Робер Мерль - Солнце встает не для нас
— Как чем? Рыбалкой.
— Итак, насколько я вас понимаю, — говорю я с улыбкой, — ваши работники будут выращивать жемчуг, жемчуг будет приносить вам доходы, ваша жена займется хозяйством и стряпней, а вы тем временем будете удить рыбу. Но ведь говорится, что без труда не выловишь и рыбку из пруда…
— Смотря как ловить. Я просто закидываю лески в море, вот и все. Моторка идет на малой скорости, я поплевываю в воду, и рыба ловится сама собой. Даже наживку менять не надо: пусть те, что покрупней, заглатывают тех, что помельче.
Я мысленно представляю себе эту картину и меня разбирает неудержимый смех.
— Сидите вы, значит, в лодке, прислонившись к планширю, придерживаете двумя пальцами рулевое весло, а солнышко пригревает вам голую спину…
— Не обязательно голую, — вздыхает Тетатюи. — На островах Гамбье прохладнее, чем на Таити. Бывают дни, когда без легкого свитера не обойдешься…
Короче, нет в мире совершенства. Даже счастье не бывает полным. И тем не менее, если лет через пять судьба снова забросит меня в просторы Южных морей, я охотно завернул бы на остров Рикитеа, чтобы взглянуть, сбылись ли мечты нашего кока о сладостном farniente[8]—мечты, которые он вынашивает, потея по четырнадцать часов в сутки возле своих печей, запертый, как и все мы, в нашем стальном ящике.
Едва задремав, я снова оказываюсь в Праге, где в предыдущих кошмарах лишился чемодана. Я сижу в холле гостиницы «Алькрон» и пью чай. За соседним столиком расположились четыре юные особы, которых насмешливые чехи величают «девицами Тузекс». Тузекс — это сеть государственных магазинов, предназначенных исключительно для иностранных туристов; в них можно купить — разумеется, только на валюту — знаменитый богемский хрусталь. А что предлагают за ту же валюту девицы, околачиваясь в крупных отелях, где полным-полно западных дельцов, догадаться легко. Трудно только поверить этому, глядя на их изысканные манеры, строгие туалеты, неброский макияж, ленивые жесты, потупленные глазки. О красоте я уже и не говорю: такие красавицы встречаются только среди чешек.
Если я признаюсь Вам, читательница, что, чувствуя себя одиноким и неприкаянным, я не устоял перед искушением, Вы подумаете обо мне бог весть что. Но не забудьте: все это только сон. Поигрывая ключом от своих гостиничных апартаментов, я встаю, подхожу к девицам Тузекс и осведомляюсь у самой очаровательной, как ее зовут.
— София, — отвечает она.
Я показываю ей номер на брелоке и удаляюсь, чувствуя, что мое сердце колотится сильнее обычного. Минут пятнадцать спустя я слышу, как в дверь кто-то скребется. Открываю. Это моя прелестница: зеленые глаза чуть потуплены, головка слегка склонена набок, словно под тяжестью длинных черных волос, собранных в шиньон, как у настоящей романтической героини. На ней нарядное белое платье с вышитой на груди большой золотой птицей. Никаких украшений, только поблескивает на шее цепочка с крохотным крестиком. Ни дать ни взять — юная скромница, собирающаяся на свой первый бал.
Я подвожу ее к постели, раздеваю и укладываю. Она забирается под одеяло, так что мне видны только ее распущенные черные волосы. Дрожа от нетерпения, я отворачиваюсь, раздеваюсь сам, а когда наконец откидываю одеяло, вижу под ним скелет с париком на омерзительном черепе.
Мой ужас сменяется безумным гневом: я хватаю телефонную трубку и в резких выражениях требую администрацию. Затем одеваюсь. В дверь стучат. Открываю и вижу перед собой двух субъектов в черном, они смотрят на меня с подозрением.
— Господа, — обращаюсь я к ним, — это недопустимо. Я полагал, что отель «Алькрон» — солидное заведение. А тут позволяют себе по отношению к туристам черт знает что! Я настаиваю, чтобы было произведено расследование и виновник этого зловещего фарса был наказан. В мою постель кто-то подложил женский скелет!
— Господин доктор, — отвечает мне тот, что повыше, таким тоном, словно поймал меня с поличным, — а откуда вам известно, что это женский скелет?
— Я что, его осматривал? — огрызаюсь я в раздражении. — Впрочем, это не имеет никакого значения. Мужской это скелет или женский, не мог же он сам улечься ко мне в постель?
— Господин доктор, — вступает в разговор второй из субъектов в черном, рыжий со светло-карими глазами, — отель «Алькрон» и впрямь солидное заведение, а посему не важно, какого пола этот скелет и каким образом он оказался у вас в постели — сам ли в нее забрался или вы его с собой привели. Главное, чтобы в обращении с ним вы соблюдали благопристойность. Это важно как для репутации отеля, так и для вашей собственной.
— Как это понять — благопристойность? — взрываюсь я. — Да я его и пальцем не коснулся! Как увидел у себя в постели, так сразу оделся и позвонил вам.
— Оделись, господин доктор? — говорит тот, что повыше, делая большие глаза. — Выходит, до этого вы были голым? Лежали голышом в постели вместе со скелетом? — Он переглядывается с напарником, и оба с сокрушенным видом покачивают головами.
— Господа! — кричу я вне себя от бешенства. — Окончим этот дурацкий разговор! Возьмите скелет и, ради бога, уберите его отсюда к чертовой матери! Он мне ни к чему!
С этими словами я решительным жестом сдергиваю одеяло. Под ним ничего нет. За спиной у меня раздается негромкое хихиканье.
— Господин доктор, — говорит низенький рыжий субъект, покашливая в кулак, — не доверяйте чешскому ликеру. Это коварная штука!
— Да я не пил ничего, кроме чая, — оправдываюсь я, но тщетно. Чопорно раскланявшись, они удаляются, а я, схватив ключ, иду вслед за ними по лестнице. Направляюсь прямо к столику девиц Тузекс. Моя прелестница с невозмутимым видом восседает на прежнем месте. Только одета она не в девственно-белое платье, а в черный балахон с разрезом на боку. И накрашена куда сильней, чем прежде.
— Мадемуазель, — спрашиваю я у нее срывающимся голосом, — вас зовут София? Да или нет?
— Меня зовут Ольга, — отвечает она хрипловатым от курения басом и бесцеремонно улыбается, посматривая на ключ от номера. Зажав его в руке, я поспешно ретируюсь, взбегаю по монументальной лестнице, перепрыгивая через несколько ступенек, — и просыпаюсь весь в испарине, сердце вот-вот выскочит из груди.
Зажигаю свет, понемногу прихожу в себя. Да, с подсознанием у меня неладно. Я словно бы только что побывал в аду Иеронима Босха. Смотрю на часы: скоро четыре. Меня одолевают два взаимодополняющих желания — мне хочется есть, мне хочется хоть с кем-то поговорить…
Спускаюсь в столовую. Там нет никого, кроме Сент-Эньяна — он у нас офицер ракетной части. Он только что сдал вахту, устал, проголодался. Веки у него покраснели, он еще не успел побриться.
— Насколько мне известно, — обращаюсь я к нему, — вы с Периньоном главные специалисты по ракетам?
— Не совсем так, — отзывается он. — Я специалист по ракетам М-20, но мало что смыслю в М-4. А «Несгибаемый» вооружен как раз этим последним типом ракет.
— И какая же между ними разница?
— Ракета М-4 обладает куда большей ударной силой, чем М-20. У нее больший радиус действия, а самое главное — шесть боеголовок.
— Минуточку, — прерываю я его. — Шестнадцать ракет с шестью ядерными боеголовками — это же почти сотня боеголовок! К чему нам столько?
— Чем больше боеголовок, — невозмутимо отвечает Сент-Эньян, — тем выше вероятность их попадания. Надо учитывать, что какое-то количество будет сбито, прежде чем они достигнут цели, Кроме того, оболочка боеголовок М-4 бронирована и менее уязвима для противоракетной обороны противника.
Я, разинув рот, слушаю этого обходительного и вежливого молодого человека, негромко и спокойно излагающего мне ход операции, в результате которой может быть уничтожена целая великая держава. Правда, он исходит из предположения, что к тому времени держава эта уже успеет стереть с лица земли нашу страну.
— А не может ли случиться так, — спрашиваю я, — что вы сойдете с ума и нажмете на кнопку?
В ответ Сент-Эньян смеется, смех еще больше молодит его.
— Во-первых, — говорит он, — перед тем, как отправиться в рейс, все подводники проходят обследование у психиатра, и, смею вас уверить, никаких отклонений у меня не обнаружено. А во-вторых, никакой специальной кнопки не существует. Есть табло, а на нем — целая серия кнопок, посредством которых осуществляется подготовка к запуску ракеты.
— А что, если безумец нажмет на все эти кнопки?
— Пусть себе нажимает — табло блокировано. Разблокировать его могут только командир и старпом, действуя совместно.
— Предположим, что и они рехнутся.
— Оба сразу?
— Пожалуй, я перегнул палку. Но допустим, что сходит с ума один командир и под дулом пистолета приказывает старпому разблокировать табло.
— И это невозможно. Командир способен разблокировать его только с помощью особого устройства, находящегося на командном посту, и при том условии, что старпом одновременно пустит в ход аналогичное устройство, расположенное этажом ниже.
