Андрей Остроумов - Дуди Дуби Ду
Купили квартиру Новицких. Магда названивала с требованием, чтобы Арсений быстрее приезжал, что надо помогать покупать мебель, кухонную утварь, светильники. Но выехать он не мог. С работы не отпускали, да и зачем такая спешка, думал он, ведь Магде с малышом есть и где жить, и где спать. Через пару дней Магда с тещей проехались по магазинам и приобрели все необходимое — на свой, разумеется, вкус. Арсений пришел в дикую ярость. Во-первых, потому, что считал это в корне неправильным, а во-вторых, его вкусы и дизайнерские пристрастия диаметрально расходились со вкусом жены и тещи. Арсений просто бесился, представляя, как многие годы придется сидеть на жутком кожаном диване (а то, что диван будет именно жутким, сомнений не вызывало). И возмутиться толком не мог потому, что тесть с тещей преподнесли подарок из самых лучших побуждений, а дареному коню, как известно, в зубы не смотрят. Это все сидело внутри крепкой занозой и расстраивало еще больше.
Приехав в Польшу, Арсений осознал еще один небезобидный факт: хоть Новицкие и убыли на новое место жительства, но привычка ходить в гости осталась. Один неурочный тещин визит взбесил окончательно, и Арсений с издевательской вежливостью усомнился в целесообразности дверей между квартирами, предложил их снести на хрен, как ненужную преграду в родственном общении, и тут же был громогласно обвинен в черной неблагодарности. Начались скандалы, и отношения с тещей из натянутых моментально превратились в откровенно неприязненные. В ней стало бесить все: худоба, привычка выкуривать в день по две пачки сигарет, безапелляционность во всем, русофобия. Особенно любила она в присутствии зятя смотреть новостные программы, где польские журналисты взахлеб вещали о стрельбе на московских улицах, финансовом коллапсе, о нищете, преступности и о других ужасах российских реалий. Теща глубоко затягивалась, выпускала дым в потолок и поддакивала:
— Какой кошмар! Ну как можно жить в таком государстве?
Жизнь в России и правда была не сахар, но высказывания тещи прямо-таки трансформировали Арсения в выходца из какой-нибудь Эфиопии или Уганды. Ближе к вечеру, опустошив полбутылки джина с тоником, пани начинала вздыхать. Это был целый ритуал. Теща садилась в кресло, фокусировала зрачки в одной точке и тяжело вздыхала. Арсений не выдерживал и спрашивал, по какой причине маме столь горько.
— Да ничего, Арсик. Так. Думаю… Думаю, как у вас все сложится. Как жена живет без мужа, как ребенок без отца растет…
Арсений скрипел зубами и ненавидел тещу Йоланту, в то же время прекрасно понимая и любя ее потому, что сознавал: в своей системе координат она действительно желает ему добра и очень переживает за своего внука и дочь. Впрочем, когда они не ругались, то прекрасно ладили: ходили гулять с маленьким Михалом, готовили, пили пиво и смотрели старое польское кино, которое оба любили.
…Когда ребенку исполнился год, Магда не выдумала ничего лучше, чем давать уроки английского. Нужды в деньгах не было — отец субсидировал ее вполне приличными суммами, но ей, видимо, хотелось ощущать себя при деле. Арсений решительно не понимал, почему выпускница одного из лучших московских вузов, да при неработающей матери, занимается репетиторством, вместо того чтобы найти себе престижную работу. Магда же считала, что сваливать на бабушку материнские обязанности непристойно, а нанимать няню — оставлять малыша без присмотра. Вот так. И не своротишь, ибо железобетонно.
Тем временем в личной московской жизни Арсения произошли изменения: он по уши влюбился в Катю, медсестру из травматологии. Два месяца флирта, неизбежный секс — и совершенно бульдозерная любовь, подмявшая под себя судьбы, надежды и планы. Катя затмила весь белый свет. Ничего иного попросту не существовало.
После полугода такой необузданной романтики Арсений задался вопросом, как же он будет дальше жить с такой любовью. Еженедельно созванивался с Магдой, был в общении с ней сдержан и прохладен. А на хрена все это вообще надо, когда счастье — вот оно, рядом. Идеальный секс, общность профессии, сходное чувство юмора, легкий нрав… А не пошел бы он к чертовой матери, этот невразумительный брак? Зачем терзать себя и загонять в какие-то иллюзорные рамки фактически не существующего союза? Если человек хочет быть счастлив, то зачем гнать от себя то, что его делает счастливым?..
В таком вот свете брак действительно становился формальностью. Как-то летом Арсений решился. Предварительно выпив, он позвонил Магде и как можно более мягко объявил, что разводится с ней.
— Как это?
— Вот так.
— Почему?
— Потому что я не вижу будущего у нашего брака, мы разные люди с разными судьбами. Я к тебе очень хорошо отношусь, но думаю, что так будет лучше. Мы оба молоды, у нас все впереди, и мы с тобой обязательно будем счастливы, но порознь.
О существовании Кати Арсений благоразумно умолчал.
— Ты это серьезно?
— Абсолютно.
— Ты шутишь?
— Нет.
Она заплакала:
— У тебя кто-то есть?
— Нет у меня никого.
— Ты меня больше не любишь?
— Люблю, но по-другому.
Снова слезы.
— Мы не можем развестись.
— Почему?
— Потому что в моей семье еще никто никогда не разводился.
— Ты будешь первая. Дети и внуки еще скажут тебе спасибо.
— Я не могу. Мы, поляки, не разводимся.
— А мы, русские, разводимся.
— А как же Михал? Ты о сыне подумал?
— С ним все будет в порядке.
— Я люблю тебя.
— Я тоже тебя люблю, но так будет лучше.
Завершив идиотскую по форме беседу, Арсений положил трубку и вышел на улицу. Солнце медленно сползало за горизонт, лицо обдувал ласковый прохладный ветерок, редкие облака, расплывшиеся по небу замысловатыми розовыми улыбками, словно подтверждали, что все было сделано правильно.
Вскоре в Москву вернулся пан Славек. Арсений долго думал, идти к нему в гости или нет. Но в конце концов, набравшись храбрости, нанес визит. Тесть встретил его, как обычно, по-родственному тепло, без ненужных укоров и воспитательных бесед, усадил за стол, налил виски и лишь мимоходом выразил сожаление о произошедшем. Арсений еще с полгода регулярно навещал пана Славека, пока тому не пришлось распрощаться с Москвой навсегда. Помог собрать и упаковать вещи, проводил тестя на вокзал. Крепко обнялись на прощание. Поезд тронулся, и на глазах Арсения навернулись слезы. Наверно, прослезился и пан Славек…
Вот так оно само собой и сложилось. Пожалуй что к лучшему. У всех установился порядок. Может, и не сразу, но установился. Отношения с Катей достигли пика, после которого неминуемо понеслись под откос. Магда, дабы привести себя в порядок и собраться с мыслями, уехала в тихий городок Миколайки на Мазурских озерах. Пан Славек купил там дом и небольшой швертбот, на котором она столкнулась, в полном смысле этого слова, на озере Щнярдвы со своей судьбой — яхтсменом Матеушем.
Матеуш, сын владельца небольшой гостиницы, невысокий провинциальный парень, видимо, всерьез влюбился в Магду, если решился взять в жены разведенную женщину с ребенком. Об их романе Магда сама рассказала Арсению по телефону. К тому времени обиды уже прошли, и Арсений даже давал ей советы, как правильно себя вести в той или иной ситуации по отношению к Матеушу, испытывая при этом чувство назойливой, непроходящей вины.
Вскоре Магда объявила, что выходит замуж и ей нужен официальный развод. Узнав об этом, Арсений обрадовался, однако для развода нужно было либо нанять адвоката, либо присутствовать на суде лично. Ни то ни другое его не устраивало по причине неизбежных расходов в первом случае и отсутствия времени на поездки в судебное заседание — во втором. Неожиданно, к огромному облегчению Арсения, представлять в суде его интересы вызвалась теща Йоланта.
Судья искренне не мог взять в толк, как может пани выступать в процессе расторжения брака собственной дочери на стороне не оправдавшего надежд зятя.
Сразу после развода сыграли скромную, для самых близких, свадьбу, и Магда с ребенком переехала из Варшавы в Миколайки — парусную Мекку Польши.
Отношения Арсения с тещей к тому времени стали на удивление близкими и теплыми. Он частенько звонил ей так просто, поболтать, она делилась сведениями о новых родственниках, которым он передавал неизменные приветы и наилучшие пожелания, а сам повествовал о своем житье-бытье. Даже рассказал ей про Катю. Теща от нравоучений и выводов скромно воздержалась, даже выразила не совсем искреннюю надежду на то, что все у них сложится прекрасно. Очень переживала за дочь: двести километров от Варшавы до Миколаек — для Польши это словно двести световых лет. С первого дня супружества Матеуш на корню пресек все семейные нежности и ограничил родственников жены лишь вежливым общением, которое также стремился свести к минимуму. Привозя Магду с ребенком в Варшаву, он даже не поднимался в квартиру тестя, лишний раз не звонил, предпочитая никого не баловать своим обществом. В гости тоже не приглашал и вообще стремился оградить частную жизнь своего семейства от посторонних проникновений и излишнего любопытства. Возможно, он испытывал комплекс из-за разницы в социальном статусе — сам-то происходил, как говорится, «из народа», высшего образования не получил, работал поваром в отцовском придорожном ресторане. Магда по сравнению с ним была особой голубых кровей… Такая прохлада в отношениях очень расстраивала тещу с тестем, хотя к новому зятю они относились очень хорошо, поскольку видели, что дочка счастлива, да и к малышу Михалу Матеуш относился с теплотой.
