бы хотелось пообещать вам тёплый приём в общинном доме, друзья мои, но сегодня ночью невозможно предугадать, что взбредёт в голову моим соседям. Будет проще, если вы с мужем согласитесь провести ночь под моим собственным кровом, где, я уверен, вас не побеспокоят.
— Мы с радостью примем ваше гостеприимство, сэр, — вступил в разговор Аксель. — Нам с женой очень нужен отдых.
— Тогда, друзья мои, следуйте за мной. Пока мы идём, держитесь поближе ко мне и говорите потише.
Супруги шли в темноте за Айвором, пока не оказались у дома, который, хоть формой и напоминал остальные, был больше и стоял особняком. Когда они вошли под низкую арку, внутри оказалось полно густого дыма, который, хотя у Акселя и спёрло от него в груди, пахнул теплом и гостеприимством. В середине комнаты тлел очаг, окружённый ткаными коврами, звериными шкурами и мебелью из дуба и ясеня. Пока Аксель вытаскивал из котомок одеяла, Беатриса с благодарностью опустилась на низкий стул со спинкой и подлокотниками. Айвор же остался стоять у порога с озабоченным выражением на лице.
— Приём, который вам был только что оказан… мне стыдно думать о нём.
— Пожалуйста, не думайте об этом больше, сэр, — ответил Аксель. — Вы проявили к нам больше внимания, чем мы того заслуживаем. Мы только что видели, как отважные храбрецы отправились на опасную вылазку. Поэтому нам понятно, в каком ужасе пребывают жители деревни, и мы не удивляемся, что некоторые ведут себя глупо.
— Если вы, чужестранцы, так хорошо помните наши собственные беды, как может быть, чтобы эти глупцы успели их позабыть? Им объяснили так, что и ребёнок бы понял: любой ценой удерживать свои позиции на изгороди, от этого зависит безопасность всех жителей, не говоря уже о необходимости помочь нашим героям, если те окажутся у ворот с чудовищами, преследующими их по пятам. И что же делают эти глупцы? Стоит пройти мимо двум чужестранцам, как они начисто забывают приказ и то, зачем он был отдан, и кидаются на вас, как взбесившиеся волки. Я бы сам себе не поверил, да только эта странная забывчивость стала часто здесь случаться.
— В наших краях то же самое, сэр. Мы с женой много раз видели подобную забывчивость среди собственных соседей.
— Интересная новость, сэр. А я-то боялся, что эта напасть поразила только наши земли. И не потому ли, что я стар или что я бритт, живущий среди саксов, меня часто оставляют в покое, позволяя держаться за какое-то воспоминание, а все окружающие дают ему исчезнуть?
— Мы заметили то же самое, сэр. Мы и сами немало страдаем от хмари — так мы с женой стали её называть, — но всё же не так сильно, как те, что помоложе. Нет ли у вас объяснения этому, сэр?
— Я слышал много домыслов об этом, друг мой, в основном — саксонские суеверия. Но прошлой зимой к нам забрёл один странник и кое-что рассказал, и чем больше я думаю о его словах, тем больше доверия они у меня вызывают. Так, а это что такое? — Айвор, который так и стоял у двери с посохом в руке, развернулся с удивительной резвостью для такого кряжистого человека. — Простите своего хозяина, друзья мои. Возможно, это вернулись наши храбрецы. Будет лучше, если вы останетесь здесь и не станете никому показываться.
После его ухода Аксель с Беатрисой какое-то время сидели в креслах молча, закрыв глаза, исполненные благодарности за возможность отдохнуть. Потом Беатриса тихо спросила:
— Аксель, как ты думаешь, что Айвор собирался сказать?
— О чём, принцесса?
— Он говорил о хмари и о том, в чём её причина.
— Просто хотел поделиться случайным слухом. Но мы обязательно попросим его договорить. Этот человек достоин восхищения. Он всегда жил среди саксов?
— Мне говорили, что всегда, с тех пор как когда-то давно женился на саксонке. Никогда не слышала, что с ней сталось. Аксель, разве не прекрасно узнать причину хмари?
— Конечно, прекрасно, но не знаю, какая будет от того польза.
— Аксель, как ты можешь так говорить? Как ты можешь говорить такие бессердечные вещи?
— Да что такое, принцесса? В чём дело? — Аксель выпрямился в кресле и посмотрел на жену. — Я только хотел сказать, что от того, что мы узнаем её причину, она никуда не денется, ни здесь, ни в наших краях.
— Если есть хоть малая надежда понять, что эта хмарь собой представляет, это может нам очень помочь. Как ты можешь говорить об этом с таким безразличием?
