Том Вулф - Конфетнораскрашенная апельсиннолепестковая обтекаемая малютка
Но вернемся к истории самой Марлен. Итак, она прибыла в Нью-Йорк по маршруту джерсийских тинейджерок в 1961 году, когда клуб «Пепперминт-Лонж» еще только-только набирал обороты. Родом она была из Трентона, а затем работала секретаршей в Ньюарке, но затем, однажды вечером, Марлен, как и все остальные, прикатила на автобусный терминал Почтового управления и направилась к «Пепперминт-Лонж». Она быстро пробилась наверх. Поначалу Марлен устроилась официанткой, но затем получила работу танцовщицы в перерывах между номерами. Девушка отплясывала прямо в уличной одежде, состоявшей, надо отметить, из обтягивающих брюк и мохерового свитера, чтобы побуждать посетителей вставать и тоже танцевать. Танцевала Марлен по-настоящему классно, и поэтому вскоре она получила работу в первом же твистовом кордебалете.
Теперь, два года спустя, сливки общества уже убрались из «Пепперминт-Лонж», однако цикл джерсийских тинейджерок по-прежнему продолжается. Внутри клуба на эстраде играют «Янгер Бразерз» и «Эпикс», а Дженет Гейл, Мисти Мор, Луи и Ронни в перерывах между номерами отплясывают прямо в уличной одежде, и плотные кучки посетителей вовсю подпрыгивают вокруг них. Несколько длинноногих девушек в красных сатиновых шортах, официанток, стоят вдоль стен заведения, одними бедрами проделывая движения, характерные для манки. А в самой середине девять девушек из Джерси, все со взрывчатыми волосами и глазами Дика Трейси, сидят за столиком и наблюдают за танцами все с теми же убийственно-серьезными выражениями на лицах. Твист здесь больше никто не танцует. Все танцуют что-то вроде манки, в котором проделываются такие движения руками, как будто танцующий перебирает прутья своей клетки. Или ти-берд, там руки танцоров вообще совершают некие сложные движения, словно бы те открывают входную дверь, заходят внутрь и смешивают себе коктейль. Время от времени Ларри Коуп, один из «Янгер Бразерз», представляет чистый твистовый номер, однако ему приходится предварять свое выступление исторической преамбулой, что-то вроде: «Ну что ж, а теперь станцуем-ка мы старый добрый вальсок».
Ныне набор джерсийских тинейджерок не испытывает никаких проблем с попаданием в клуб, хотя там всегда, особенно по уикендам, присутствует масса туристов, которые слышали про твист и про «Пепперминт-Лонж».
— …А по субботам у нас тут бывает уйма детишек, совсем малышей, и мы показываем им танцы. Нет, правда, совсем мелкие, годиков этак от четырех и лет до десяти, что-то вроде того. Они очень быстро все схватывают. Ну, по крайней мере, ребятишки видят, как мы, знаете, трясемся и все такое, и делают то же самое. А еще сюда порой приходят женские группы. Они отправляются посмотреть представление или еще что-то такое, а затем заходят сюда.
С одной стороны, Марлен видит едва ли не бесконечное будущее для твиста как некоего установления. Она прикидывает, что туристы, прибывающие на Всемирную ярмарку, обеспечат этому танцу долгую жизнь. Марлен и ее подруги уже работают над особым номером специально для ярмарки под названием «Твист по всей земле», который они начнут с какого-нибудь там туземного танца какой-нибудь там страны, а затем вдруг кто-нибудь по-туземному крикнет «Твист!», что обычно звучит как «Тви-ист!», после чего туземный танец превратится в туземный твист. Вообще-то у Марлен была другая идея, под названием «Твист в открытом космосе», но все, похоже, ограничится «Твистом по всей земле».
Однако, с другой стороны, Марлен вообще никак не связывает твист с будущим. Цель Марлен совсем в другом! Цель Марлен заключается в… Ответ Марлен наверняка подбодрит целое поколение джерсийских матерей, указывая им, к чему сводится бунт джерсийских тинейджерок — вся эта катавасия с пышными прическами, эластичными нейлоновыми джинсами, глазами Дика Трейси, пальто «неру» и танцами вроде манки.
Внутри, в клубе, группа «Эпикс», вооруженные четырьмя электрическими инструментами, играет «Танцуем дог», и Мисти танцует дог, Дженет танцует «картофельное пюре», а Джерри Миллер танцует манки, вставляя туда, чтобы круче смотрелось, пару-другую невероятных выкрутасов. Однако Марлен ненадолго от всего этого отвлекается, словно бы напряженно размышляя о всей своей нешуточной работе с церквями, бенефисными балами, женскими группами и малыми детишками.
— Что ж, — наконец говорит она, — я бы хотела давать уроки танцев в своем собственном доме, знаете, как это было, когда меня в детстве водили к учителю. А еще неплохо бы стать психологом. По крайней мере, раньше я этого хотела. Так или иначе, мне не нравится жить в Нью-Йорке. Мне бы хотелось поселиться в каком-нибудь месте вроде того, в котором мы раньше жили в Нью-Джерси. А здесь мне жить не по душе. Здесь совсем нет деревьев.
5. Первый подростковый магнат
Такое ощущение, как будто все эти дождевые капли под кайфом. Вместо того чтобы скатываться по окну, они несутся назад, к хвосту, слегка подрагивая на ходу. Самолет выруливает к взлетно-посадочной полосе, собираясь взлететь, а эти дурацкие инфарктные шарики воды скользят по окну вбок. Фил Спектор, двадцатитрехлетний воротила рок-н-ролла, продюсер «Филлес Рекордз», первый магнат из числа американских тинейджеров, наблюдает… за этой водяной патологией… Нет, это болезненно, даже фатально. Фил Спектор потуже обтягивает ремнем безопасности свои внутренности… В салоне самолета все нарастает гул, воздух выстреливает через вентиляционное отверстие над чьим-то сиденьем, какой-то засранец включает плафон, и на взлетно-посадочной полосе становится виден знак — полнейшая тарабарщина, шифрованная инструкция пилоту — «Взлетно-посадочная полоса номер 4, ЗАГЛУШЕН ли блок цилиндров на основной стороне?». По ту сторону знака тянутся сбивающие с толку борозды сернисто-голубоватых огней, очень напоминающих огни на крыше фабрики по производству зубной пасты в Нью-Джерси, только эти распространяются все дальше и дальше, растекаясь сернисто-голубоватыми рядами по округу Лос-Анджелес. Все это… все это просто сбивает с толку. Шизоидные дождевые капли. При взлете самолет разламывается надвое, и все пассажиры в первой половине несутся прямиком к Филу Спектору густой оранжевой массой тел… ведь это напалм! Нет, все происходит уже в воздухе — в борту самолета вдруг возникает длинный разрыв, металл попросту рвется, Фил Спектор прекрасно видит, как рвется самый верх, загибаясь назад какими-то болезненными творожистыми комками, совсем как тошнотворное яйцо на картине Дали, а затем Фил Спектор выплывает в разрыв, ему темно, он мерзнет. А тут еще надрывно гнусавит мотор…
— Мисс!
Стюардесса как раз идет в заднюю часть самолета, чтобы пристегнуться на время взлета. Самолет движется, реактивные моторы набирают обороты. Под синей юбкой фирмы «Лайфбой» огнеупорные ножки стюардессы в фантастических розовых колготках вовсю цокают все дальше и…
— Мисс! — произносит Фил Спектор.
— Я вас слушаю.
— Я… знаете, я вроде как должен слезть с этого самолета.
Стюардесса останавливается возле него, слегка сгибая ножки, примерно под углом в двадцать пять градусов. Ртом она смеется: да-да. Зато в глазах у нее отчетливо светится нет-нет. Нет, мелкий бородатый урод, не такой уж ты и смешной. Лицо стюардессы… застывает… она ошалело смотрит на его короткую замшевую куртку.
— Сэр? — произносит она затем.
— Я… знаете, я должен отсюда слезть, — говорит Фил Спектор. — Я не хочу лететь на этом самолете. Позвольте мне… — Но стюардессе ни в жизнь не понять про водяные капли. Она просто стоит там, надеясь, что все это лишь шутка. — Ох-х, я вас не разыгрываю, и нечего на меня так смотреть. Я только хочу — вы понимаете? — я только хочу, чтобы вы открыли дверь и выпустили меня наружу. Я просто пойду назад. А остальные — все остальные, я имею в виду — на здоровье, пусть себе летят.
— Сэр, но мы уже вырулили на ВПП. Позади нас на рулежных дорожках ждут семь самолетов, семь реактивных самолетов…
Тут вмешиваются голливудские друзья Фила Спектора, его коллеги по этому полоумному музыкальному бизнесу. Один из них сидит рядом, а еще двое расположились позади и теперь вовсю крутят головами.
— Фил! В чем дело, малыш?
Фил оборачивается и своим негромким, слегка ломающимся голосом говорит:
— Вот что, ребята, этот самолет не долетит.
Все опять озираются, выглядя в свете ламп над сиденьями совсем как застывший сладкий крем.
— Понимаете? — говорит Фил. — Он не долетит.
Все в очередной раз озираются, проклятый шум уже доносится от крыльев, а Фил сидит на своем месте, охваченный той самой яростной хандрой, в которой постоянно живут он сам, его борода, его волосы, его замшевая куртка. Полный порядок, самолет вырулил на ВПП, сзади ждут своей очереди семь реактивных самолетов. Но этот парень по имени Фил Спектор только что спродюсировал восемь хитовых записей кряду, вам об этом известно? Восемь хитов! Этот парень еще почти что ребенок, всего двадцати трех лет от роду, черт побери, и он вот так, за милую душу, заколотил два миллиона долларов. Ведь он же первый воротила тинейджерского бизнеса — живой подростковый магнат. Его как будто пожизненно запрограммировали на успех — ясно вам? Этот парень работает на самого Папашу Бога, он счастливчик — понимаете? И если уж он отсюда слезает…
