Андрей Диченко - Минское небо
Я невинная
Не пи…ди
53 % 54 % 55 % 56 % 57 % 58 % 59 % 60%
Темный зал, в нем сидят студенты и студентки в белых халатах. Запах формалина окутывает тела. Слышен треск кинематографического аппарата. Фильм начинается. Твердый мужской голос за кадром произносит первые слова.
«Людям присуща жестокость и анимальность в ее чистом виде», — на картинке появляется изображение спаривания двух ураганов (черного и белого).
«Так же людям присуще метафизическое понятие „веры“ [program Faith[33]], с помощью которой они могут сдерживать порывы немотивированного насилия», — показан желтый воздушный шар, летящий в небе на фоне северного сияния. Город Воркута. Российская Федерация. Республика Коми. Подвал. Мальчик сидит за компьютером и, глядя в синий монитор со строчками, выбитыми буквами белого цвета, увлеченно что-то ищет…
Умри
Ненавижу вас, скоты
Все мы люди, все мы братья…
Третий интернационал
«Люди во время своего существования пытались объединиться в одно сообщество, но им это всячески мешало сделать их разобщенность и принадлежность к разным, хотя в чем-то смежным культурам», — на экране Олеся. Ее фотографии фас и профиль циклично сочетаются на фоне атомного взрыва и сотен бегущих людей. Людей нагоняет взрывная волна, с них слетает кожа и мясо, оголяя лишь кости. У некоторых белки глаз остаются на черепе на фоне голых окровавленных костей.
«Мы не знаем, какой программный код движет человеком, но точно знаем, что, имея все необходимые химические вещества для его создания, макет мы можем осуществить. Но вложить в него то, что отличает человека от принципа нашей Семантической сети 3.0, мы не можем. Program Soul[34] заходит постоянно в тупик и самоликвидируется».
Школьник из Воркуты внезапно замер и произнес про себя: «Такого кода не может существовать. Они посходили с ума». Он пролистнул страницу вверх, потом страницу вниз. И уже вскрикнул: «Ничего себе, он меняется!». Мальчик выбежал из подвала и направился к себе домой, ободренный своим открытием и холодным воздухом полярного края. Он спешил позвонить другу и сообщить о том, что программный файл на минском сервере является примером искусственного интеллекта.
Руки, б…дь, ей держи!
Выкручивается, сука!
Ну, совсем о…уела уже!
Раньше всегда давала, а сейчас закозлилась.
Вот сука.
Корова, б…дь.
Коза чертова.
Свинья е…аная.
Курица тупая.
Му! Му!
Хрю! Хрю!
Бэ-ээ! Бэ-ээ!
Мяу…
[ВСЕ МЫ ЖИВОТНЫЕ, ТОЛЬКО ПОРОДА РАЗНАЯ]
100 %
Evolution of Kostya 0.55 finished.
Program Kostya 1.0 started.[35]
Olesya is not a program. She is homo sapiens. [Doctor Bew to Central Computer]
You have to delete program Kostya 1.0 from Semantic Net 3.0. [Central Computer to Doctor Bew][36]
6
Олеся проснулась очень рано: квадратный циферблат часов «Электроника» показывал пять утра. За окном было хмуро и холодно, и, не найдя за стеклом ничего привлекательного, она пошла на кухню, накинув розовый халат на тело. Сегодня она ночевала дома, в клуб идти было нельзя, ведь сегодня очень важное событие: волонтерский студенческий клуб выезжает в детский дом скрасить одиночество ребят, брошенных родителями и судьбой.
Олеся поставила чайник на плиту, зажгла синие огоньки пламени на конфорке и решила одеться. Порывшись в шкафу, что стоял в маленькой комнате, она достала потертые синие джинсы и красный свитер, купленный в секонде на прошлой неделе.
Пока она красила ресницы перед зеркалом в ванной, вода в чайнике нагрелась, и через минуту Олеся макала пакетик дешевого чая в фарфоровую кружку. Вода в кружке чернела, и пар наполнялся ароматом собранной в охапку влажной соломы. Олеся облокотилась на стол, разглядывая заваренный чай в кружке. Две ложки сахара, немного помешать, кусок печенья в рот — вот и весь завтрак. Она ехала первый раз в детский дом — в то место, в котором сама могла в свое время оказаться. Сейчас она думала о том, как воля к жизни, и к лучшей жизни, привела ее в Минск — пускай и не лучшим путем она двигалась к намеченной цели.
Олеся допила остатки чая, зашла в туалет, а потом направилась в прихожую. Черные осенние сапоги с мехом на голенях надеты, и можно выходить на улицу.
Порывшись в ключах, она открыла входную дверь, ее встретил подъезд и несколько пустых бутылок из-под водки возле мусоропровода, по краям которого красовалась засохшая блевотина. Олеся не стала долго любоваться апокалиптическим пейзажем и пошла вниз по ступенькам. На первом этаже она заглянула в разбитый почтовый ящик. Никаких писем. А она все ждала чего-то, ждала, что некий таинственный незнакомец предложит ей встретиться, и они будут гулять по Немиге и улыбаться друг другу. Он будет рассказывать пошлые анекдоты, а она будет краснеть и хихикать про себя…
Возле самого выхода на улицу лежал алкаш, подпирая своим грязным животным телом дверь. От него воняло падалью, да и сам его внешний вид напоминал об инопланетном вторжении. Олеся замерла на месте, не зная, что ей делать. Брать руками его и оттаскивать, чтобы пройти, ей было просто страшно. Высохшая лужа под ним говорила, что он еще и сходил под себя.
— Мужчина, просыпайтесь… — произнесла неуверенным голосом Олеся. Никакой реакции бомж не подавал. Он лишь лежал неподвижно, и сразу можно было подумать, что он вообще мертвый. Но, присмотревшись, Олеся заметила, как медленно, но циклично вздымаются серые тряпки, в которые он укутан.
Простояв еще с полминуты, Олеся услышала шаги в подъезде, отдающие эхом. Она обернулась, и вскоре перед ней предстал ее сосед средних лет, который выгуливал собаку дворовой породы. Собака завиляла хвостом, увидев Олесю, и, кажется, улыбнулась.
— Вот те на: Семеныч опять нажрался… — произнес сосед и, не стыдясь, пнул ногой алкаша. Тот так же бесчувственно свалился на пол, не подав признаков жизни. Мужик с оглядывающейся на Олесю собакой вышел из подъезда, хлопнув дверью. Олеся пошла за ним.
Вдохнув уличного воздуха, Олеся легкой походкой по тротуару двинулась к остановке. Было еще рано, и она надеялась застать один из первых утренних троллейбусов. На улице не было ни души, за исключением гуляющего с собакой парня. Пройдя мимо нескольких панельных домов, Олеся увидела остановку, освещенную еще горящим фонарем, который выключат вместе со всем минским освещением через считанные минуты. Остановка пустела, даже обшитый белым пластиком ларек, в котором вся их квартира покупала сигареты, был закрыт. А Олеся хотела курить, она представляла, как серый дым с терпким ароматом заполняет ее легкие, потом выходит изо рта и растворяется в призрачном воздухе на фоне свинцового неба.
Она села на металлическую холодную скамейку, не задумываясь о том, что это может быть вредно для ее здоровья. Слева от ларька висело расписание троллейбусов, и по подсчетам Олеси тралика ждать придется около 10 минут.
Сине-белый, словно милицейская машина, троллейбус медленно и лениво подкатил к остановке, и Олеся запрыгнула в него. Сразу же за спиной закрылись двери, и без объявления остановки транспорт покатился дальше мимо минских улиц и переулков.
Еще двадцать минут, и она будет рядом с университетом — там ее будут ждать прочие студенты. И они в составе волонтерской организации поедут в детский дом на автобусе…
Площадь Независимости оказалась вся в тумане. В его непроходимой вязкой глуши виднелись лишь огни несущихся по проспекту машин. От педагогического университета остались лишь очертания; домов, что были чуть дальше, не было видно вообще. Пройдя через переход к площади, Олеся увидела Дом правительства с метающимися, словно в воронке, птицами над его крышей. Рядом со входом в университет было пусто, но пройдет еще какое-то время, и вокруг будут десятки студентов — перебегать из корпуса в корпус, курить и просто дышать свежим воздухом. А сейчас здесь стояла только ее одногруппница Алена, пришедшая на это место, вероятно, самая первая. Она переступала с одной ноги на другую, оглядываясь по сторонам в поисках знакомых лиц. Увидев Олесю, она улыбнулась.
— Привет, как дела? — спросила Олеся первая.
— Да нормально, вроде, спать хочу… — Олеся в ответ кивнула головой, полностью солидарная с Аленой.
— Пошли покурим… — предложила та, собрав свои русые волосы в хвост и тут же распустив. Для нее это было все равно что потянуться с утра и попытаться избавиться от навязчивого сонного состояния.
Олеся кивнула головой, и они вдвоем пошли в одинокую и пустую курилку, пол которой еще не был закидан бычками с утра…
Выкрашенные в зеленый цвет стены были усеяны темными точками затушенных сигарет. Синего цвета мусорные ведра на серой плитке, набитые бычками и пустыми пластиковыми бутылками, стояли возле каждого угла, и на расстоянии метра от каждого вразброску валялись пустые пачки из-под сигарет.
