Глеб Шульпяков - Фес
Над человеком склоняется девушка. Под мышкой у нее картонка, обернутая тряпкой. Безмолвно прижимая руку к груди, она делает просительные жесты. Он достает купюру, с готовностью протягивает. Улыбается. Девушка кланяется и отходит, человек снова ложится на траву.
Когда он просыпается, солнце уже садится. Лучи, пробиваясь сквозь ветки, заливают рощу пепельно-розовым светом.
– Пха, пха! – кричат ему люди на газоне.
Он оборачивается – они показывают на картонку: забыл, забери…
И он покорно возвращается.
…Гвоздь вбит над умывальником. Повесив картину, он делает пару шагов, отходит. Рисунок по-детски аляповатый, лепестки лотоса художница раскрасила желтой краской, а контуры обвела черным фломастером.
“Вот и вся живопись”.
Он встает между окном и лотосом. За циновкой мгла – плотная, как театральный занавес. Где-то внизу чавкает вода, источая сладковатые запахи гнили. И только озеро мерцает голубым пламенем.
На террасе ночного бара сидят четверо. Все они бегло говорят на английском, хотя акцент выдает, что язык – не родной. Да и сами акценты звучат по-разному.
– Вы по-настоящему так думаете? – спрашивает парень лет двадцати. – Вы серьезны?
Бронзовый от загара мужик снимает ковбойскую шляпу и откидывается на подушках.
– Да, думаю, что так.
Сигара, которую он пытался зажечь, мешает ему говорить.
– Думаю, что за это можно платить деньги.
Одна из двух девушек – крупной комплекции, и про себя человек окрестил ее “лыжницей”. Светлые брови подчеркивают обгоревший лоб. Девушка сидит в ногах у парня и, наклоняясь, чтобы взять стакан с пивом, обнажает в разрезе белые груди.
Девушка на коленях у “ковбоя” (так он прозвал мужика в шляпе) имеет азиатскую внешность и носит обычные джинсы. На узких бедрах поблескивает пряжка, а на запястье – браслеты. Мужская рубашка, небрежно завязанная на поясе, скрывает грудь. Черные волосы оттеняют правильный овал лица.
– Но почему? Скажите нам, почему? – Во время разговора “лыжница” часто хлопает выгоревшими ресницами. – Как вы это знаете?
– Они всего лишь умеют делать это лучше, – отвечает мужик.
Чтобы не мешать разговору, человек садится подальше от компании, у самой воды.
“Ковбой” выпускает дым, кивает ему – и снова поворачивается к собеседникам.
Обложенная тропической ночью, терраса напоминает сцену, а люди на ней – актеров.
– Неужели? – говорит парень (про себя он называет его “серфером”). – И в чем же их превосходство?
“Ковбой” разводит руками:
– Просто они делают это, как делали бы для себя. Понимаете?
– Нет, не понимаю! Нет! – “Серфер” нервничает.
“Ковбой” подмигивает “лыжнице” и тихо говорит:
– Мы же знаем, что девушки могут любить друг друга прекрасно лучше?
“Лыжница” согласно кивает.
Судя по выражению “серфера”, реакция девушки его удивляет.
– Но как тебе это известно, дорогая? – Он пытается обнять ее за плечи.
Девушка убирает его руки и чокается с “ковбоем”.
– Каждая девушка имеет свои секреты, не правда ли? – говорит тот.
“Лыжница” вытирает губы.
– И все-таки я нахожусь в уверенности, что женщины делают это лучше.
Музыку в баре прибавляют, джаз. Судя по взглядам, которые бросает на азиатку “серфер”, она ему нравится. “Ковбой”, заметив эти взгляды, берет девушку за подбородок и проводит ладонью по щеке. Запускает руку в волосы и приподнимает их.
Насмешливо переводит взгляд на парня.
– Знаете ли вы, что мужское удовольствие может быть долгим? – медленно начинает “ковбой”. – Что его можно растянуть – на десять, на пятнадцать секунд? Испытать сильно, ярко?
– Вы разговариваете об оргазме? – уточняет “лыжница”.
– Да, черт возьми, именно о нем я и разговариваю! – Мужик кивает на “серфера”: – Или он испытывает что-то другое?
– О, я не знаю! – торопливо отвечает девушка.
– Не знаешь? – Даже в сумерках видно, что “серфер” краснеет.
Мужик смеется, хлопает:
– Прекрасно!
Чтобы сгладить неловкость, парень уходит заказать пива.
– Да! – продолжает мужик. – Я утверждаю, что мужчина может испытывать оргазм долго. Но ни одна женщина в мире не сможет обеспечить такой оргазм мужчине.
– Значит, вы говорите о гомосексуальности? – спрашивает неугомонная “лыжница”.
Мужик усмехается, обмахивается шляпой:
– Нет. – Выдерживает паузу. – Я говорю о другом.
Парень приносит пиво и чистые стаканы.
– Вы совсем не должны быть гомосексуальным для этого, – рассудительно, как на лекции, продолжает мужик. – Вы можете по-прежнему испытывать неприязнь при одной мысли о близости с мужчиной. Здесь… – обводит рукой террасу и озеро, – все прекрасно знают об этом.
– Женщина будет всегда притягательна мужчине, – вставляет девушка.
– Так! – Тот ждет, когда парень разольет пиво. – Но ее возможности ограничены. Она просто не может знать, что чувствует мужчина. Никогда! Как и мы не знаем, что происходит в этот момент с женщиной. Какова идея выхода из этакой ситуации?
“Ковбой” незаметно убирает руку азиатки, которая пытается расстегнуть шорты.
– Мужчина, который будет женщиной! – победно обводит взглядом собеседников.
– …Физиологически он мужчина, самый обыкновенный…
Он переходит на полушепот, теперь до человека долетают лишь отдельные фразы.
– …но получает именно от этого колоссальное…
– …при этом он знает все о мужском…
– …возбуждает вас как женщина…
– …вы же знаете, как доставить себе…
– …то же и он…
Из-за стойки выходит хозяйка бара, приземистая смуглолицая женщина. Она относит человеку ром и колу, а по дороге хлопает по спине азиатку.
На террасе воцаряется тишина.
“Ковбой” задумчиво пускает дым, прихлебывает пиво.
Девушка снимает с плеча лепестки обгоревшей кожи, бросая тревожные взгляды на парня.
– И как вы хотите найти такого человека? – начинает она.
Азиатка встряхивает волосами и встает. Зайдя за спину “ковбоя”, обнимает за шею:
– Он уже нашел такого человека, правда?
Голос на удивление низкий, но приятный.
Несколько секунд “лыжница” оторопело смотрит на азиатку, как будто первый раз видит. Потом начинает мелко моргать ресницами – вот-вот заплачет.
Чтобы не выдавать себя, “серфер” отворачивается.
“Ковбой” победоносно оглядывает террасу, тушит сигару.
Что и говорить, эффект произведен сильный.
Они встают и, не прощаясь, уходят.
На подходе к дому человек слышит крики.
“Серфер” и “лыжница” ссорятся, она рыдает.
– Миста! Миста!
Крупные зубы водителя отливают в темноте фарфоровым блеском.
Не раздумывая, человек переходит дорогу и садится в кузов.
Каркас украшают разноцветные лампочки – словно попал внутрь игрального автомата. Машина выскакивает на неосвещенный проспект. Горячий воздух бьет в лицо. На выбоинах лампочки раскачиваются и мигают. Фара выхватывает то изрешеченный пулями фасад, то ряды стволов, то разрисованные шкафчики на балконах.
Ночные рынки облиты мертвенным светом голых лампочек.
– Чеди! – Водитель показывает ему на ограду.
Он равнодушно провожает взглядом скульптуры тигров, охраняющих вход в монастырь. Машина закладывает вираж и начинает подъем. На земляной улице он видит полутемные, с выставленными рамами хижины. Кое-где мерцает пятно телевизора, бросая на стены серые отсветы. Видно, что перед телевизором лежат люди.
Во дворе мотор глохнет, тишину сразу наполняют звуки – грохот посуды и то, как шелестит цепь в собачьей будке. Где-то звенят колокольчики.
Из-под навеса выскакивает мальчишка, о чем-то перебрасывается с водителем.
Хлопает по карману, показывает пальцами:
– Кип! Доллар! Бат!
Порывшись в карманах, он протягивает мальчишке деньги.
“Иди за ним”, – показывает водитель.
Свеча освещает низкий топчан, застеленный пестрой тряпкой. На дверях фотообои: пляж, море и пальмы. В углу вентилятор.
Из душевой, отгороженной в углу, выглядывает девушка. Огромные мужские шлепанцы делают ее фигуру совсем невзрослой. В сущности, перед ним девочка. Одной рукой она придерживает полотенце, а другой поправляет волосы. Испуганно улыбается. Он поднимает руку, чтобы открыть дверь и выйти. Но девушка подбегает и обнимает его обеими руками. Глаза у нее закрыты, на губах улыбка.
Полотенце падает, он чувствует ее маленькие твердые груди. Не отпуская рук, девушка тянет его к кровати. Они садятся, она включает вентилятор. По комнате прокатывается волна прогорклого воздуха.
Девушка дрожит, он пытается погладить ее по голове, успокоить.
– Тхом! – Она сбрасывает его руку: не трогай!
Даже при скудном освещении видно, насколько тщедушно ее тело. Но эта незрелость, беззащитность – вздернутых плеч и впалого живота, едва набухших над ребрами сосков – заставляет человека делать то, что он делает.
