Александр Гроссман - Образ жизни
— Вы не слушаете?
— Вспомнил дорогу в Бодью. Мы сидели, скрючившись, потом не могли разогнуться. Нас на руках занесли в дом. Из ваших слов следует, что ниточка тянется в Казань. Возможно, там сохранился первоисточник рукописных справок.
— Поедете или послать запрос?
Пётр улыбнулся, Анна Сергеевна опустила глаза. «Застенчивая или игра такая?» — подумал и спросил: — Кто из нас дипломированный архивариус?
— Значит послать.
Пётр встал. — Не знаю, входит поиск в ваши служебные обязанности или вы возитесь со мной по доброте душевной, всё одно спасибо. — Он протянул руку. — Давайте без Иванович.
— Хорошо. Взаимно.
Ответ из Казани ждали долго. Уже появились проталины, когда однажды секретарь спустилась в цех из конторы и нашла Петра.
— Позвони в архив. Просили срочно.
Чувствовалось, что Аня возбуждена. — Приходите, как только сможете. Пришли ответы на все вопросы. Я так рада за вас. Что? До которого часа? Как сможете. Я подожду.
— Чего тянуть, — сказала секретарь. — Оставь смену на бригадира и иди. Зайди к начальнику.
Аня протянула большой конверт: — Читайте! — Пётр разложил перед собой листы. Копия списка детей, отправленных в Ижевск. Среди прочих подчёркнуто — Коваль Пётр Иванович, 1938 года рождения, украинец. Выписка из протокола ликвидации Дома ребёнка, эвакуированного из Киева. Заведующая — Кислая Г.П. Личный листок: ФИО — Коваль Пётр Иванович. Родился — 12 мая 1938 г. Национальность — украинец. Место рождения — г. Киев. Мать — Коваль Полина Ивановна. Отец — нет сведений. Передан на воспитание в Дом ребёнка из роддома №… рост, вес…
Они сидели по разные стороны стола и смотрели друг на друга.
— Со вторым рождением, Петя Коваль.
— Из этих документов не следует, что Зисман и Коваль одно лицо. И вообще, откуда взялся Зисман?
— Разыщете Полину Ивановну и всё узнаете.
— С этим можно не спешить. Выходит, права была Алевтина — не взяли меня из роддома.
— А это кто?
— Повариха детдомовская. Нет, искать надо не Полину Ивановну, а заведующую. Можно узнать, что кроется под Г и П?
— Если жила в Казани и была прописана. Запросим. Удивляюсь вашему спокойствию. Я и то больше разволновалась.
— Я же говорил — добрая душа. Повезло мне с вами. Без вас я бы так и не узнал, кто же я на самом деле.
— Вы преувеличиваете.
— Не скажите. Вы же историк. В нужное время, нужный человек на нужном месте. Хоть вы и моложе, быть вам моей крёстной.
Аня совсем смутилась. — Скажете такое.
— Насчёт матери не удивляйтесь. Обида детская давно прошла, а радоваться пока нечему.
На этот раз Казань ответила быстро. Если Кислая Галина Прокофьевна вернулась в Киев, разыскать её будет просто.
Двенадцатого мая Пётр зажёг свечу, долго сидел, перебирая в памяти свою жизнь, выпил бутылку коньяка и уснул спокойно. До отпуска и поездки в Киев осталось три месяца.
Пётр воспользовался опытом бывалых командировочных: вложил в паспорт красненькую купюру и протянул его ухоженной даме, отгородившейся табличкой «Мест нет.»
— Посмотрите, должна быть бронь.
Дама раскрыла паспорт, смерила Петра оценивающим взглядом.
— Люкс возьмёте?
— Да. Пожалуйста, пока на трое суток.
— Платить будете за сутки или сразу?
— Сразу. — Небрежно, с видом набоба. Сработало!
В люксе огляделся, плюхнулся на широкую кровать, раскинул руки и сказал вслух беззлобно: — Заходите, Полина Ивановна, полюбуйтесь на сыночка. Неплохо устроился. Правда?
Галина Прокофьевна жила недалеко от центра. Судя по возрасту, уже не работала. Пётр бегом поднялся по стёртым мраморным ступенькам на четвёртый этаж и остановился перед дверью отдышаться. Прочитал сколько раз звонить Кислой Г.П. и позвонил. — Кто там? — спросили за дверью. — Воспитанник ваш, Петя Коваль. — Седая женщина пристально смотрела на него из темноты. Сказала глухо: — Входи, Петя.
Говорили долго, спокойно, уютно… Пили чай с вишнёвым вареньем. Галина Прокофьевна разрезала вдоль большие бублики, мазала половинки маслом, угощала Петра. Постепенно история его рождения обрастала подробностями, становилась зримой, почти осязаемой.
— Первые годы я ждала её. Мало ли куда война могла занести. Другие приходили, а её не было. Лет через десять разглядела её на снимке в «Киевской правде». Писали хорошо, хвалили. Здесь она, в городе. Там и место работы указано.
Пётр смотрел, как Галина Прокофьевна достала из тумбочки потёртые папки, развязала тесёмки, отложила в сторону листы, исписанные выцветшими чернилами, подала ему вырезку из газеты.
— Не удивляйся. Она теперь под другой фамилией.
Странно — ни радости, ни волнения… Рассмотрел снимок, прочитал статью. «Почему я ничего не чувствую?»
— Оставь себе — для тебя берегла.
— Выходит, матери моей достаточно было разыскать вас, поехать и забрать меня, если она этого хотела.
— Выходит так.
Пётр собрал свои бумаги. — Вроде бы всё сходится. Нет только подтверждения, что Петя Коваль попал в Бодьинский детдом.
— Тут нет сомнений, — сказала Галина Прокофьевна, — справки я сама писала. Делила пополам страничку в клеточку, выписывала справку и печать ставила. С вами нянечка поехала. Я ей справки отдала и наказала записать, куда наших детей устроят. Она жила с вами в школе, всех проводила и привезла мне список. Не помнишь её?
Галина Прокофьевна развязала вторую папку, а Пётр вспомнил школьный двор и женщину в синем халате, прикрывавшую рот рукой.
— Да, это она. У неё передних зубов не было. Вот, смотри: Якшур-Бодья и шесть фамилий. Завтра пойдём к нотариусу, заверим моё свидетельство и можешь обращаться в суд.
— В суд?
— Ну да. Кто же установит, что ты Петя Коваль? На слово не поверят.
Утром Пётр остановил такси у гостиницы. — Мне нужна машина часа на три-четыре.
— Полсотни без счётчика.
— Ладно. Сначала в магазин — вазу купить и букет цветов. Знаете где?
— Садись.
После нотариуса опять пили чай с вареньем и бубликами. Пётр стал прощаться: — Не знаю, как и благодарить вас.
Галина Прокофьевна накрыла его руку своей. — Я для этого дня берегла папки. Ты не первый, кому они понадобились.
— У меня есть ваш адрес. Если не возражаете, буду открытки посылать к праздникам.
— Спасибо. Женись, Петя, не живи один.
… Полина Ивановна взяла печенье и удивлённо подняла брови — отворилась дверь, вошёл мужчина смутно знакомой внешности, подошёл к столу, приветливо улыбнулся и сказал: — Здравствуйте, Полина Ивановна. Меня зовут Пётр. Я ваш сын.
Она смотрела на него и молчала. Лицо её застыло, и вся она, словно, окаменела. Не меняя позы, оставаясь неподвижной, спросила:
— Вы уверены?
— Абсолютно. Успокойтесь, пожалуйста. У меня нет никаких претензий, и мне ничего не надо. Один только вопрос, на который никто, кроме вас, ответить не может. — Он протянул выписку, присланную в часть. Полина Ивановна не пошевелилась. Пётр положил листок рядом с блюдцем, Полина Ивановна скосила глаза.
— Кто такой Зисман, и почему я назвал себя его именем?
Полина Ивановна очнулась. Взяла в руки выписку, прочитала. — Я тогда у людей жила… их фамилия была Зисман, — и снова замолчала.
Видно было, что разговор не получится. Пётр вынул из кармана заранее приготовленный листок с номером телефона в гостинице и домашним адресом, положил листок перед Полиной Ивановной и сказал, как мог мягче: — Я уезжаю завтра вечером. Если вы что-нибудь вспомните, позвоните, пожалуйста. — Вышел и тихо закрыл за собой дверь.
Утром Пётр гулял по городу. Задержался у памятника Владимиру. Вспомнил рассказ Галины Прокофьевны: «Воспитательница у нас была, молодая, бойкая на язык — умерла в Казани от тифа — шутила, когда тебя принимали: — Ещё один княжий человек. Скоро дружина наберётся.» Вернулся в номер, сел в кресло у телефона ждать звонка. Ближе к вечеру вздрогнул от резкого звонка и снял трубку.
— Пётр?
— Да. Добрый вечер.
— Вы помните что-нибудь из довоенной жизни?
— Совсем немного. Молодую женщину с вашими глазами, тёплый бублик, посыпанный маком…
— Я тогда сказала, что живу у евреев, Зисман фамилия, а ты повторил: «У евреев Зисман фамилия». Ночью вспомнила. — После паузы. — Кем ты стал?
— Отслужил, окончил институт, работаю на заводе. У меня всё в порядке. — Наступила долгая пауза. Потом на другом конце провода положили трубку. До отъезда Пётр не выходил из номера — ждал и не дождался звонка.
На площади перед аэровокзалом местные бабки торговали цветами. Пётр купил охапку гладиолусов, обёрнутых целлофаном поверх мокрой тряпки, и всю дорогу держал цветы на коленях. Из аэропорта поехал в архив. Аня разделила цветы на два букета — один устроила на столе, другой взяла домой. Пошутила: — Говорят — архивная мышь, а вот, видите, и мышкам иногда цветы дарят. — Пётр вызвался проводить её. У дома протянул букет со словами: — Спасибо за всё. Буду напоминать, что не забыл свою крёстную. — Она опять смутилась, сказала, чуть слышно: — Всё. Больше не придёте?
