Эмилия Пардо Басан - Рассказы
— Как, ты видел этого монстра? — воскликнула мать.
— Как может быть монстром такое обворожительное создание! — вздохнул мышонок.
— Самый злобный, самый кровавый, самый отвратительный монстр из всех, кто живет на свете. Сынок, беги от нее, как от огня! Смотри, как уходит жизнь, отец твой умер его в ее когтях и мои слезы — это все она!
— Мама, — ответил мышонок, — я с трудом могу поверить в то, в чем ты убеждаешь меня. Вода, которая сверкает среди цветов на лугу, всегда чиста и прозрачна, в ней нет тех синих и зеленых оттенков, которыми сверкают ее прекрасные, сладкие глаза, из который струится таинственный свет.
Лепестки лилий и ландыши долин не так белоснежны, как ее кожа, которая мягче бархата и тоньше шелка. Как можешь ты видеть в таком прекрасном создании столь ужасного кровавого монстра?
Ах, мама, я думаю о ней с того момента, как увидел ее. Я не могу жить без нее. Раньше я был влюблен в луг, в небо, в деревья. Теперь все мне докучает, все меня отталкивает. Мама, избавь меня от этого зла, мне так грустно, будто моя жизнь подходит к концу.
Вы бы предположили, конечно, что бедная мышка сделала это, чтобы отвлечь свое дитя и успокоить его.
Чтобы он все-таки взялся за ум, она отвела его к своим родственникам, молодым, богатым и почтенным, которые жили, наслаждаясь, в амбаре, полном пшеничных зерен, но мышонок там, среди груды зерен в темном амбаре, смертельно скучал, ему не хватало зеленого луга, сверкающего под солнцем, и белой кошечки. Ведь несколько раз он уже видел, как она, легкой походкой, играючи, шла, устремив свой взгляд на вершины деревьев, мышонок чувствовал, как в нем снова пробуждается жизнь и душа словно летит, да, душа, ибо даже животных переполняет любовь, душа летит за этими колдовскими зелеными глазами.
Мышь-мать, видя все это, не могла ни на минуту отлучиться и оставить своего сына одного, но ей нужно было охотиться, искать пропитание для семьи, как-то раз утром, пробудившись рано, она покинула свою норку, до того, как рассветет, мышонок, грустный, задумчивый, сидел у входа и смотрел, как понемногу начинает светать.
Горизонт украсила тонкая золотая ниточка, дымка понемногу стала исчезать, и ее поглотила чистая синева небес, где взошло солнце, как бледно-золотая роза, и птицы поприветствовали его гимном радости, весело ликуя, а по траве, украшенной росой, будто бриллиантовой сетью, шла прекрасная белая кошка, так аристократически-изысканно, так грациозно, так осторожно.
Мышонок радостно вскрикнул, кошка смотрела на него, казалось, что она звала его, приглашала его спуститься. «Хочешь поиграть со мной?» — спросил он ее, забыв обо всех материнских наставлений, не раздумывая ни минуты. «Спускайся», — казалось, что таков был ответ таинственных кошачьих глаз.
Мышонок стремглав бросился вниз, пьяный от счастья, и началась игра, состоящая из бесконечных перебежек и прыжков. Кошка притворялась, что убегает, и пряталась среди ветвей ивы и ракиты, когда мышонок уставал ее преследовать, она позволяла уронить себя на мягкий ковер луга, легко ударяла мышонка своими бархатными лапками, в которых скрывались острые когти, он, шутя, их отталкивал, сжимал, резвясь в восхитительной путанице и невыразимом смешении жестокости и сладости.
И никогда не знал мышонок заранее, ударят ли его нежно и ласково или жестоко и презрительно, он готов был увидеть в любимых глазах сфинкса как обилие сладострастия и столько вспышки смеха, как и проблески суровости, и темное и жестокое сияния. Но раз он заметил, как дернулись мягкие лапы, и увидел, как под бархатной кожей блеснули стальные когти. Но странно! Не успел он поразмыслить о таких тревожных вещах, как к нему снова закрыл веки и снова весело и радостно продолжил играть с белой кошечкой.
И играли они, даже когда после полудня вернулась мышь-мать и увидела, что ее сын лежит бок о бок с монстром. Плача, отчаянно, издалека она прокричала ему: «Сын мой, ты погибнешь!» Мышонок же не делал ничего предосудительного. Да и до наставлений было ли ему! Он вознесся на седьмое небо, никогда так игра его не зачаровывала. Кошка же начала уставать и думать, не тратит ли она время зря, играя с жалким мышонком, замечая, что солнце уже начало садиться, не меняя тона, как всегда весело и игриво, как ни в чем не бывало, повернулась она к мышонку и вонзила в него свои острые зубы, подбросила его в воздух, трепещущего, умирающего, чтобы поймать его тельце своими острыми когтями, выставленными со свирепой жестокостью.
И когда кровавое марево начало застилать глаза несчастного, его разум утонул в предсмертном бреду, он прошептал: «Ты еще со мной поиграешь, белая кошечка?»
И не нужно было его матери оплакивать наивного мышонка! Он умер таким счастливым, в миг такого наслаждения!
Тигрица
Юный индийский принц Юдистира, уже знаменитый, любимый своими подданным за отвагу и справедливость, наводящий ужас на врагов Панхалы, иногда пребывал в глубокой скорби из-за того, что полагал, что его конец близок и он умрет насильственной смертью. Гений во сне предсказал это ему, и Юдистира в середине жизни полубога, всегда победоносного и всегда обожаемого женщинами и народом, так что в нем видели воплощение Брахмы, затаил в себе страх, и каждый день, просыпаясь, спрашивал себя, не будет ли он последним.
Самым неприятным было то, что он не знал, откуда придет опасность. Когда вам неведомо, чего бояться, страх становится еще сильнее. Но нельзя сказать, что Юдистира был презренным трусом. Напротив, мы сказали бы, что он был героем. Он показывал невероятное бесстрашие в битвах и на охоте, особенно на охоте на тигра в лесистых горах Бенгалии, он проявлял чудесное мужество и получал раны, на которые он смотрел как на знаки доблести на своем теле.
Но таков человек, когда ему постоянно что-то грозит, в нем сильно стремление бросить вызов, надеясь на победу. А в ответ он получает роковое предзнаменование. Он не возражает подвергнуться опасности умереть, даже погибнуть, если рядом с ним постоянно присутствует то, что знаменует жизнь.
Размышляя, Юдистира сам себе в том признавался, порицал себя, и снова решался бросаться, как ранее, в продолжительные и опасные приключения. Что же заставляло его оставить это, и удалиться жить мирно в своем дворце? Судьба, когда она нас ищет, встретит нас, где бы мы не пытались скрыться, мы это знаем. Но, несмотря на это, принц оставался под защитой своей гвардии, в своей неприступной крепости, куда входили только те, с кем он чувствовал себя в безопасности.
Будучи, однако, во власти рокового предчувствия, он решил позвать к себе одного исповедника, который славился тем, что мог видеть будущее и читать его, как в открытой книге. Аскет ответил ему, что если князь желает с ним встретиться, то пусть он придет на место, где он живет, ибо он поклялся никогда его не покидать. Даже если бы он хотел, он бы не мог сдвинуться с места, ибо, чтобы избавиться от искушения, чтобы не последовать за апсарами, прекрасными нимфами, которые приходят улыбаться ему, он приковал к себе к полу, а окаменевшие цепи разорвать невозможно.
Таким образом, Юдистира решил предпринять тяжелое путешествие на гору, на вершине которой находится храм таинственного Тримурти. Он подготовил вооруженный эскорт, предпринял все меры предосторожности, дабы быть в безопасности, быть защищенным.
Приехав в уединенное место, туда, где аскет его ждал, Юдистира отошел от своей свиты, поклонившись святому. Тот сидел у подножия скалы, из которой тек ручей, здесь была заводь, в которой плавали синие и белые лотосы, омывая свои большие листья, вытянутые, зеленые и гладкие, как отполированный жадеит.
Посреди пышной растительности сидел отшельник, который казалось, был сделан из изогнутых корней, высушенных солнцем. Юдистира, сначала высказав должные слова почитания и уважения, наконец, сообщил о цели своего прихода.
Глухим голосом, который будто шел из глиняной трубы, ответил ему аскет:
— Прежде всего, князь, я хочу сказать тебе, что ты не сделал ничего хорошего, придя ко мне. Действие вообще опасно, и человек только тогда живет так, как надо, когда спокоен и бесстрастно ждет конца жизни, которая не значит ничто иного, кроме того, что как она призрак, пустая тень. Но человек вдвойне должен остерегаться действия, если для него это предзнаменование, угроза судьбы. В таком случае даже дышать не стоит, так как тогда ты ускоряешь приход того, чем суждено свершиться.
Юдистира опустил голову. Дрожь пробежала по его телу, озноб бил его до костей
— Мне хотелось бы, по крайней мере, — проговорил он, — чтобы твои знания сорвали пелену с опасности, что удручает меня. Я полагаю, что если буду о ней знать, то встречу ее безо всякого страха. Неизвестность мучает. Пролей на нее свет, и я приму то, что свершиться.
Аскет промолчал, его глаза, замершие в экстазе, искали вдалеке откровения. В них сверкала искра, подобно звезде, упавшей в колодец.
