Барбара Константин - А вот и Полетта
Вернувшись в ресторан, они увидели Ги, который, сидя к ним спиной, разговаривал с мамой. Они заколебались, подходить или нет. В последний раз, когда они были у него, он их здорово напугал. Он как две капли воды походил на гробовщика из «Счастливчика Люка»[5] и к тому же пах просто ужасно. Похоже, с тех пор, как умерла Габи, он расхотел мыться. Может, даже ног не мыл! Мирей объяснила им, что такое иногда бывает, что человек, когда чувствует себя совсем несчастным, может просто махнуть на себя рукой. Рано или поздно это пройдет. Сейчас вид у него был вроде бы нормальный. Чистый, выбритый и довольный. В конце концов они повисли на нем и расцеловали. Мирей улыбнулась, потом глянула на часы, было уже пять. От школы до ресторана минуты три ходу, а у них ушло полчаса. Фердинанд объяснил, что они зашли поздороваться с сестрами Люмьер и задержались дольше, чем думали, извини. Сказал, проходя, Ги, что им скоро пора. Не очень-то разумно рулить на тракторе ночью.
Зашел на кухню попрощаться с Роланом.
– Нам пора…
– Ладно.
– Как у тебя, нормально?
– Нормально.
– А ресторан?
– Нормально.
– А дети?
– Без проблем.
– А Мирей?
– Все отлично.
– Ладно.
Он заколебался.
– Было бы неплохо, если бы вы все на днях заехали к нам поужинать.
– Конечно, почему бы нет…
– В воскресенье?
– Спроси у Мирей.
– Ну хорошо… тогда до скорого?
– Да, до скорого, па.
Ролан прикусил губу.
– Не важно, парень. В конце концов, меня вполне устраивает, когда ты меня так называешь.
36
Великий страх сестер Люмьер
Фердинанд протер губкой стол, прежде чем начать накрывать, спустился за вином в подвал, Марселина подбросила дров в печь, подмела кусочки коры, осыпавшиеся на пол, а Ги готовил ужин. Была его очередь. Он решил сделать спагетти – свое фирменное блюдо. И Фердинанда тоже, так что дух соперничества витал в воздухе. Разумеется, они попросили Марселину вынести свой вердикт. Это все больше и больше походило на соревнование, в котором она не видела ничего забавного, а потому отказалась.
Возможно, в этом и заключалась проблема жизни втроем: каждый оставался сам по себе и ни с кем не сговаривался.
А пока что спагетти Ги, с чесноком и сухими грибами, оказались почти совершенством. Фердинанду придется расстараться.
После ужина они натянули куртки, шарфы и шапки и отправились повидаться с Корнелиусом и пожелать ему спокойной ночи. Потом уселись на скамейке, той, что стояла в саду у стены, с небольшим навесом, который призван был защищать от порывов ветра, но не слишком с этим справлялся. Вечер был хороший, без дождя. Мужчины потягивали кофе и покуривали трубки, а Марселина пила травяной настой – ее желудок еще не совсем оправился после гриппа. После недолгого молчания Фердинанд решил рассказать о кратком визите к сестрам Люмьер. Поначалу он говорил спокойно, но мало-помалу разгорячился. Он описал, как страшно им было открывать дверь, рассказал о ружье, извлеченном с чердака, и увертках Симоны, которая не хотела отвечать на его вопросы. Зачем им ружье? Что они собирались с ним делать? Чего или кого боялись? Это ж нормально, что он спросил, а? Марселина и Ги кивнули. А потом Симона вдруг решилась и выложила все разом. Дело в племяннике Гортензии, который решил заполучить дом и перепродать его. Кое-какие права у него есть, она включила его в завещание, но, вообще-то, он должен был дождаться их смерти, причем обеих. При нотариусе он со всем согласился, так они и договорились. А теперь ему не терпится, и он утверждает, что подписал бумаги, согласно которым Гортензию должны отправить в приют из-за ее проблем с памятью, он еще нажимал на слово «Альцгеймер», чтобы окончательно их запугать. И разумеется, это всего лишь вопрос дней – когда за ней приедут, а Симона пусть пошевелит задницей и найдет себе какой-нибудь угол, если не хочет закончить свои дни на улице! Так дословно он им и заявил, этот паршивец.
Проблема в том, что они поверили каждому его слову. И невозможно их переубедить.
После долгого молчания Фердинанд добавил, что они скорее умрут, чем позволят разлучить их, это и к гадалке не ходи. Ги был с ним согласен.
Чтобы просветить Марселину, которая едва их знала, они вкратце рассказали суть дела. Сестры Люмьер на самом деле не были сестрами. У них одна фамилия только потому, что Гортензия была замужем за братом Симоны. Это случилось в самом начале войны. Они встретились, влюбились и сумели уговорить мэра деревни поженить их буквально через несколько дней. К несчастью, наутро после свадьбы, возвращаясь в полк, бедный Октав подорвался на мине. Его родители умерли с горя, и Гортензия осталась одна с Симоной, ее золовкой, которой тогда было всего лет пятнадцать-шестнадцать. А ей самой было двадцать три. И с тех пор они не расставались. Открыли магазин электротоваров, который назвали «Электротовары сестер Люмьер». С такой фамилией это было почти неизбежно. Помимо классического набора – провода, розетки, выключатели и прочее, – они придумали товар собственного изготовления: прикроватные лампы и ночники. Симона рисовала модели, Гортензия их мастерила. Габи больше всего нравились карусели, которые крутились от тепла лампочки с нитью накаливания. Очень поэтично. Иногда она ходила к сестрам, просто чтобы посмотреть, как крутятся карусели. В прошлом году они закрыли магазин. Скоро семьдесят лет, как они живут вместе. Платиновая свадьба, сказала Марселина под сильным впечатлением от рассказа.
Пошел дождь, и они бегом вернулись в дом. Фердинанд подкинул поленьев в очаг, Ги помыл чашки в раковине, Марселина поставила замачиваться фасоль для завтрашнего обеда. А потом… они попытались представить себе, смогут ли они приспособиться, если их станет пятеро. Прошлись по дому и решили, что места еще много. В сущности, ничто не мешало. Остановились у лестницы – им еще нужно было договорить. А вдруг сестер будет трудно убедить? В конце концов, они же не как мы. И старее, и соображают медленней. Гортензии девяносто пять, Симоне восемьдесят восемь, так? Да они нам всем в матери годятся! Вот смех-то… И наверняка очень привязаны к своему дому, ведь сколько в нем прожили. Да, с этим будут проблемы. Как бы то ни было, нельзя же оставить их в таком положении, это было бы… неоказание помощи находящимся в опасности! Да-да, именно так. Просто надо постараться их уговорить, и всё.
Фердинанд чувствовал, что промается всю ночь, будет подбирать нужные слова, подыскивать весомые доводы. Марселина и Ги положились на него. Им-то хорошо: они не сомневались в его способностях.
Пожелав друг другу спокойной ночи, Марселина и Фердинанд отправились каждый в свою комнату, а Ги натянул пальто. Перед тем как выйти, он вытащил из печки несколько поленьев и положил их в ведро. Берта, как каждый вечер, отправилась с ним. Зайдя в мастерскую, они одновременно поежились: термометр показывал всего четыре градуса. Он положил поленья на жаровню, придвинул ее как можно ближе к верстаку. Берта свернулась в клубок на куче джутовых мешков рядом с ним, и Ги приступил к работе. До конца недели ему надо привести в порядок два велосипеда. Впереди несколько ночей работы. Как раз то напряжение, которое ему требуется, чтобы встряхнуться.
Лежа в постели, Фердинанд разглядывает потолок, пока малыш Шамало сопит ему в ухо. Но сейчас это не помогает заснуть: он думает о завтрашнем дне.
Что он сможет сказать им? Какими словами? А главное – как? Ему, бедняге, здорово не по себе.
37
Три + два
Фердинанда поразила та скорость, с какой все произошло. Едва он выговорил пару фраз, как Симона встала, ухватила Гортензию за рукав и потянула в соседнюю комнату. Он слышал, как они перешептывались; не прошло и минуты, они вернулись, слегка дрожащие и с затуманенными глазами, по очереди обняли его. Племянник приходил накануне, после того как Фердинанд с детьми ушли, и нагнал на них страху. Они провели жуткую ночь. Сначала они оплакивали двух попугайчиков, которых обнаружили мертвыми на дне клетки, четырьмя лапами кверху, животики вздуты – совершенно необъяснимая смерть, – а потом подробно планировали свой уход, окончательный, с должной дозой снотворного на каждой из двух прикроватных тумбочек. По порядку: сначала они посвятят день генеральной уборке, желая оставить дом в идеальном состоянии. Чтоб никто потом не мог сказать, что они были неряхами. Только не это! Никогда в жизни. В конце дня они думали составить записку, адресованную тем, кого заинтересуют причины их поступка. И еще они выбрали меню для ужина. Закуску, главное блюдо и десерт: только выпечка! Кофейные эклеры, воздушные пирожные с цукатами, пропитанные киршем, и ромовая баба. Диабет и прочая холестериновая пакость могут катиться к черту, сегодня они ни в чем не будут себе отказывать! И только после этого они отправятся в кровать – где-то в половине девятого, если только по телевизору не будет хорошего кино или интересного документального фильма, – скажут друг другу «бай-бай» и что-то вроде: Если повезет и кто-то наверху здорово прошляпит и не туда переведет стрелки, то можем встретиться и в раю, дорогая, – просто чтобы посмеяться вместе в последний раз, и час спустя все, наверное, будет кончено. Предложение Фердинанда появилось, как… спасательный круг, как оазис в пустыне, как свет в конце туннеля. В любом случае – отсрочка. Они сказали «да».
