Леонид Жуховицкий - Колькин ключ
— От кого? — стала проверять девушка, повернув к нему конверт тыльной стороной.
— От Пантюховой Инны Михайловны, — сказал он и, еще не кончив фразу, понял, что несет глупость: откуда ей знать, что он здесь?
— Нет, — сказала девушка, — не от нее.
— Ну, тогда, значит, из Владимира, — уверенно предположил Коля.
Тут был резон, но очень малый: верный друг Лёшка знал все его адреса, однако писем не писал никогда.
— Нет, — повторила девушка и грустно, шевельнула губами — огорчилась за клиента. Поколебавшись, подсказала: — А из Горького не ждете?
— Вот это может быть, — сказал Коля, отворачивая лицо: он побледнел и сам почувствовал, что побледнел.
— Не ваше — отдадите, — сказала девушка, протягивая конверт.
— Само собой, — кивнул Коля, — но это, боюсь, мне.
Он отошел к измызганному чернилами столу, сел и принялся заполнять бланк перевода. Фамилия. Номер паспорта. Место постоянной прописки — вот смеху-то! — город Горький…
Коля вдруг отложил ручку и торопливо надорвал конверт. Но письмо вытаскивать, не стал, снова взялся за ручку. Ни к чему суетиться, сперва одно дело закончить.
Он вписал сумму прописью — семьдесят четыре руб. 00 коп. Строчка вышла кривая. Расписался. Вернулся к почтовой девушке, получил свои семь бумажек с мелочью и на вопрос, ему ли оказалось письмо, ответил бодро и как бы даже радостно:
— Мне, мне!
На улице, еще от двери не отойдя, вырвал письмо из конверта. От машинописных строк дохнуло роковым холодком казенной бумаги.
Коля бестолково завертел листки — не мог решить, с начала глядеть или с подписи. Руки тряслись, как у школьника.
Взгляд ухватился за обращение: «Здравствуй, папа!»
Ясно…
От этой ясности Коля словно бы обмяк, привалился спиной к стене, к грязноватой, в потеках, панели.
Ишь ты, выходит — папа!
Уже поспокойнее он перевернул последний листок. Дочка. Не сын, дочка.
Ну что ж, все законно. Как и быть должно. Она — дочка, он — папа.
Коля набрал воздуха, переждал дрожь в пальцах и начал читать подряд.
«Здравствуй, папа!
Ты, наверное, очень удивишься, получив это письмо. Но ничего сверхъестественного не произошло: стала перебирать всех, кто может о тебе что-нибудь знать, и «вычислила» дядю Лешу…»
Ишь ты… Коля скривился и сглотнул. Чего только не бывает! И сам он — папа, и Леша — дядя… Времена, что ли, меняются?
Он стал читать дальше.
«…Ну, а остальное просто. Нашла его адрес, написала, и он сразу ответил. Я была к нему несправедлива, а теперь поняла, что из всех твоих друзей он один оказался настоящим. Мы с Игорем к нему ездили, и он взял с меня слово, что, кроме меня, твой адрес никто не узнает. Разумеется, так оно и будет. Игорь — это мой друг, и я пишу тебе в связи с ним.
Я понимаю, что тебе надо побыть одному и прийти в себя, и не стала бы тебя тревожить, но у меня нет выхода. Мы с Игорем любим друг друга вот уже полгода. Мы почти не расстаемся и хотим не расставаться никогда. Посылаю тебе его фотокарточку, хотя она о нем говорит очень мало, потому что главное в нем это обаяние…»
Коля вновь сунулся в конверт — нет, карточки не было. Растворилась, что ли? Загадка! Ладно, значит, Игорь…
«…У него уже есть жизненный опыт, он до института два года работал, был женат, но теперь это, слава богу, позади, хотя и попортило крови нам обоим. Сейчас у него преддипломная практика, потом диплом. К этому времени мы должны уже расписаться и распишемся, потому что оба не мыслим жизни без этого. Ему очень нравится наш город, здесь ему предлагают работу, даже в двух местах, с этим проблем не будет. Но ни жилья, ни прописки, конечно, никто дать не может (он из Липецкой области). Но когда я об этом сказала матери, она неожиданно заявила, что категорически против нашего брака, что не доверяет Игорю и в любом случае его не пропишет. В ответ я просто проконстатировала тот факт, что квартира не ее, а твоя, куплена на твои деньги, и что я все-таки твоя дочь, а она всего-навсего бывшая жена. В общем, разговор вышел крайне неприятный, потому что она стала рассуждать о долге и порядочности, и мне пришлось прямо сказать, что эти темы ей лучше не затрагивать. Кончилось криками и даже попытками рукоприкладства (с ее стороны), хотя и безуспешными. Хорошо, что пришла Людка и кое-как нас разняла.
Через два дня мы восстановили дипломатические отношения, она сказала, что не хочет мешать мне жить по-своему, но не желает в сорок лет остаться без своего угла (между прочим, трехкомнатного!). Вот ее позиция: я имею право делать что хочу, но о прописке Игоря не может быть и речи. Я ей, разумеется, ответила, что мой муж будет жить со мной.
Сейчас у нас внешне все спокойно, но я ей не верю: по-моему, она просто хочет выиграть время. Она пытается настроить против меня Вовку и исподтишка внушает ему, что я хочу отнять квартиру у него (что конечно же абсолютная ложь, я Вовку очень люблю).
О ее личных делах писать не буду, они такие же, как всегда, лучше не стали. По-прежнему ее эгоизм отталкивает от нее всех людей. Но сейчас, мне кажется, она хочет форсировать события, быстренько расписаться (может быть, даже фиктивно) с одной серенькой личностью и поселить его у нас, а меня, Игоря и Вовку поставить перед свершившимся фактом. Как видишь, она не меняется — лишь бы ей было удобно, а остальные хоть вешайся. Но ваша с ней история меня многому научила, и в данном случае у нее номер не пройдет.
Я консультировалась с Людкиной тетей (она юрисконсульт на одном из предприятий, очень опытная), и она говорит, что, если за дело взяться с умом, у матери ничего не выйдет, потому что на всю квартиру у нее нет ни юридического, ни морального права и что суд всегда защищает интересы молодой семьи, потому что она перспективна в смысле детей. Но нужно вот что: было бы очень хорошо, чтобы ты написал мне письмо, где рассказывал бы про свои отношения с матерью, про квартиру, вещи, а также про все деньги, которые ты ей оставил на детей. Она теперь, правда, уже год работает кем-то в торговой фирме «Весна», но официальный оклад у нее девяносто рублей, и даже дурак не поверит, что наша семья живет на эти деньги. А самое главное, напиши, что согласен на прописку зятя Попадайченко Игоря Николаевича в своей квартире.
Папа, я тебя очень прошу, сделай это. Я знаю, что была к тебе недостаточно внимательна, но ведь теперь речь идет о счастье всей моей жизни. Кроме того, это касается и Вовки. Средний балл у него трояк, почти наверняка пойдет в армию, и надо, чтобы до его возвращения мать ничего не могла предпринять с квартирой в свою пользу.
Не удивляйся, что письмо на машинке. Дядя Леша на всякий случай назвал мне три города, где ты можешь оказаться, поэтому я попросила Люду перепечатать это письмо в трех экземплярах и теперь посылаю по всем адресам…»
Коля развернул последний листок и увидел фотографию, приклеенную за два уголка, наискось. Небольшая карточка, раза в два крупнее паспортной. Усики, галстучек, волосенки на пробор…
Углубляться в физиономию будущего зятя Коля не стал — торопливо дочитал письмо. Там и оставалось-то десять строк.
«…Как ты живешь? Я о тебе очень беспокоюсь. Напиши хоть что-нибудь.
Очень тебя прошу — с тем, о чем я написала, не задерживай. Просто очень прошу. Людкина тетя полагает…»
Абзац про тетю Коля промахнул, не читая. Полагает, и бог с ней. Она ведь юрисконсульт, вот и пусть полагает.
Дальше шло, как в лучших домах:
«…Целую тебя крепко.
Лариса.
P.S. Игорь передает тебе очень большой привет».
Коля сложил письмо и сунул в конверт. Привет от Игоря, задуманный, наверное, опытной теткой и размноженный Людкой в трех экземплярах, почему-то добил его совсем. Кривясь и хмыкая, он взял телеграфный бланк, резко, не дописывая буквы, накарябал адрес и мстительно бросил на голубую бумажку три слова: «Разбирайтесь сами. Папа». Заплатил полтинник, взял квитанцию и, выходя, так долбанул дверью, что какая-то бабуся, покрывавшая поздравительную открытку ровными красивыми строчками, подскочила, выронила ручку и истошно завопила:
— Да что же это делается?!
Но ушел Коля недалеко. И квартала не пройдя, он вдруг повернулся и бросился назад, чертя правой ногой нелепые полукружья: при беге подвернутая ступня все же давала себя знать..
— Девушка, — выдохнул он, — я тут телеграмму оставил…
Она мало что поняла, но бланк вернула.
— Только я ведь квитанцию выписала. Как же теперь?
— За тобой останется, — блекло улыбнулся Коля.
От сердца отлегло. Дочь все же. Какая ни есть, а дочь.
У почтовой девушки были свои заботы:
— Нет, так нельзя. Вы деньги заплатили. Чуть-чуть поторговались, и Коля уступил — на тот же полтинник придумал телеграмму Лешке: «Деньги получил. Держись. Николай».
Он с чувством поблагодарил девушку, да еще и от выхода, обернувшись, сделал ручкой. После чего прикрыл за собой дверь так деликатно, что и не скрипнула, — бабуся, проводившая Колю тревожным взглядом, вздохнула успокоенно.
