Уилл Селф - Этот сладкий запах психоза. Доктор Мукти и другие истории
Конечно, Шива Мукти знал, что это неслыханное изобретение — свиной пузырь, полный нахальства. Поскольку, хоть он и ни разу не довел свою мысль до конца — и лучше бы ей оставаться в состоянии зародыша, не то его быстро уличат в слепом фанатизме, — было очевидно, что Баснер еврей, а раз так, то у него непременно есть выход если не на светило, готовое поспособствовать его продвижению, то хотя бы на некое число друзей, занимающих высокие посты и способные обеспечивать уверенность в том положении, которое он занимал.
В Королевском Психиатрическом колледже не было блата для индусов, а если и был, то не нашлось никого, кто протянул бы Шиве свою волосатую руку помощи. В любом случае, представить такое казалось почти невозможным, поскольку всяких индусов там было столько же, сколько богов в индуистском пантеоне. Индуизм — Шива признавал это с сожалением и гордостью одновременно — даже не начал существовать в качестве самостоятельной религиозной доктрины вплоть до сумерек господства в Индии Британской империи, и он не походил на все эти монотеистические верования по типу финансовой пирамиды, в соответствии с которыми некий бог с большой дубиной дубасил робких прислужников, имевших дубинки поменьше. О нет.
Шива надеялся, что найдутся какие-нибудь индусы, разделяющие взгляды зилотов, раздающих листовки в храме Нисден и помогающих мирным гражданам с северо-востока Лондона попасть на самолет, прилететь в Дели, пересесть на внутренний рейс, приземлиться в Варанаси, взять такси и отправиться голыми руками ровнять с землей храмы. Однако он не мог связать этих людей с тем типом преданного содействия, которое снискали Баснер и его приспешники за их полную трудов жизнь.
Итак, Баснер сидел наверху, в гнезде своего офиса на десятом этаже «Хис-Хоспитэл», слетая вниз только за тем, чтобы прочесть почетную лекцию в Королевском Обществе охраны подёнок, или чтобы принять участие в книжной презентации, или засветиться в телевизоре лишний раз, но теперь в качестве почетной говорящей головы, которая могла вещать таким образом, что зрители понимали все ровно настолько, чтобы чувствовать себя умными и быть в курсе дела.
Баснер смотрел на покрытый зеленью «Хис» и представлял себя — или это Шива его так представлял — владельцем городского особняка, окидывающим взглядом свой личный парк. Между тем находящийся ниже Мукти барахтался в заполненной одноокисью канаве, погребенный под спудом пыльного кирпича и склизкого известкового раствора; подчиненный, он трудился невыносимо долгие часы на передовой войны за психическое здоровье без всякого признания со стороны коллег, общества, пациентов или семьи. Его отец обычно усматривал резон в том, чтобы не заострять внимание на профессии сына Шивы, связывая свое неодобрение с низкой — и тем не менее разрушительной — тактикой осыпать похвалами работу героических хирургов, которые, по словам пожилого мистера Мукти, вынимали кусочки мяса из одних людей и заменяли их кусочками, вынутыми из других (умерших) с таким видом, словно работали в центре быстрой починки выхлопных труб.
Тем не менее все эти вещи — неприятные пациенты, разрушающаяся инфраструктура, нелепая зарплата, недостаточно высокий статус — можно было бы сносить, если бы не то обстоятельство, что Зак Баснер, не особо страдавший невниманием к коллегам снизу, настаивал на укреплении отношений. Если бы Баснер игнорировал его, Шива бы с радостью сбросил того со счетов в ответ, но на конференции по аффективным расстройствам пожилых людей Баснер явно счел обязательным для себя подойти к Шиве и представиться.
— Вы, надо полагать, Шива Мукти, — заметил он. — А я ваш сосед сверху из «Хис-Хоспитэл»… Зак Баснер.
Какое презрение вызвало у Шивы то, как Баснер произнес собственное имя в конце предложения. Подобная манера типична для знаменитостей, вечно пробующих и зондирующих нерв признания у своих собеседников, словно настоящие дантисты-знаменитости.
— Знаю, — ответил Шива.
— У нас там пациентов всего ничего в том месте, которое по праву принадлежит вам — полагаю, у вас те же проблемы?
— Да.
— Вероятно, вы пользуетесь теми же методами, что и мы, и при лечении сохраняете всю документацию?
— Иногда, но если попадаются трудные случаи, мы отправляем их к вам.
— Ха-ха, — скорее произнес, чем рассмеялся Зак Баснер. — Думаю, вы мне нравитесь, Мукти.
Широко улыбаясь, он сматывал и разматывал пушистый кончик своего мохерового галстука. Шива отметил, что у Баснера тоже была эта идиотская черта абсолютно самодовольных людей, убежденных, что любой спад низкопоклонства, обычно проявляемый теми, кто плясал под их дудку, означает еще более глубокую и сильную степень почтения.
Что за идиот, подумал Шива, пожимая протянутую ему мягкую бледную руку. Он отошел в сторону от Баснера и влился в стадо специалистов по психическому здоровью, которые толклись и вертелись вокруг пещеристых площадей, где проходила конференция, и предвзятому глазу могло показаться, что они не сильно отличались от тех, кого им приходилось пользовать.
Часть втораяБаснер начал отправлять к Шиве пациентов за повторным заключением, и в это молодой психиатр поверить не мог. Когда он вышел в вестибюль, где его ожидал луковоголовый овощ со товарищи, Мукти обнаружил там парней и девиц, которые его почтительно обступили, помахивая планшетками с диагнозами, точно флагами. Своих больных говорунов Зак Баснер снабжал сопроводительными письмами — короткими, выдержанными в разговорном тоне и, на взгляд Шивы, слишком гномическими.
«Дорогой Шива.
Это Дэвид Можжевел, им владеет ощущение, будто он человек-креозот: сотворен из креозота и имеет миссию нести людям свет креозотного учения. Вне сомнений, он шизоид, к тому же у него явные атипичные симптомы, связанные с гормональными нарушениями. Мне на глаза попалась Ваша статья в БЖОП[21], и я подумал, что вы согласитесь взять на себя риск дать повторное заключение по этому случаю.
Заранее благодарю,
Зак».
Поверить нельзя! Вот так, на голубом глазу! Решительная, ленивая, самонадеянная, фамильярная, самовлюбленная уверенность. Шива Мукти посмотрел на человека-креозота, который стоял кое-как, точно поставленный прямо утробный плод, что было типично для псевдопаркинсонизма, связанного с лечением нейролептическими средствами. Человек-креозот оглянулся, в его глазах зияла абсолютная пустота, радужные оболочки напоминали бурые круги из креозота вокруг гнилых черных зрачков. «Проходите, пожалуйста», — в итоге с неохотой сказал Шива.
Вернувшись к себе, Шива уселся, в то время как человек-креозот еле втащился в помещение, своими лапами, как у сумчатых, хватая прохладный воздух. Чтобы хоть чем-то занять себя во время этого минимарафона, Шива бегло пробежал записи абсолютно стандартной истории болезни. Мог ли Баснер — рискнул предположить он — подкинуть ему этого пациента совершенно искренне, вникнув в суть бумаг и на самом деле уважая его взгляды? Шива мысленно вернулся к содержанию «Заметок об эндокринном нарушении и симптоматическом приукрашивании, характерном для шизофренических отклонений». Его доводы были просты, но, возможно, в сильной степени подрывали традиционные методы диагностики.
Моффат, врач одного из отделений, как-то попросил Шиву осмотреть молодую женщину, у которой был привес на начальной стадии и жуткие прыщи, но все это впоследствии привело к госпитализации в связи с тем, что у больной начались острые боли в левой части головы, сонливость, рвота и диплопия. К этому добавилась апоплексия гипофиза, и Моффат заключил, что дело пахнет опухолью. Однако сканы выявили только крошечный геморрой, что совершенно недостаточно при таких тяжелых симптомах.
Но кроме того, у нее были яркие галлюцинации — и это объясняет, почему Моффат обратился к Мукти — она кричала, что огромный сахарный столп медленно выходит из ее влагалища.
— Что ты об этом думаешь? — спросил Моффат, чем-то напоминавший мелкий рыжий шотландский прыщ, глядя на мертвенно-бледные прыщавые подушечки на щеках пациентки.
— Какого размера ваш сахарный столп? — уточнил Шива у молодой женщины как ни в чем не бывало.
— Ууууу, — простонала она, — просто огромный на самом деле, вздымается все выше и выше, такой изогнутый на конце, и потом резко ударяется о землю, а вокруг — ящики для всякой всячины, люди, города…
— И что, хорошая штука, ну, этот столп?
— Золотая, — пропела женщина, судорожно хватаясь вытянутым пальцами за складки больничной простыни. — И мальчикам в два раза больше подходит для забавы.
На соседней койке женщина, чьи выпученные глаза и желтушная кожа свидетельствовали о болезни желчного пузыря, прижимала к тощей шее плюшевого медведя и в ужасе указывала на Шиву.
