Эмманюэль Роблес - Это называется зарей
Англичанин явился на свидание ровно в пять. Роста он был маленького, одет весьма просто, на голове — фуражка с кожаным козырьком. На его худом, обветренном лице выделялись очень светлые глаза, смущавшие своим блеском и неподвижностью. Гордзоне заметил, что они никогда не моргают. Англичанина звали Кулидж, по-итальянски он говорил довольно хорошо. Он проворно взобрался в «Де Сото» Гордзоне, а маклер тем временем расположился на заднем сиденье. Когда они выехали на дорогу в Салину, стемнело. Шел дождь. Но у самого горизонта на западе между тучами появились тусклые просветы. Фары высветили на шоссе стадо баранов. Слегка притормозив, Гордзоне долго гудел. Скрестив руки на животе, англичанин зябко съежился и умолк, словно задремав. Обогнав стадо, Гордзоне снова набрал скорость. Он чувствовал себя уверенно, не сомневаясь в своем могуществе. «Де Сото» была послушной, удобной в управлении машиной. Мотор работал как часы. «Если это дело сладится, я дарю себе две недели отдыха в Неаполе…»
В это же самое время Сандро двинулся с пляжа, направляясь в Салину. На этот пляж он приходил купаться летом вместе с Магдой. Теперь же шел дождь… Волны вздымались в темноте и клокотали, разбиваясь о берег. Казалось, весь мир рушится. Вокруг было черным-черно, все погибало, таяло под мощным натиском дождя. Лишь иногда глаз различал вдалеке смутные блики, мимолетные просветы, последние отблески вселенной в агонии. Сандро чувствовал себя окончательно загнанным в угол и побежденным. Он оказался посреди огромного стада быков, толкавших его головами, но знал, что настоящие враги не здесь. Надо было вырваться из этой ловушки и снова искать, преодолеть усталость, сковавшую его мускулы. Он дрожал. Совсем рядом обрушилась волна, окатив его ноги и устремившись ледяными струями прямо к сердцу. Слева от шоссе выскочила машина, прорезав тьму ослепительными лучами фар, затем растворилась во мраке. Откуда Сандро было знать, что это машина доктора? Со стороны моря не утихал барабанный бой. Главное — выбраться, наконец, из этого песка, в котором увязали ноги. Он знал, что его где-то ждут, что он и так уже опаздывает. «Мне надо выйти на дорогу». Продвигался он с трудом, и вдруг его охватила паника при мысли, что он может упасть без сил, а цель, между тем, так близка! Над ним в вышине раздавался яростный крик, звенели чьи-то голоса. А ему хотелось услыхать один-единственный голос, с неистовой силой он жаждал внимать этому голосу, который умолк, но все еще звучал в его испепеленной душе.
Тут он понял, что выбрался на дорогу. Да, это была дорога, и значит, он спасен. Стало быть, все зависело от мужества, энергии и упорства! Что-то бесформенное мерцало вдали, в самой глубине страшной, трагической пещеры, наполненной вздохами и бурлящими парами, проглядывая сквозь лавину мятущейся тьмы. Он знал, куда ведет дорога. В голове у него прояснилось, несмотря на длинные иглы, пронзавшие его череп. Он едва не погиб, но, оказывается, все еще жив, жив и полон сил и обязательно спасет ее. «Магда!» — простонал он, и ветер подхватил это слово, сорвав его с губ. Что же произошло? Что произошло? Если он вернется к себе домой, может, все будет как раньше? Ему пришлось остановиться и прислониться к парапету. Стальные крюки вонзились в легкие. Пошатываясь, он снова двинулся в путь. Он не заслужил такой разрухи, такого крушения. Нет, он не заслужил этого. Он ведь ничего не сделал. Он будет биться. До конца. Магда тоже ничего не сделала. Магда была ребенком. Она ничего не сделала. К несчастью, он здесь. Он поползет на коленях, пластом, но обязательно доберется. Черные псы вцепились ему в спину, кусали плечи. Неистовый барабанный бой звучал теперь со всех сторон. И ни души вокруг. А надо во что бы то ни стало добраться до людей. Тихий смех прозвучал у него над ухом — такой знакомый, ласковый, мягкий, нежный. «Магда», — снова сказал он и увидел, как вздулось море, взметнувшись вверх на фантастическую высоту.
Облокотившись о стойку, управляющий «Палермо» Раймундо Фонсека читал страницу «Эуропео», посвященную событиям в Египте. Он остался доволен, узнав, что англичане испытывают там трудности. Ему казалось это справедливым. Он ненавидел англичан. Англичан вообще. Потому что тот из них, кому Гордзоне показывал отель, выглядел, пожалуй, вполне симпатичным. В зале кафе почти никого не было. Непогода удерживала людей дома. А между тем, по распоряжению Гордзоне, пришлось зажечь все лампы, как в субботу или воскресным вечером. После осмотра Гордзоне вместе со своим англичанином и Альдо Фелипе сели за столик возле печи. Альдо Фелипе пил ананасовый сок, а те двое — вермут. За другим столиком матросы с траулера «Санта-Роза» играли в карты. Двое молодых людей начали партию в бильярд, за ними хмуро наблюдал официант. Дождь яростно хлестал в окна. Гордзоне с англичанином о чем-то тихо беседовали, Фелипе время от времени вмешивался в их разговор с привычной для него скороговоркой. Управляющий думал про себя, что в такую непогоду авиапочта, возможно, не придет. А он ждал газет из Неаполя. Ему не терпелось узнать результат жеребьевки футбольного матча, который должен был состояться в пасхальные дни на Сицилии. Зевнув, он лениво пригладил рукой свои длинные волосы и повернулся к двери. Вошел какой-то мужчина. Он промок с головы до ног, к его брюкам и матерчатым туфлям прилип песок. В глубоко посаженных глазах с красными, набухшими веками светился внушающий тревогу огонь. Короткая, грязная борода облепила его щеки. «Это еще кто? — подумал управляющий. — И как назло, в тот самый вечер, когда у хозяина важный клиент, которому он собирается сплавить свое заведение за хорошую цену!» Он уже собирался подать знак официанту, чтобы тот вышвырнул вон этого бродягу, который, судя по виду, был пьян и, казалось, едва держался на ногах. «Еще, чего доброго, начнет блевать или наделает глупостей!..» Но тут он внезапно узнал Сандро и замер, пораженный. Однако в зале никто пока не обратил внимания на вновь прибывшего. Гордзоне сидел спиной ко входу, моряки были увлечены своей игрой. Сандро обвел присутствующих суровым, подозрительным взглядом, но ни на ком не остановил его. Он скользнул глазами по лицу Гордзоне, не выделив его среди всех прочих. Сначала его неподвижная фигура заинтриговала Альдо Фелипе, но вскоре, однако, весь зал с любопытством воззрился на Сандро. При всеобщем молчании управляющий решил все-таки вмешаться и вышел из-за стойки. Заметив это, Сандро выпрямился с угрожающим видом, ноздри его раздувались, челюсти судорожно сжались. Управляющий заколебался. Сандро резко повернулся в сторону матросов с «Санта-Розы», словно опасаясь, что те нападут на него сзади.
— Успокойся, — сказал управляющий мирным тоном, каким обычно разговаривал, пытаясь усмирить немного взвинченного посетителя.
Однако в ту же самую минуту Гордзоне, до тех пор прикованный к своему столу, страшно побледнев, в ужасе вскочил, словно собираясь бежать, с губ его сорвался тихий стон. Взгляд Сандро метнулся от управляющего к Гордзоне. Совершенно непонятно, как в руке у Сандро вдруг появился револьвер. Молния прорезала зал, который, казалось, содрогнулся, и Гордзоне стал медленно оседать, его пытался поддержать англичанин. Альдо Фелипе пронзительно закричал, зажав виски ладонями. В последовавшем затем беспорядке никому и в голову не пришло задержать убийцу.
— Нам часто приходится встречаться, доктор, и при весьма прискорбных обстоятельствах! — сказал Фазаро вполголоса, приветствуя Валерио на пороге «Палермо».
Ничего не ответив, Валерио пожал инспектору руку. Укрывшись под навесом кафе, два карабинера охраняли вход, но любопытных не было: дело еще не получило огласку, к тому же лил сильный дождь, и улица превратилась в бурлящий поток. Полицейский, который привел Валерио, отдал честь и отошел.
— Я провожу вас, доктор, — сказал Фазаро все тем же любезным тоном.
— Да, — еле слышно ответил Валерио. Ему не удавалось скрыть свое волнение. Едва он успел вернуться из Риети, где безуспешно расспрашивал всех людей на ферме, как посыльный от Фазаро сообщил ему об убийстве Гордзоне. Он находился еще в гараже, дверь была открыта, и полицейскому не пришлось даже называть имени убийцы. Валерио просто прошептал: «Идемте». В большом зале «Палермо» собралось несколько человек, которых допрашивали инспектора. По дороге он узнал полицейского с акульей головой, который уводил старого Фуоско. Был там и Альдо Фелипе, маклер из Кальяри. Прислонившись плечом к столбу, он заливался горючими слезами. Где-то, видно, открыли огромные краны, дав выход шумным потокам черной воды, воздух вдруг показался более плотным, тяжелым, он сдавливал лоб, грудь, и барабанные перепонки болезненно сжимались. Валерио словно сквозь туман увидел печальное лицо Фазаро. «Как же так, Сандро? Как же так?»
Он прошел по коридору. Кто-то сказал:
