Денис Абсентис - Под другим углом. Рассказы о том как все было на самом деле
— Да уж, такое дело загубил. — процедил сквозь зубы Иосиф Аримафейский. — Я с таким трудом извлек его полуживое израненное тело до того, как фарисеи додумались поставить стражу у гробницы. Еще неделя — он бы подлечился, и весь Израиль бы уверовал в Его воскрешение. Так было трудно все организовать, такой прекрасный план был. И все напрасно?!
— Но ведь Он сам подал нам пример, — стал оправдывался предатель, — Он сам обвинял фарисеев, что те, оставив заповедь Божию, держатся предания человеческого. Что они тем самым отменяют заповедь Божию, чтобы соблюсти свое предание. Разве не Он сказал: «тщетно чтут Меня, уча учениям, заповедям человеческим»?
— Мерзки и ложны твои оправдания! — гневно воскликнул апостол Андрей. — Разве не говорил Он, что не нарушить Закон Он пришел, но исполнить? Но ты презрел требования Закона! И где теперь Господь, который должен был воскреснуть и вести народы бороться за Царство Его? Где Царь Иудейский? Он умер! Ты убил Его!
— Я делал все, как Он говорил, это же не Закон, это лишь предание старцев, установления Соломоновы, предписания Ниды, — слабым голосом пытался протестовать обвиняемый, — а Он сказал, что это не оскверняет человека и что не нужно… Ведь что отвечал Он на происки фарисеев, которые спрашивали: «зачем ученики Твои не поступают по преданию старцев, но неумытыми руками едят хлеб?» Ответил же тогда Господь: «есть неумытыми руками — не оскверняет человека».
Петр, наконец, закрепил веревку и молча стал затягивать петлю на шее предателя.
— Но я же не виноват, — продолжал жалко канючить Фома. — Он ведь сам просил: вложи да вложи пальцы в раны. Так что из того, что он потом умер от горячки? Моя-то в чем здесь вина? Он же сам нам говорил, что руки мыть не надо.
Атеист
И как много других таких же нечестивых бредней они рассказывают? Уран оскопляется, Кронос связывается и низвергается в тартар, титаны делают восстание, Стикс умирает в битве: даже и смертными они оказываются; влюбляются друг в друга, влюбляются в людей.
(Афинагор. Прошение о христианах, 21. II век)Осел сказал:
— Вот я тебя сейчас челюстью!
— Это как? — растерялся лев.
— Ты что ж, не читал святого писания? Там ясно сказано, что Самсон побил ослиной челюстью тысячу филистимлян.
— Ишь ты! Целую тысячу?!
— Ни больше, ни меньше. Ослиная челюсть — страшное оружие, если она в надежных руках!
— Покажи! — попросил лев. — Разреши, пожалуйста, я потрогаю!
Потом лев стоял над мертвым ослом, прижимая к груди его челюсть. «Да, — думал лев, — покойник был прав: в надежных руках ослиная челюсть — страшное оружие!»
(Феликс Кривин. Божественные истории)Гул возбужденной толпы перешел в громкий возмущенный ропот. Усталый путник остановился и сбросил с плеча тяжелую котомку.
— Что там происходит? — удивленно спросил он у идущего навстречу старика.
— Безбожник там проповедует, — проворчал старый Иоаким — Допрыгается, сын ехиднин. Забросают его сейчас камнями. И ученикам этого богохульника достанется. Ишь, додумались против закона Моисеева выступать!
Путник подошел ближе и втиснулся в толпу. Безбожник лет тридцати с горящими глазами и всклокоченной бородой возвышался над толпой, забравшись на самый верх горы, и смущал оттуда своими речами сердца людей.
— Книжники и фарисеи пользуются вашей доверчивостью. Они дурят вас! Каких только глупостей они не рассказывают! А вы верите в их сказки. Вы верите в то, что можно убить тысячу человек одной ослиной челюстью, но только свежей. Старая для этого не подойдет. Верите, что для напуска несчастий на Иерусалим лучший способ — сжечь огнем посреди города одну треть своих волос, вторую изрубить ножом, а третью развеять по ветру. Но это сработает, только если священник, готовящий себе пищу на человеческом кале, положит перед собою кирпич и начертает на нем имя города. Вы верите в говорящих змей и ослов и спите со своими ребрами. Ваш разум поврежден, потому и говорю вам притчами, ибо видя не видите, и слыша не слышите, и не разумеете.
Стоящие в стороне римские солдаты похохатывали и наслаждались театром. Те же, кто были из местных ауксилии, злились, но пока не подавали виду. Путник почувствовал азарт. Если толпа решит забить богохульника камнями, он тоже сможет поучаствовать.
— Думаете, ваша религия менее смешна? — внезапно повернулся в сторону римских воинов вошедший в раж безбожник. — Все, что говорят и чему учат ваши жрецы — это выдумки. Можно ли придумать что-то более безумное, чем ваши боги? Уран оскопляется, Кронос связывается и низвергается в тартар, титаны совершают восстание… И как много других таких же нечестивых бредней они рассказывают! Стикс умирает в битве: даже и смертными они оказываются; влюбляются друг в друга, влюбляются в людей. И это ваши боги? О неразумные! Вы даже простого сына человеческого, римского императора, почитаете за бога. Вы готовы поверить в любой вымысел. В то, что бог может умереть и воскреснуть. Что бог может полюбить человека. А если бы ваши жрецы рассказали вам, что боги произошли не от богов и людей, а, например, от людей и жертвенных голубей, вы бы, небось, и в такую чушь поверили? — безбожник не выдержал и сам расхохотался над своей шуткой.
— Богохульник! Атеист! Убить его! Забросать его камнями! — гудела толпа.
— Распять его! — влились в рев толпы крики римских ауксилии.
— Хм, а ведь этот безбожник не так уж и неправ, хотя сам даже не понимает всю глубину своей мысли, — неожиданно прошептал путник. — Кажется, это может сработать. Действительно, чем бредовей учение, тем легче ему избежать рациональной критики и овладеть разумом уверовавшего. Только так оно сможет завоевать целый мир.
Путник постоял на месте еще несколько секунд, размышляя над пришедшей в голову идеей, а затем тихо отошел в сторону.
— Нет, в самом деле… Может, мне стоит не на раввина продолжать учиться, а поменять имя и начать проповедовать подобную чушь на полном серьезе? Но лучше не сразу. Пока я буду служить в страже первосвященника и забивать камнями еретиков, нанять тем временем нескольких писателей, которые тайно выдумают новые священные книги… Над этим стоит поразмыслить. Credo quia absurdum est, — задумчиво бормотал себе под нос молодой Савл, сын фарисея из Тарса, наблюдая за тем, как озверевшая толпа тащит безбожника во двор первосвященника Каиафы.
De Natura Rerum
Вечер, 10 сентября 1541 г.
Теофраст Парацельс очень любил свой маленький уютный домик на окраине Зальцбурга. Наконец-то он может заняться врачебной практикой и писать труды, не заботясь о том, что завтра ему, как не раз случалось, придется перебираться в другой город. Теперь у него здесь есть свой дом, кабинет, своя лаборатория. Своим нелегким трудом на благо науки он это заслужил. А сколько еще предстоит сделать! Ведь Эликсир Жизни уже почти готов, но еще не опробован. Все те пять рецептов, которые он составил раньше, работали плохо. Честно говоря, не просто плохо. Иногда в укромных уголках сознания даже мелькали напущенные бесами и элементалами мысли, что пациенты умирали как раз таки от использования этих эликсиров. Но на этот раз все будет по-другому. Он, профессор Парацельс, сделает то, что пока не удалось ни одному алхимику. Он создаст эликсир и прославится на века!
Радужные размышления Парацельса были бесцеремонно прерваны настойчивым стуком в дверь. Странно, он ведь сегодня уже не ждал пациентов. Тем более что последние два пациента так и не оправились после его лечения и почили в бозе. Парацельс раздраженно подошел к двери и резко распахнул ее. На пороге стоял пожилой священник. Лицо его явно не было знакомо профессору.
— Добрый вечер, профессор Парацельс, — изрек гость надтреснутым сиплым голосом, медленно откидывая свой черный капюшон. — Отрадно, что я вас застал дома. Впрочем, как я слышал, вы теперь вообще редко выходите. Много работаете?
— Что вам угодно, святой отец? — Парацельс не смог сдержать раздражение в голосе.
— Эликсир Жизни, конечно! — священник, казалось, был удивлен. — Не вы ли несколько дней назад сказали архиепископу, что эликсир уже готов?
Парацельс с радостью бы захлопнул дверь перед носом этого странного наглеца, но его осведомленность и самоуверенность заставила профессора забыть о былой славе вспыльчивого врача-дуэлянта, одинаково хорошо владевшего и ланцетом, и шпагой.
— Кто вы? — спросил Парацельс.
— Человек, читавший вашу книгу «Алхимический псалтирь», да и другие работы тоже, и уважающий вас, как выдающегося ученого. Впрочем, нам стоит поговорить внутри, что стоять на пороге? — с этими словами незнакомец бесцеремонно оттолкнул профессора и прошел в комнату. — Поверьте, я бы предпочел нанести вам вежливый визит, как пациент, и купить ваш эликсир, но здесь существует одна проблема. Вы уже рассказали об эликсире архиепископу, а он его получить не должен. Эликсир должен получить я. И вы его мне сейчас отдадите.
