Элиэтт Абекасси - Счастливое событие
Сейчас он спал, повернувшись ко мне спиной. Лежа рядом с ним, не в силах заснуть, несмотря на усталость, я думала: знают ли те пары, которые собираются жить вместе, что их ждет? Разве их предупреждают? Разве их к этому готовят? Нет, их оставляют наедине с прекрасными иллюзиями. Бедная Золушка, бедный Прекрасный Принц!.. Но хотя бы в вечер бала так, наверное, и должно быть?..
Что происходит потом? Во время беременности и после родов, когда уже не можешь заниматься любовью, когда люди отдаляются друг от друга, а твой любимый смотрит на других женщин. Когда ссоришься с ним каждый день из-за мелочей и понемногу смиряешься с тем, чтобы быть несчастным…
Есть любовь первых дней, и есть зрелая, та, что приходит после, о которой обычно никто не думает. Однако первая любовь — это пустяк по сравнению с любовью супружеской. Мы прекрасно знаем, что такое быть влюбленным, жить в мире прекрасных иллюзий, быть ведомым страстью. Но что такое жить с женой? Что такое спать с женой? Что такое узнавать жену после того, как она дала жизнь ребенку? Если любовь — это всего лишь первые ласки, то она меня не интересует. Если любовь длится столько же времени, сколько поцелуй, а потом умирает, то она меня не касается. Если она заключается в том, чтобы прожить несколько месяцев в абсолютном счастье, то это ничего не говорит мне о том, что такое любить по-настоящему. Если можно любить много раз, разных людей, разные тела, — я опять же не хочу об этом говорить. Если сердце сжимается при одной мысли о том, что ты можешь его потерять, — этого мне тоже недостаточно. И даже если любовь со временем изменяется, я верю, что она существует. Иначе жизнь не имела бы для меня большого значения.
26
Воспользовавшись тем, что ребенок заснул, я погрузилась в чтение книги «Стимулируйте нейроны вашего ребенка». В ней говорилось о необходимости развивать малыша с самого раннего возраста, и даже in utero[18]. Нужно активизировать связи между нейронами, что важно для развития мозга, и соблюдать следующие правила: воздерживаться от приема таблеток и алкоголя во время кормления: постоянно разговаривать с ребенком и восклицать «Молодец!» каждый раз, когда ему что-то удается сделать самостоятельно, показывать, что вы им довольны: играть; быть к нему внимательным; читать ему детские книжки с самого раннего возраста, чтобы приучить его к книгам; использовать те моменты, когда вы меняете ему памперсы, для поддержания эмоциональных связей; всегда реагировать, когда он плачет; массировать его трижды в день, чтобы избавлять от накопившегося стресса; петь песенки и при этом выразительно жестикулировать; делать процесс кормления приятным и не исключать из него общение; при любых обстоятельствах выражать свою радость и интерес к ребенку и ни в коем случае не проявлять перед ним свое тревожное состояние… Я закрыла книгу, изнуренная одной мыслью о том, что всю эту программу придется воплощать в жизнь.
Как далеко была Италия… как далеко и как близко! Пришел конец связи, созданной любовью из тесного переплетения двух тел.
Прощай, Сан-Франциско, со своими устремленными ввысь небоскребами, веселая компания на шоссе номер один, заговорщические улыбки, рука в руке, несмелые прикосновения чуть влажных губ… Прощайте, волшебные, безумные ночи в клубах и барах, наполненные смехом… Прощайте, все прошлые мужчины, которые, словно в песне, сыпались дождем, — больше никаких осторожных раздеваний, никаких прикосновений… Прощайте, романтизм, прекрасные планы, мечты, чары любви… Прощайте, готический город, томные ночи, насыщенные событиями дни, необыкновенные вечера… Прощай, страсть. Прощай, Венеция, прощайте, воздушные замки, прощайте, Азия, Африка и Америка. Прощайте, вспыхивающие в ночи огоньки, коктейли в глубоких креслах, контрастные ощущения от нагретой мебели и прохладных стен, квадратные комнаты, горничные в мини-юбках и манерные официанты; кожаная куртка и джинсы, клубы дыма, замаскированное соблазнение, постели с влажными простынями, дневное оживление, ночная лихорадка… Прощайте, певицы в ажурных платьях и веселые голоса, не смолкающие до четырех часов утра; прощайте, музыка, обволакивающая, словно сигарный дым, легкое будоражащее опьянение, пристальные взгляды, напряженный слух, фразы, прерываемые смехом, разговоры посреди всеобщего веселья, шепот на ухо, вслушивание в городские звуки, громкие и тихие, счастливая меланхолия, утонченный бред, женщина, которой нравится пробуждать непривычные ощущения, романтизм и печаль, прошлое, грустная и нежная созерцательность, — прощай, легкость!
Теперь я брошенная женщина, скованная по рукам и ногам. Прежде щебечущая, отныне я молчу, тихо справляюсь с раздражением и сознаю, что так и предстоит пройти через долгие годы. Сдержанно-ледяная особа, просчитывающая каждый свой шаг, я уже не оправлюсь от полученных ран. Я набросила вуаль на свои мысли, стала подчиненной и расчетливой. Женщина со сложенными в молитве руками, я молюсь молча. Когда на небе появляются первые проблески зари, я не сплю. Слабая женщина, бунт которой почти незаметен, качает детскую коляску, напевая вполголоса. Мои возможности ограничены, и каждую ночь я с ностальгией вспоминает обо всем, что утратила в жизни.
27
Тот день я запомню навсегда. Да и как его забыть? В Париже стояла прекрасная погода. Может быть, именно поэтому мы и расстались.
Пасмурное небо стало голубым, ярко светило солнце, резкий освежающий ветер бил в лицо.
Я позвонила сестре, и мы договорились встретиться в кафе. Мне хотелось съесть огромную порцию мороженого на террасе.
— Как, ты уходишь? — изумленно спросил Николя.
— У меня встреча с сестрой… Мне хочется прогуляться в кои-то веки! Я уже восемь месяцев не пила кофе в кафе.
— Но я же тебе сказал, что сегодня встречаюсь с Энтони!
Энтони и в самом деле вскоре объявился. Он снял мотоциклетный шлем и поднял на руки малышку, которая тут же завопила. Я поспешно забрала ее, и он заметил:
— Она еще не очень хорошо держит головку, да?
Я ответила, чтобы он не лез куда не просят, и ушла сменить Леа памперс. Потом, когда дочь снова задремала, я передала ее Николя:
— Пока, я ухожу.
— Да, ты уже говорила.
— Ты чем-то недоволен?
— Да, я недоволен. Как я смогу одновременно заниматься ребенком и общаться с Тони?
— Я думала, Энтони хотел посмотреть на малышку.
— Да, — ответил Энтони, — она потрясающая! А теперь, когда я ее увидел, может, мы пойдем?
Я бросила на него уничижительный взгляд:
— Что ж, как хотите, но я тоже ухожу.
— Ах, так! — сказал Николя уже агрессивно.
— Ты хочешь, чтобы я приготовила бутылочки? — спросила я, помещая стерилизатор в микроволновку, затем налила в него воды, сполоснула бутылочки и положила в воду.
— Ты даже не смотришь, что ты делаешь! — воскликнул Николя. — Ты льешь воду не глядя!
— Можешь на меня положиться — я занимаюсь этим с утра до ночи.
— Прекрати! Ты прекрасно видишь, что творишь черт знает что!
— Ну, это уж слишком! Я ее мать, и я знаю, что мне делать! — Леа снова заревела. — Ты ведь хочешь, чтобы я осталась! Ну, так и скажи!
— Нет, я хочу, чтобы ты ушла.
Я натянула куртку, выбежала и, дойдя до автобусной остановки, позвонила ему на мобильный:
— Я тебе запрещаю унижать меня в присутствии твоих друзей!
— А ты не видишь, насколько сама смешна, когда пытаешься вступить в состязание с Энтони? Ты ревнуешь даже к моим друзьям!
— А ты не интересуешься никем, кроме своих друзей! Или хорошеньких нянек…
— О, как патетично!
И он положил трубку.
Обезумев от ярости, я вернулась, взлетела наверх, перескакивая через три ступеньки.
— Я передумала, — заявила я.
— Прекрасно, я ухожу.
— Я тебе запрещаю!
— Пошли, Тони.
— Если ты уйдешь, я заберу ребенка и никогда больше не вернусь!
— Если ты ее увезешь, я пойду в полицию и напишу заявление о похищении.
— Ты сам меня вынудил!
Он ушел. Я закутала Леа, наспех побросала в сумку вещи и тоже ушла.
28
Я села в такси, вся кипя от гнева, и попыталась проанализировать ситуацию. Из автора диссертации по философии я превратилась в домохозяйку. Из домохозяйки — в бомжа. Куда уж падать ниже…
Сестра открыла мне дверь и очень удивилась при виде ребенка и чемодана с вещами. Я спросила, не могу ли я остаться у нее на несколько дней. Оказалось, что как раз сейчас это возможно — муж и дети гостили у его родителей. Наша мать, воспользовавшись случаем, приехала навестить Катю.
Итак, я снова оказалась с матерью и сестрой, как в старые добрые времена, когда ни у одной из нас не было мужчины. Мать вышла из кухни, слегка растрепанная, в розовом фартуке, с сильно подкрашенными глазами, и обняла меня как ни в чем не бывало, словно не было ничего удивительного в том, что я здесь с ребенком и вещами.