Бернар Кирини - Кровожадные сказки
Следующие двадцать восемь минут мы пропустим и перейдем сразу к тому моменту, когда Ренувье, тяжело дыша, высвободился из объятий Изабеллы и отправился в ванную. Тут его взгляд и наткнулся на зеркало. Он увидел в нем не обнаженную Изабеллу, раскинувшуюся на постели, но лежавшую в той же позе Элен. Ренувье пошатнулся и был вынужден прислониться к стене, чтобы не упасть. Изабелла, встревожившись, спросила, что с ним; он яростно захлопнул зеркальную створку, содрогнувшись при мысли, что она увидит отражение. Потом заперся в ванной и подставил лицо под холодную воду, но, когда увидел свое отражение в зеркале над раковиной, снова невольно вздрогнул. Что с ним происходит? Чем объяснить загадочный феномен, жертвой которого он стал, — помрачением рассудка или злыми чарами зеркала? Вздумала ли мебель наказать его за рассеянный образ жизни, или его видения — это взбрык подсознания, уставшего от его постоянной лжи четырем женщинам? Когда он вышел из ванной и лег, на нем лица не было. В двадцать два часа он сказал Изабелле, что никак не может сегодня остаться с ней на ночь, и пообещал, чтобы она не дулась, то же, что вчера Элен: ужин в ресторане. В этот вечер он снова вернулся в свой кабинет, собравшись с мыслями, взял телефон и набрал номер гостиницы, которую только что покинул.
— Гостиница «Норвегия», добрый вечер.
— Говорит Эдуард Ренувье.
— Да, добрый вечер, мсье. Чем могу быть вам полезен?
— Я хотел бы, чтобы из моего номера убрали столик. Туалетный столик у стены напротив кровати, с откидным зеркалом.
— Да, мсье, я понял. Туалетный столик двадцатых годов, копия Рульманна,[13] кажется.
— Возможно. Могу я вас попросить убрать его, после того как уйдет дама, которая сейчас в номере?
— Конечно, мсье. Я сам этим займусь. Желаете, чтобы мы поставили вместо него что-нибудь другое?
— Поставьте что хотите, мне все равно.
— Хорошо, мсье. Что-нибудь еще?
— Нет, это все. До свидания.
— До свидания, мсье.
Ренувье хотел было положить трубку, но передумал:
— Минутку!
— Да, мсье?
— Только не надо туалетного столика.
— Что, простите?
— Вместо того столика. Поставьте любую другую мебель, только не туалетный столик.
— Хорошо, мсье.
— Только не туалетный столик, — повторил он, — и вообще никакой мебели с зеркалом.
— Понятно, мсье.
Ренувье устало опустился в кресло и задумался. Это просто смех — и фетишизм к тому же — винить во всем мебель; наверно, было бы разумнее обратиться к врачу и рассказать ему о своих видениях. Тем не менее теперь, когда он знал, что столик уберут, ему полегчало; он никогда не верил в призраков, и все же так оно спокойнее. Довольный собой, он подумал о свидании, ожидавшем его послезавтра: никакая мистика не омрачит следующую ночь адюльтера. Ренувье любил успешно преодолевать трудности. Практика бизнеса приучила его не откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня, и никогда не опускать рук, не испробовав все средства. Зеркало туалетного столика вздумало шутить с ним шутки? Значит, столик надо убрать. Нет столика — нет зеркала; нет зеркала — нет и отражения. Успокоенный, он погрузился в работу и уехал домой лишь поздно ночью.
Его первый взгляд, когда он вошел в номер ровно в девятнадцать часов в пятницу, был устремлен не на Паулину, а на стену напротив кровати; он убедился, что столик убрали, а на его место поставили современный комод из отличного кубинского красного дерева. Довольный, он коршуном кинулся на Паулину и пылко обнял ее; она же, млея, принялась срывать с него одежду. После любви она предложила вместе принять ванну — ей частенько приходила такая прихоть, и Ренувье не возражал, хоть и считал, что вдвоем в одной ванне не очень удобно. Паулина пустила воду, насыпала ароматической соли, Ренувье повесил полотенца на батарею отопления. В зеркале над раковиной он увидел обнаженную женскую спину и вздохнул с облегчением, убедившись, что это спина Паулины, — никакой Элен, Изабеллы, Элизы, отражение снова соответствовало действительности. Однако на этот раз что-то было не так с его собственным отражением: вместо своего лица, он увидел лицо мужчины лет шестидесяти и сразу его узнал — это был Жорж, покойный муж Паулины. От ошеломления у него подкосились ноги.
— Эдуард! Что с тобой? — встревожилась Паулина.
— Мне что-то нехорошо, — пробормотал Ренувье.
Он не знал, что сказать: объяснить ли ей, что черты ее почившего в Бозе супруга явились ему в зеркале вместо его собственных и что все зеркала в этом номере вот уже пять дней отражают нечто выходящее за грань разумного? Паулина помогла ему дойти до кровати. Ренувье часто дышал, и она испугалась, как бы он не потерял сознание.
— Может, позвать врача?
— Нет, не стоит. Здесь просто душно…
Даже не набросив халат, она раздвинула занавески и открыла окно; уличный шум наполнил номер. Ренувье, лежа на кровати, смотрел на свои руки так, будто не был уверен, что они принадлежат ему.
В следующие две недели Ренувье не виделся ни с Элен, ни с Изабеллой, ни с Паулиной. Он показался врачу, который посоветовал ему отдохнуть, и уехал один, без жены, в свой дом в Бретани. Там, у суровых скал под холодным дождем, он поразмыслил об аномалиях, жертвой которых стал, и постарался найти если не объяснение, то хотя бы какую-то логику происходящего. Припомнив все три свои видения, он отметил, что гостиничные зеркала отражали только женщин, которых он на самом деле любил, а также мужчину, который был спутником жизни Паулины. Четыре подлинные любовные истории как бы перемешались. Иными словами, зеркала не сказать, чтобы лгали: они просто перетасовывали пары и время действия, являя глазам своей жертвы новые комбинации. Самое странное, что им удалось отразить даже Жоржа, умершего десять лет назад. Если Элен, Изабелла и Паулина бесчисленное множество раз отражались в зеркалах номера и запечатлели зрительные образы в их памяти, то Жорж не бывал в гостинице «Норвегия», то есть никак с ними не контактировал. Может быть, Паулина думала о нем, наполняя ванну, что позволило зеркалу над раковиной уловить образ ее фантома? Ренувье тщетно ломал голову, отчаявшись понять, что происходит с окаянными зеркалами. Его особенно мучил один вопрос, подпитанный старыми суевериями, которые сохранились в нем от католического воспитания: не были ли эти чудеса карой небесной за ложь, измены и распутство? Не само ли Провидение морочило его, как он морочил своих женщин? Или в этом гостиничном номере встарь произошло что-то страшное и память об этом событии, запечатлевшаяся в зеркалах, играет теперь злые шутки с его постояльцами?
Последняя гипотеза показалась ему самой убедительной, тем более что она не затрагивала его образа жизни. Поэтому, вернувшись в Париж, он позвонил в гостиницу «Норвегия» и сказал, что хочет отказаться от своего номера и снять другой. Управляющий встревожился, пристал с расспросами: может быть, ему мешает шум или не устраивает кровать? Он ответил, что просто захотелось разнообразия ради сменить вид из окна и обои. Другой номер подыскали в соответствии с главным условием клиента: никаких зеркал, никаких отражающих поверхностей. Управляющий по его просьбе лично показал ему номер, и Ренувье убедился, что все в нем отвечало его требованиям: ни туалетного столика, ни зеркала не было, зато стояли большая кровать, дубовый платяной шкаф, два глубоких кресла в стиле ампир, журнальный столик и бюро с круглой крышкой, очень ему понравившееся. Номер был просторнее прежнего и немного дороже, но спокойствие в любовных делах не имело цены.
Довольный Ренувье дал знать Элен, что выздоровел и готов возобновить их встречи по понедельникам. Он также сообщил ей номер их нового пристанища. И вот в следующий понедельник, в восемнадцать часов пятьдесят четыре минуты, Ренувье покинул свой кабинет и отправился в гостиницу, где молодая философиня уже ждала его на большой расстеленной кровати в коротенькой ночной сорочке из бледно-голубого муслина. Торопясь наверстать потерянное время, он жадно набросился на нее, а девушка, смеясь, уворачивалась от его поцелуев. Потом она помогла ему раздеться и сама стиснула его в объятиях, урча от нетерпения.
И тут раздался зловещий скрип, от которого любовники застыли. Дверца внушительного шкафа, стоявшего слева от кровати, открылась; изнутри к ней было привинчено огромное зеркало, в котором отразились нагой Ренувье и женщина под ним, но не Элен — Элиза. При виде незнакомого женского лица в зеркале Элен завопила от ужаса, а оторопевший Ренувье, даже не пытаясь прекратить ее визг и плач, не сводил глаз с зеркала, снова предавшего его.
Это четвертое видение положило конец похождениям неверного мужа Эдуарда Ренувье. Уверившись, что некая злая сила призывает его к ответу за годы непорядочности и лжи, он пресек все плотские отношения вне уз брака и поклялся, что ноги его больше не будет в гостинице «Норвегия». Четыре видения — не довольно ли; что будет, если он не прекратит свои тайные свидания? Карающий меч упадет с потолка? В его вине окажется яд? Или, принимая ванну с Паулиной, он захлебнется и утонет? Каждой из своих любовниц он написал по письму, в которых путано просил прощения за причиненное зло, сообщал о конце их связи и умолял больше не искать встречи с ним. Придя после этого домой, он бросился к ногам Элизы, дабы показать ополчившимся на него злым духам, что вернулся на путь истинный и намерен отныне воздавать должное незаслуженно опозоренной им жене.
