Анатолий Вилинович - Остап Бендер в Крыму
— Прошу садиться. Простите, а с кем имею честь? — улыбнулся ему Железнов.
— Греческий негоциант Мишель Канцельсон, гражданин начальник.
— Вы иностранец, но так хорошо говорите по-русски.
— Я родился в Одессе, но после двадцатого судьба забросила меня сначала в Турцию, а затем в Грецию.
— И чем бы занимались в Одессе? — взглянул на приглашенного энкавэдист.
— Известное дело, коммерцией. У нас в Одессе все занимались коммерцией, смею заметить. Вы слышали анекдот о коммерсанте, который покупал сырые яйца, варил их, а затем продавал по той же цене? А барышом считал оставшийся навар? Так это, уверяю вас, происходило со мной в Одессе. Именно там и родился этот анекдот. Так это так, гражданин начальник.
— И что же, все время занимались такой пустой коммерцией?
— Ах, гражданин начальник, гражданин начальник. Вы знаете, что в то время в Одессу съехалась вся знать России. Я подумал и сказал себе: «Сколько же потребуется для них ночных горшков? Ведь в городе мало квартир с встроенными туалетами». И я открыл свое дело. Снял помещение для магазина, закупил горшки и открыл торговлю. Но князья и графы, и прочие воротилы, скажу я вам, проклинали, извиняюсь, вас, революцию и Советскую власть, кутили в одесских кабаках, но ночным инвентарем не обзаводились. Я прогорел, гражданин начальник. А в двадцатом году, в этом кошмарном году, мне удалось уехать из Одессы за границу.
— Если бы вы не покинули родину, то теперь были бы полноправным гражданином Советского государства, как все.
— Я не хотел быть как все, я хотел иметь свое миллионное дело, — вздохнул тяжело греческий подданный.
— И имеете? — усмехнулся Железнов.
Канцельсон пожал плечами и с нотой возмущения в голосе сказал:
— Вы же не даете мне развернуться, гражданин начальник.
— Как это понимать? Господин Канцельсон? — с удивлением смотрел на негоцианта Железнов. — Если все по закону…
— Нуда, следите, а теперь вот задержали, доставили сюда, — обвел он рукой кабинет, — в НКВД…
— Так чем Вы занимаетесь сейчас, господин Канцельсон?
— Я поверенный в делах турецкой фирмы «Анатолия», как вам, надеюсь, известно.
— Известно. Но странно, что Вы, греческий подданный, а представляете фирму Турции. Как понимать это?
— Очень просто, гражданин начальник. После того, как после суда наши две фирмы были закрыты здесь, и деятельность их была прекращена, как вам известно и, если откровенно, не без помощи вашей, гражданин начальник, появилась фирма «Анатолия». Как знающего русский язык и дела прежних греческих фирм «Камхи» и «Витое», меня пригласили работать в этой турецкой фирме.
— И сколько же вам платят, господин Канцельсон?
— Я получаю проценты от коммерческих операций, — гордо ответил греческий и турецкий негоциант.
— Например. Назовите одну из ваших коммерческих операций.
— Но это является коммерческой тайной фирмы!
— Да, тайной. Скупать золото, серебро, антикварные изделия, а затем контрабандно переправлять через границу? И это вы называете коммерческой тайной? Канцельсон съежился и быстро заговорил:
— Я как поверенный в делах фирмы, скупал то, что вы говорите, и отдавал представителю фирмы, отчитывался перед ним. Я же не знал, что это все идет контрабандным путем, гражданин начальник. Я выполнял указание фирмы!
— Нами установлено, что деятельность вашей фирмы выходит за рамки, предусмотренные законом. И вы, как поверенный фирмы, являетесь соучастником незаконных действий.
— Я не состою в штате фирмы! — вскричал Канцельсон. — Я служу на процентных условиях и формально…
— Если вы не соучастник незаконных действий фирмы, то вы соучастник воровских банд и шаек, у которых покупаете драгоценности. Если вы будете уходить от моих вопросов, я предъявлю вам официальное обвинение, — строго предупредил Железнов.
— Ой, не говорите такого страшного слова! Я вам все скажу, что знаю, но я не знаю, что вы хотите знать?
— Разумеется правду, господин Канцельсон. Только правду. У кого покупали золото, серебро, драгоценные камни? Адреса?
— Гражданин начальник, ведь это будет не честно, не по-купечески, — сдвинул свой котелок на голове поверенный фирмы.
— Почему же не честно, когда вы покупали краденое. Ведь вы же отлично об этом знали, господин Канцельсон.
— Ну кто мне может об этом сказать, гражданин начальник? Я только догадывался. Откуда у какого-то голодранца может быть браслет немецкого мастера! И догадываться незачем, ворованный.
— А чем вы рассчитывались за драгоценности?
— Товаром: спиртом, сахарином, чулками, женским бельем…
— Контрабандным товаром, вы хотите сказать? Что еще привозилось из-за границы?
— Парфюмерия, табак, чай, кофе…
— И марафет, наркотики?
— Мне об этом никто ничего не говорил, но я таки знаю — привозилось…
— Чем же рассчитывалась эта самая Настя за такой контрабандный товар?
— Золотом, серебром, драгоценными камнями, иногда иконами, картинами, коврами…
— Помощники Насти сами доставляли все это на фирму?
— Нет, все расчеты велись только через меня.
— А где и как вы встречались с этой Настей?
— Она всегда приходила ко мне сама и так неожиданно…
— Это она? — вынул из папки фотографию Железнов протянул ее греко-турецкому негоцианту.
Канцельсон внимательно посмотрел на фотографию и ответил:
— Конечно, как же может быть иначе, гражданин начальник?
— Может. Настоящее ее имя не Настя, а Любка. Любовница и помощница одного бандита, гражданин Канцельсон. Ясно?
— Ой, ясно, как же может быть не ясно, если говорите это вы мне. Ой, ой, бандита…
— А помимо контрабандного товара, чем вы рассчитывались за все эти наворованные ценности? — закурил Железнов.
— Я в конверты не заглядывал, но я таки знаю — долларами, фунтами.
— И вы не знаете, где живет эта Настя-Любка? — усмехнулся Железнов.
— Не знаю, но догадываюсь, что на Базарной в доме одноглазого часовщика Пашки. И это таки так, гражданин начальник.
Некоторое время Железнов молчал, затем сказал:
— Пока можете идти, господин Канцельсон.
— Ой, правда? — вскочил со стула негоциант. — Могу идти? — попятился он к выходу. — Честь имею, гражданин начальник, честь имею. — Повторил он уже в дверях.
В то время как происходил описанный допрос Мишеля Канцельсона, компаньоны уже были в доме его, и, представившись, вели разговор с женой допрашиваемого греко-турецкого негоцианта.
— За привет от маменьки я вам премного благодарна, — сказала Анна Кузьминична, когда компаньоны представились ей и передали добрые пожелания ее родительницы из Симферополя. — Но хочу внести ясность, господа-товарищи, что горничной я была в загородном доме графа Воронцова в Симферополе, а не в Воронцовском дворце в Алупке. Поэтому ничего не могу вам сообщить, как графиня Воронцова-Дашкова покидала дворец, как уезжала… все то, что мне известно.
— Весьма благодарны, весьма, уважаемая Анна Кузьминична, за ясность. Но вы, может быть, подскажете нам, кто из прислуги дворца… Их имена, фамилии, где сейчас проживают. Зная это, мы могли бы обратиться и к ним с просьбой дать интервью.
— Да, как мне известно, почти вся прислуга дворца рассеялась после отъезда графини. Горничные Софья и Екатерина проживают в Ялте. Адрес Софьи Павловны вам сообщу… Письмо от нее… — достала из шкатулки конверт. — Перепишите адрес, поскольку такой интерес у вас.
И пока Остап переписывал адрес, Анна Кузьминичны говорила:
— И в Феодосии, как мне сообщила Софья, проживает Фатьма Садыковна, кухарка графини. Но адреса я не знаю. А в самом дворце еще работает старый служака дома Романовых Березовский Петр Николаевич. Он приезжал к нам не раз в Симферополь, сопровождал графиню. Петр Николаевич всю свою жизнь верно и преданно служил дому Романовых. Как вам известно, Воронцовский дворец превращен сейчас в музей, доступен сейчас трудовому народу, — усмехнулась Анна Кузьминична. — И Березовский, как мне рассказывали, сейчас работает там экскурсоводом. Вот все, господа-товарищи, что я могу сообщить по интересующему вас вопросу.
— Весьма, весьма вам благодарны, — склонил голову Бендер и поцеловал руку бывшей горничной загородного дома графа Воронцова.
Несколько картинно и не так элегантно, как его предводитель, со словами «мерси» этому последовал и бывший уполномоченный по рогам и копытам.
Компаньоны уже выходили из комнаты, когда хозяйка, провожая их, сказала:
— Советую, судари, познакомиться с Петром Николаевичем. Он многое должен знать, я полагаю. Мой Мишель, хотя он и греческий негоциант, тоже собирается в Алупку познакомиться с Петром Николаевичем.
— Вот как? — с улыбкой посмотрел на Анну Кузьминичну Бендер. — Любознательный ваш супруг, весьма любознательный. Это похвально, весьма похвально, уважаемая Анна Кузьминична, — продолжал улыбаться женщине Остап.
