Валя Стиблова - Скальпель, пожалуйста!
После ужина супруга виновника торжества пригласила всех дам в гостиную — попробовать какой-то ликер. Этот «сеанс» мне Итка потом изобразила в лицах. Сначала они говорили о разных своих болячках, в том духе, как мы это дома привыкли обыгрывать: «Вот очень интересно, доктор: у меня иногда шумит в ухе и отдает влево…», «Я чувствую какой-то трепет и тяжесть в затылке…» И далее в подобном роде, до полного изнеможения слушающего врача.
Итка, видимо, не оправдала их надежд, потому что они вскоре перешли на другое. Смеющаяся дама уже не молчала. Со знанием дела рассуждала о моде на прически: теперь будто бы волосы начесывают наверх. Сама она, по ее утверждению, начесывает их таким образом уже два года. Так что, выходит, она первая до этого додумалась. Другая подносила всем к лицу свои холеные ногти и хвалила какой-то лак лучших мировых стандартов.
— Лак бесподобный! — восхищалась дама с начесом. — Руки у вас безупречны, просто безупречны!
И увлеченно добавила:
— Настоящая дама узнается по рукам. Только по рукам!
Итка незаметно сняла свои руки с журнального столика. Ее почти мальчишеские пальцы кончались узенькими дугами ногтей, которые никогда не украшались лаком. Мы не носили даже обручальных колец — ведь столько раз за день врачу приходится мыть руки.
От начесанной дамы не ускользнул Иткин маневр, и она увенчала всю сцену таким высказыванием:
— Вас, миленькая, это, конечно, не касается. Вам целый день приходится мочить руки в разных гадостях! Меня бы, думаю, от этого стошнило. Но все равно я вами восхищаюсь!
Вечер на этом далеко не кончился. Включили радиолу и стали танцевать. Я все еще задавался вопросом: почему Ружичка затащил сюда именно меня? Ответ напрашивался сам собой: хотел блеснуть тем, что в гостях у него будущий шеф клиники. По той же причине он искал расположения Итки. Пригласил на танец и делал вид, что за ней ухаживает.
Вообще мы с Иткой любили танцевать, хотя к тому давно не представлялось случая, но здесь потанцевать вдвоем нам просто не дали. Менять партнерш считалось, видимо, хорошим тоном. Кружился я то с одной, то с другой по паркету, натертому, конечно, не хозяйкой дома, и говорил себе: «Это та, что делает начес; а эта называла меня милушей, эта восхищалась интеллектом Ружички („какая голова, какая голова“!)»… Казалось, я попал в паноптикум — при том, что я еще не знал истории с Иткиными руками…
Наконец мною завладела жена Ружички. Я заметил, что ожерелье у нее из натурального жемчуга, и отпустил по этому поводу комплимент — надо же было как-то поддержать разговор. Она разоткровенничалась и сказала, что ожерелье муж ей преподнес как «компенсацию» — за то что во время научной работы не уделял жене достаточного внимания. Пока я размышлял о том, где он взял средства на такое ожерелье, она шутя сделала мне выговор: «Куда это вы заглядываете?» Ожерелье действительно было очень длинным и исчезало в глубине выреза. Смутившись, я пытался защищаться, говоря, что для врача не такое уж это редкое зрелище. Двусмысленно улыбаясь, она заявила, что все врачи циники и бесстыдники.
Потом стала ко мне прижиматься более чем положено, что-то лопотала, перескакивая с пятого на десятое, и даже начала несуразно мне льстить — я, мол, необыкновенный человек и у меня большое будущее. Я попытался отстраниться, она была немного подшофе, видимо, не управляла собой — и меня не пускала. Я цепенел от мысли, что это заметит Итка. Она сидела в углу комнаты с художником. Он то и дело предлагал ей рюмочку дистиллята, но она, опустив глаза, упрямо качала головой.
Ружичкова перевела разговор на другое. Я должен бывать у них чаще. Всем ее приятельницам я страшно нравлюсь.
— Только одно не могут понять, — понизила она голос и зашептала мне в ухо, как признание: — Около вас должен быть человек, который бы вас обрамлял. У вас отличная жена, но все же… Вам нужна женщина, которая могла бы вас рассеять. Всегда красивая, подтянутая, а не задерганная на работе. Вам что, действительно нужен ее заработок?
Это был совершенно идиотский выпад с ее стороны.
— Моя жена работает потому, что это доставляет ей удовлетворение, — убежденно сказал я. — Сидеть без дела дома она считает бессмысленным…
Ружичкова меня не поняла:
— Найдутся красивые и более молодые, которые с радостью все бросят и согласятся сидеть дома ради вас.
— Ну знаете, — сказал я, улыбаясь и намеренно глядя на нее сверху вниз, — как раз с подобной женщиной я бы повесился от скуки.
— Не верю. Будь это женщина с подлинным шармом…
Тяжело приваливаясь ко мне, она многозначительно заглядывала в глаза. Я без особых церемоний отстранился.
— Вы ошибаетесь, такое качество я бы вообще не оценил. Что же касается Итки, то — вам, наверно, это странно — мы с самого начала и по сей день друг с другом абсолютно счастливы. Никто не в состоянии мне ее заменить, это я знаю точно.
Тут уж ее задело за живое. Конечно, о подобных вещах вслух не говорят, но мне казалось, промолчать будет предательством по отношению к Итке. Ружичкова остановилась в середине танца, под предлогом, что ей хочется чего-нибудь выпить.
Мы подсели к остальным. Хозяйка дома продолжала делать вид, что я все время не переставал за ней ухаживать. Я был всем этим сыт по горло. При первой же возможности мы откланялись.
Домой пошли пешком, от нас это было недалеко. Итка казалась сначала какой-то пришибленной и против обыкновения воздерживалась от комментариев. Внезапно она взглянула на меня с виноватым видом:
— Надо было сегодня одеться поинтересней, я жутко выглядела на их фоне…
— Да глупости, — сказал я рассеянно.
Я был не в духе: мысль о нелепом поведении пани Ружичковой досаждала мне все больше и больше.
Итка мое настроение истолковала по-своему. Она вяло шла рядом и подбрасывала ногой камушек.
— Нет, видно, следует все же не забывать и о своей наружности. Ты обратил внимание, как они были одеты? А прически!
— Да, разумеется. Особенно у той, что делает начес. Любопытно, чистит она дома картошку или у них тоже экономка, как у Ружички?
— Может, она ее и чистит, — подавленно сказала Итка. — Может, она вообще все успевает. В квартире у нее, безусловно, лучше, чем у нас… Ты все равно ведь думаешь, что я могла бы успевать больше…
Я остановился и взял ее за плечи:
— Итка, уж не развился ли у тебя от этих светских гусынь какой-то комплекс?..
Она не отвечала. Стояла передо мной, опустив голову. Я поднял ее лицо за подбородок — из глаз скатились две слезы.
— Кажется, еще немного — и кто-нибудь из них сел бы тебе на колени…
— Ты бы мне этого не пожелала? — сделал я попытку пошутить.
Уголки ее губ горько дрогнули. Она не ответила. Я потряс ее за плечи:
— Да что с тобой, скажи на милость?
— Все равно знаю, что все они думали. Тебе нужна не такая жена…
У меня сжалось сердце. Черт дернул принять это приглашение. Я вытер ей глаза:
— Так вот что я тебе скажу: чихать я хотел на всех, кто там был, с Ружичкой в придачу. И ты это прекрасно знаешь! Ну что, по-твоему, стал бы я делать с его расфуфыренной мадамой?
— Что делают с мадамами?
— Мне она не нужна, раз у меня есть ты!
— А зачем еще я тебе нужна?
— Ты — друг. А ни одна из них им стать не могла бы.
Она наконец успокоилась, и, взявшись за руки, мы пошли дальше.
— Тебе бы хоть кабинетик такой, — вздохнула она. — Ты заслужил его больше, чем этот надутый позер.
— Никакого кабинетика мне не надо, достаточно того, что есть. Если уж нам обоим нужно вечером работать, то мне приятнее, когда мы сидим вместе. А тебе разве нет?
— Да, но все-таки Ружичке лучше. У него больше времени.
— Чем у кого?
— Чем у тебя.
— А разве ты не имеешь право на свободное время?
Она молчала. Я вспоминал годы, проведенные с ней вместе. Дома нам никто не помогал, все приходилось делать самим. Но лепта, которую вносил я, всегда была куда скромнее Иткиной. Она всегда старалась сберечь мое время. Мог ли я забывать об этом?
Встряхнувшись, Итка тогда первая пришла в себя. Стала комически изображать художника, который корчил знатока в искусстве и с трубкой в зубах изрекал прописные истины. Копировала томные движения дамы с «бесподобным» лаком на ногтях. С блеском представила хихикающую даму.
— А что, если я сделаю начес? — спросила она, озорно поглядывая на меня.
Я запустил пятерню ей в волосы — она ответила мне тем же и кинулась бежать по тихой ночной улице. Я наконец нагнал ее и на мгновение прижал к себе. Помню, неподалеку был какой-то пьяный; еле ворочая языком, сказал:
— Ну… что… идти-то некуда? Ах, бедные вы, бедные…
— Есть, есть куда!.. — воскликнула со смехом Итка. И мы, схватившись за руки, как сумасшедшие понеслись домой.
Я знаю, у нормальных людей так, наверно, не бывает. Дети уже большие, а мы иногда ведем себя как студенты, сбежавшие с лекции. Должно быть, это оттого, что мы всегда жили точно на бивуаках. Все время что-то наверстывали, писали статьи или книги, перерабатывали учебные пособия — всего не перечесть… Сколько раз говорили друг другу: вот доделаем это и начнем жить как люди! Много раз обещали детям, что поедем с ними к морю, и долго не могли сдержать своего обещания.
