Джулия Стюарт - Тауэр, зоопарк и черепаха
— Каждый раз, когда овца говорит «бе-е», она роняет клок сена, — вставила Геба Джонс.
Бифитер посмотрел на жену, затем на сына.
— Кажется, твоя мать хочет сказать, чтобы ты не разговаривал с набитым ртом, — проговорил он. Он сосредоточенно накручивал спагетти на вилку, а потом добавил, не поднимая глаз: — Милон, тебе понравится жить в этом удивительном месте. Целых шестьсот лет в Тауэре был собственный маленький зоопарк, потому что существовала традиция дарить королям настоящих животных.
Милон быстро поглядел на отца.
— И каких животных им дарили? — спросил он.
Бифитер не сводил взгляда со своих спагетти.
— Я расскажу тебе сегодня перед сном, но только при условии, что ты пойдешь спать к себе, — ответил он. — Возможно, хотя точно неизвестно, что они были потомками динозавров.
Остаток дня Бальтазар Джонс изучал документы и записи, вырванные из алчных пальцев хранителя истории Тауэра. Когда наступил вечер, он задернул все занавески в комнате сына. Затем он до подбородка накрыл его одеялом и сел рядом с его постелью.
Зверинец был основан в правление короля Иоанна, начал он, когда в 1204 году король приказал привезти из Нормандии, которую он в конце концов потерял, три ящика с дикими животными. Затем, в 1235 году, его сын король Генрих Третий был однажды разбужен ото сна после скучного обеда в Тауэре. Костлявые пальцы, растолкавшие его, принадлежали встревоженному придворному, который сообщил, что по реке только что прибыл подарок-сюрприз, любезно присланный императором Священной Римской империи Фридрихом Вторым, и этот подарок производит невероятный шум. Король, взволнованный мыслью о неожиданном подарке, поспешно натянул сапоги и поспешил к берегу Темзы. Ящики открыли с помощью рычага и обнаружили в них трех смердящих леопардов. И никакими доводами монарха не удалось убедить, что пятна на животных составляют неотъемлемую часть их красоты, а вовсе не говорят о какой-то болезни. И редчайших в Англии животных оставили метаться по клеткам в Тауэре.
Милон, который зачарованно слушал, спросил:
— Но если пятна — это красиво, почему наша мама всегда сердится, если находит на лице пятнышко?
— Потому что пятна красивы на леопардах, а не на женщинах, — пояснил Бальтазар Джонс.
Следующим вечером Милон отправился спать к себе, соблазненный обещанием очередного экскурса в историю. Бифитер снова сидел рядом с постелью, глядя на смуглое лицо сына, так похожее на красивое лицо жены, и продолжал рассказ.
В 1252 году в Тауэр прибыл еще один подарок, на этот раз из Норвегии. Белый медведь и служитель прибыли в крепость без помпы, на небольшом морском судне. К тому времени человек по имени Харальд и медведь, которые плыли по морю много месяцев, поскольку не раз сбивались с курса, видеть друг друга не могли. И путешествие вверх по Темзе только ухудшило их настроение. Оба с трудом выносили, когда на них глазеют, но вопли зевак при виде диковинного белого медведя были сущей ерундой по сравнению с теми замечаниями, какие отпускали по поводу наряда служителя, потому оба путешественника были мрачнее тучи, и настроение омрачилось еще больше, когда они увидели те развалины в стенах крепости, где им предстояло поселиться. Решив, судя по его белому меху, что зверю годков сотни три, Генрих один раз взглянул на него с любопытством, как на полную древность.
— Что такое «древность»? — спросил Милон.
— Нечто очень и очень старое.
Милон помолчал.
— Как дедушка? — наконец спросил он.
— Совершенно верно.
Потом Бальтазар Джонс продолжил. Харальд, служитель, приставленный к медведю, водил его на веревке к Темзе, где тот ловил рыбу. Харальд быстро понял, что его никто тут не понимает и он тоже никого не понимает. Тогда он оставил всякие попытки общения и проводил все время в компании своего полярного подопечного, даже спал у него в медвежьем логове. Все их разногласия были позабыты. Постепенно каждый научился понимать, что думает другой, хотя оба молчали. По ночам в их загон приплывали сны о родных местах, где до самого горизонта лежали сверкающие снега и воздух был прозрачнее слезы. Когда в конце концов Харальд скончался от цинги, белый медведь умер от инфаркта через несколько часов.
Когда Бальтазар Джонс договорил, он заметил на щеках Милона влажные дорожки от слез. Однако мальчик настаивал, чтобы отец продолжал. В 1255 году Генриху прислали очередного зверя, на сей раз от Людовика Девятого, в знак его благосклонности, и этот зверь тоже был первым представителем своего вида в Англии, продолжал бифитер. Некоторые дамы в толпе, собравшейся на берегах Темзы по случаю прибытия новой диковинки, упали в обморок, увидев, как животное пьет воду не ртом, а несоразмерно длинным носом.
Король отдал приказ соорудить в крепости деревянный загон для диковинного зверя. Но, несмотря на спокойный нрав и морщинистые колени животного, монарха так напугал его вид, что он не решился зайти в загон и рассматривал животное через прутья решетки, к вящей радости заключенных. Король даже вздохнул с облегчением, когда через пару лет животное испустило последний вздох и его странное тело рухнуло, перекрыв выход из загона служителю, который дожидался несколько дней, пока его освободят.
— Но почему слон умер? — спросил Милон, вцепившись в край пододеяльника со стегозавром.
— Животные тоже умирают, сынок, — ответил Бальтазар Джонс. — Иначе на небесах у нашей бабушки не было бы никаких зверей, ты же понимаешь.
Милон поглядел на отца.
— А Миссис Кук тоже отправится на небеса? — спросил он.
— Когда-нибудь, — ответил бифитер.
Последовало молчание.
— Папа?
— Что, Милон?
— А я тоже отправлюсь на небеса?
— Да, сынок, но это будет еще очень не скоро.
— И вы с мамой будете там?
— Да, — ответил он, гладя мальчика по голове. — Мы будем там, будем тебя ждать.
— Значит, я буду не один? — спросил сын.
— Конечно, сынок. Не один.
Глава шестая
Заварив имбирный чай, преподобный Септимус Дрю поднялся, держа в руках свой скорбный чайничек на одну чашку, выше на два пролета вытертой ногами деревянной лестницы в свой кабинет, другой рукой придерживая подол изгрызенной крысами рясы, чтобы не споткнуться. Единственным более-менее уютным местом в комнате было старое кожаное кресло с подушкой из разноцветных лоскутов, сшитой в подарок святому отцу одной из сестер. Рядом с креслом стояла настольная лампа, выписанная по почте, которая шла к нему несколько месяцев, потому что на почте заказ на его адрес сочли глупым розыгрышем. Над каминной полкой висело изображение Девы Марии, явно католического происхождения, но написанное до того мастерски, что его отец не смог устоять и купил для своей юной жены в медовый месяц. Чувствуя, как от окон с узорчатыми переплетами несет сквозняком, святой отец с сожалением поглядел на камин, который было запрещено топить после того, как из него выскочил уголек и прожег старинный ковер. Все решили, что капеллан был глубоко погружен в молитву, если не почувствовал зловонного дыма, в котором слышались запахи тысяч грязных ног. Но правда заключалась в том, что он в тот момент находился в мастерской, где пытался воссоздать миниатюрную копию Великой армады на колесиках, с действующими моделями пушек.
Святой отец снял рясу и пасторский воротник, ибо считал свое облачение неуместным для подобных занятий, и повесил на крючок на двери. Сердце его пело в предвкушении грядущей работы, когда он сел на стул перед простым письменным столом и вынул из ящика блокнот. Снимая колпачок с авторучки, с которой не расставался и со школьных времен носил на боку, будто рыцарь меч, он перечел последнее предложение, на котором остановился в прошлый раз, и продолжил описывать сосок, подобный розовому бутону.
Хотя воображение всегда входило в число многих достоинств святого отца, раньше он и помыслить не мог, что станет одним из самых популярных в Британии авторов эротической прозы. Когда он лишь начинал осваивать сочинительское искусство, вдохновленный эффектом, какой оказывали на его мать книги Джорджа Праудфута, он решил, что если ему и суждено добиться успеха, то только на основном литературном рынке. Завершив первый роман, капеллан отправил его ведущим издателям, молясь про себя с надеждой. И через одиннадцать месяцев, когда ответ так и не пришел, он понял, что его творение никого не заинтересовало. Однако к тому времени он уже написал второй роман. Уверенный, что его не воспринимают всерьез из-за обратного адреса на пакете, он арендовал на городской почте абонентский ящик и отослал новое сочинение, чувствуя, как сжимается сердце. Письмо с недвусмысленным отказом его лишь подбодрило, и он приступил к новой работе с той же благоговейной молитвой.
