Всеволод Непогодин - Девять дней в мае
Антон недолюбливал Небеседина за легкость в изложении мыслей, фривольное поведение в литературной среде и обласканность вниманием критиков. Соседину казалось, что Вениамин нагло ворует идеи его гениальных материалов и занимается плагиатом. Антон грозился подать в суд на Небеседина, если тот не прекратит калькировать его опусы. Естественно Вениамин не обращал внимания на больного на всю голову Соседина и не читал его статьи. Небеседин жалел, что однажды дал Антону адрес своей электронной почты.
- Антошик, ты конечно у нас герой! Сидишь себе ровно на жопе в Крыму, где сейчас все тихо спокойно и гавкаешь оттуда на весь мир! Да, пиариться на костях нехорошо, я согласен, но я это всё видел своими глазами! Прикажешь весь этот ужас держать в себе? Ты думаешь со всем этим можно спокойно жить?! Ты хоть раз на митинге был за последний год?! Видел живьем огнестрел с кровякой?! Знаю я таких диванных атаманов как ты! Мама попу вытирает мягкой бумагой, жена с ложечки кормит протёртым яблоком, а он весь в думах об изящной словесности и судьбах России! – отписался Небеседин.
- Ты бесстыжий подлец! У тебя нет ничего святого! Советую тебе немедленно пойти в ближайший храм, перекреститься, поставить свечку и поговорить по душам с батюшкой. Православие всегда снисходительно относится к пакостникам, честно раскаявшимся в своих дрянных поступках. Иоанн Креститель говаривал, что нравственное очищение возможно только в условиях полного доверия к Богу и осознания своего места в мире падшим человеком, - написал Антон.
- Что за бредятину ты несешь? Может мне еще выпить из кадила литр самогона, освященного батюшкой и закусить просвирной, которую матушка неделю носила в подоле платья?! – написал Вениамин.
- Не богохульствуй! Как ты смеешь так отзываться о представителях Бога на земле? Святой отец выбирает своими наместниками самых достойных сынов и дочерей рода человеческого! – написал Соседин.
- Антошик, едрен батон, ну завяжи уже с писательством! Не твоё это дело, не твое! В Одессе таким как ты обычно говорят: «Не можешь срать – не мучай жопу!»! Что ты прицепился ко мне как банный лист, а?
- Таких как ты небесединых надо изолировать от общества! Вы заражаете народ чумой цинизма и бациллой безверия! Вы портите население язвой бездуховности!
- Наша песня хороша – начинай сначала! Соседин, иди проспись! Хватит мне с бодуна всякую ересь писать!
Небеседин закрыл электронную почту и принялся просматривать с левого аккаунта в фэйсбуке страницы представителей либеральной интеллигенции. Он превентивно внес в черный список на своем основном аккаунте всех проамериканских шестерок, тявкавших на Россию. Жидобандеровцы радовались смертям русских патриотов в доме профсоюзов и называли между собой погибших «копчёной сотней». Вениамин и не ожидал другой реакции от этой насквозь прогнившей публики, так как досконально знал их гнусные нравы. Стихотворец Берл Херснимский, которому раввин в синагоге обрезал поэтический дар сразу после рождения, писал, что наконец-то сдохли проплаченные Кремлем агитаторы, мешавшие становлению украинской государственности. Херснимский видимо забыл, как годом ранее ездил в Москву получать денежное вознаграждение за победу в конкурсе подражателей Иосифу Бродскому и клятвенно уверял столичную богему в том, что Одесса всегда была, есть и будет русским городом. В юности он был осведомителем КГБ и закладывал своих однокурсников-антисоветчиков, но теперь любил приврать, что был диссидентом и вызывался на допросы в органы исключительно из-за своей подпольной деятельности, направленной на свержение советской власти. Берл менял свои политические взгляды практически ежемесячно в зависимости от текущей обстановки. Он сочинял стихотворные оды всем одесским градоначальникам и губернаторам, долго не засиживавшимся на своих местах. Херснимский снимал шляпу даже перед самыми незначительными работниками прокуратуры. Берл низко кланялся перед каждым судьёй и милицейским начальником. Он был очень плодовитым и корыстолюбивым поэтом, легко соглашавшимся за деньги сочинять поздравительные вирши всяческим чинушам. Херснимский прославлял в стихах руководителей таможни, пожарнадзора и санэпидемстанции, а как только их снимали с должностей, то Берл немедленно клеймил их на своей странице в фэйсбуке взяточниками, сволочами и хапугами. В литературном кругу он нажил целую армию недоброжелатей и его поэтические экзерсисы пинали все кому не лень. За долгие сорок лет потуг на высокую поэзию Херснимский обзавелся лишь одним ярым защитником своего творчества. Разумеется, это был Антон Соседин.
Либеральные трепачи устроили виртуальную пляску на костях мучеников, сгоревших в доме профсоюзов. Они радовались как-будто были уничтожены серийные убийцы, маньяки-педофилы или живодеры, насилующие собак. Либеральное шапито давно уже держалось только на круговой поруке, вранье и лицемерии. Инертные борцы за свободу и демократию постоянно пускали пыль в глаза несведущим одесситам, дабы они уверовали в их значимость и авторитетность. На самом деле мнение светил либеральной мысли в городе значило не больше, чем мнение безграмотной торговки семечками, продающей свой товар на станции «Раздельная». Дело в том, что точка зрения абсолютно любого либерального говоруна не подкреплялась финансовым благосостоянием. Местечковая демократическая шушера была беднее, чем церковные мыши и довольствовалась жалкими подачками от своих хозяев. Самые обеспеченные либеральные деятели ездили зайцами на общественном транспорте и скоморошничали за жалкие двести долларов в месяц на убогих городских телеканалах. Они любили кричать на каждом углу, как они любят Одессу, правда слова так и оставались словами. Никаких действий по сохранению разрушающихся памятников архитектуры с их стороны не было. Феномен либеральной интеллигенции заключался в том, что они и не пытались создавать новые культурные ценности. Нищие демократы не писали книг, не снимали фильмов, не рисовали картин, не лепили скульптур, не устраивали новые театральные постановки. Они только торговали рожами на открытиях бесчисленных мемориальных досок и пытались приватизировать право говорить от имени той Одессы, которая давно уже стала замшелым мифом.
Либеральные интеллигенты сильно страдали из-за того, что вовремя не уехали в Израиль, США или Германию. Они в свое время побоялись бросить все и улететь в неизвестность. Они наивно верили в то, что новая независимая Украины непременно одарит их всеми благами цивилизации за неумелый пересказ баек Утёсова и знание рецепта приготовления фаршированной рыбы. Чуда не случилось, и ленивые болтуны оказались на обочине жизни. Им постоянно приходилось унижаться. Каждые выходные либеральные тугодумы ходили утром по Привозу и с важным видом пробовали балык, творог и брынзу. Они имитировали дегустацию с целью последующего приобретения продуктов, а на самом деле пытались досыта наесться бесплатными кусочками. Продавщицы вскоре раскусили трюк никогда ничего не покупавших снобов и стали гнать их половыми тряпками от своих прилавков.
Больше всего безденежные демократы пресмыкались перед владельцами ресторанов. За возможность полакомиться туристическими объедками они готовы были круглосуточно петь осанну хозяину любой тошниловки, в которой стейк по фирменному рецепту от шеф-повара готовится из умершей естественной смертью дворняжки, отбитой до неузнаваемости молоточком и отмоченной в уксусе.
Либеральная шваль опасалась Небеседина. Лакеев американизма смущала его откровенно пророссийская патриотическая позиция, демонстративное неуважение к дутым персонам и резкость в публичных высказываниях. Вениамин не церемонился с теми, кто оплевывал Русь в своих грязных газетёнках и телепрограммах с нулевым рейтингом. Он постоянно уличал во лжи демократическую тусовку и не стеснялся самых суровых слов в адрес слуг Запада.
Однажды Вениамин опозорил местную либеральную интеллигенцию на всю страну. Демократы решили собрать средства на установку памятника скрипачу Давиду Ойстраху. Они устроили массированную кампанию в региональных СМИ, заявляя о том, что Ойстрах это легенда Одессы и память о нём должна остаться на века. Небеседина насторожила эта ситуация. Долгие годы про Ойстраха никто и не вспоминал, а сейчас резко стали его любить больше, чем самого Жванецкого! В банке открыли счет на имя Берла Херснимского. Реквизиты для отправки пожертвований на установку памятника заполонили все городские группы в социальных сетях и новостные сайты. Вениамин понял, что эта афера и нужно непременно вывести либеральное жулье на чистую воду. Небеседин не увлекался детективами и не имел опыта расследований. Поначалу он долго копался в городских архивах и выяснял подробности биографии скрипача, но это не дало никаких наводок. Он расспрашивал об Ойстрахе преподавателей музыкальных школ и академии имени Неждановой, но все безрезультатно. Вениамин слушал сохранившиеся записи концертов скрипача и просматривал его фотографии в интернете. Он интуитивно чувствовал, что разгадка близка, но все не мог нащупать нужную ниточку.
