Кристин Айхель - Поединок в пяти переменах блюд
Штефани подозрительно посмотрела на ménage а trois, сложившийся на другом конце стола. Себастьян и Теофил близко придвинулись к Сибилле, каждый крепко держал завоеванную руку, попеременно тихо и настойчиво говоря что-то женщине, которая явно наслаждалась ситуацией.
– Дистанция, – произнесла Штефани, повышая голос и обращаясь к Герману, – дистанция между классами, дистанция между людьми, дистанция – вот в чем секрет.
Герман весело посмотрел на хозяйку.
– Вам придется пояснить свою мысль, – ответил он ей, бросив взгляд на поглощенную собой троицу.
– Возьмем для начала дистанцию между классами, – продолжила Штефани чуть более громким голосом. – Например, в парикмахерской я всегда оставляю мастеру на чай в кассе. Этот благодарный взгляд слуг – ужасен, но даже он в наше время становится редкостью.
Регина слушала ее сочувственно, хотя сословное высокомерие Штефани было ей абсолютно чуждо. Для нее было только in и out.[83] Поэтому Регина гордилась тем, что с недавних пор она получила наконец право называть известного всему городу модного парикмахера «пупсик», запросто болтать с ним и пить шампанское.
– Дорогуша, я надеюсь, что ты уже не ходишь к той провинциальной кошелке! – участливо прокудахтала она и окинула локоны Штефани всепрощающим взглядом очень, очень хорошей подруги.
Она выразительным жестом поглубже воткнула перо в высокую башню прически и злорадно улыбнулась Герману.
– Вкус у нее, конечно, есть, дорогая Штефани, но иногда не хватает стиля. И голова становится похожа на лопнувшую диванную подушку.
Глаза Штефани сузились. Вот он, этот взгляд из бойниц.
– Эта сомнительная смесь местечкового жеманства и мусоросборника на самом деле вовсе не мой жанр, – ответила она, смерив Регину ледяным взглядом, и поднялась.
– Пора подавать десерт, вы не находите?
С этими словами она покинула комнату и направилась в кухню, по дороге зайдя в туалет.
Герман Грюнберг с усмешкой откинулся на спинку стула.
– Когда у человека есть такие друзья, враги ему не нужны.
Регина расстроенно кивнула, она растерялась от этой внезапной вспышки агрессивности Штефани.
– Она всегда хочет быть on the top,[84] жаждет абсолютной власти, – по-детски пожаловалась Регина. – Да, это трудно – быть немного мудрее и следовать старому доброму правилу: разделяй и властвуй.
Герман ухмыльнулся и сказал:
– Lift and separate[85] – это был девиз производителей бюстгальтеров в пятидесятые годы.
Регина была в восторге. Она была отходчивой, обидные выпады в беседах и даже оскорбления мало ее задевали.
– Герман, где вы это откопали? – промурлыкала она. – Вы такой занятный, и у вас талант к языкам! Кстати, послушайте все, давайте устроим небольшой опрос, я сейчас выбираю новое название для своего агентства, и у меня есть действительно классные, классные идеи, не хватает только последней точки… – Она принялась рыться в своей кожаной котомке, разыскивая то, что, видимо, не так-то просто было найти. Периодически подбадривая всех Фразами «сейчас, сейчас», «еще секунду» и «got is soon»,[86] Регина низко склонилась над своим мешком и, наконец, вынырнула с раскрасневшимся лицом, но сияющая, держа в руке розовый листок бумаги. Она достала из декольте миниатюрные, усыпанные стразами очки, как фокусник вытаскивает из цилиндра кролика. И, надев их на нос, начала читать:
– Brain food.[87]
Она гордо подняла глаза от листка.
– Think tank. Mind Machine.[88]
Она посмотрела на Себастьяна, лицо которого ничего не выражало.
– Imagine. Color your brain. Magic mind.[89]
Она сняла очки, победно улыбнулась и снова надела.
– Art of mind. Treasure Islands. More Light. Brilliant Moments. Ideas to go.[90] Ну?
Она в ожидании обвела взглядом сидящих за столом.
Молчание было тяжелым и душным.
Паузу прервал Себастьян, спросив с почти детским удивлением:
– А почему вы не назовете агентство своим, очень, очень хорошим именем?
На его лице было написано, как он потрясен ее коллекцией целлулоидных слов.
– Да вы просто сокровище! – сладким голосом пропела Регина, изо всех сил стараясь скрыть разочарование. Она украдкой засунула листок в свою сумку, а очки вновь исчезли на необъятной груди.
– Color your brain звучит довольно мило, – рыцарски поспешил на помощь Теофил.
Слишком поздно.
Под левым глазом Регины забился нерв. Черт. Не сейчас. Только не сейчас.
– А почему бы вам не назвать свое агентство просто «Money, money, money»? – предложил Герман. – Это уж будет в самую точку.
– Ах, Герман, вы и в самом деле злюка. – Регина решила демонстративно перевести все в шутку, хотя от нее не укрылось – только что она сама нанесла сокрушительный удар по своему имиджу.
– У вас всегда главное деньги? – коварно спросила Сибилла невинным тоном. Ей доставляло видимое удовольствие сведение блестящей деятельности Регины к зарабатыванию денег.
– Деточка, – приторно сладким голосом ответила Регина, – вы не поняли одного: money is fun![91] Вот в чем загадка. Это, кстати, моя работа partout[92] – заботиться о деньгах, но я никогда о них не говорю. Либо их много – тогда это невежливо. Либо их нет вовсе – тогда это неловко.
Регина с удовлетворением откинулась на стуле. Вот так. Теперь этой дебютантке станет ясно, что такое мир искусства.
Штефани сидела на закрытой крышке унитаза и рассматривала свои ногти. Французский маникюр, действительно превосходный. Почему в воздухе все время летают ножи? И что там с этим Андре? Малыш уже сильно delayed,[93] видимо. Сибилла, Регина… Приглашать одиноких дам было ошибкой. Вечно от них одни неприятности. Если бы на свете не было так много интересных одиноких особей мужского пола, У этих красоток не было бы ни одного шанса получить приглашение. Никогда в жизни. Единственной причиной стало ее желание соблюсти симметричность полов за столом.
Штефани нажала на слив и подошла к зеркалу. Придирчиво осмотрела свои локоны, повертела головой из стороны в сторону и встряхнула, наконец, сооружением на голове. «Как лопнувшая диванная подушка», вершина подлости.
Регина просто невыносима, она не умеет вести себя в обществе, во всяком случае, на светский ужин ее больше приглашать нельзя. На какой-нибудь party она еще и пригодится в качестве цветового пятна. Сибилла ведет себя как шлюшка, вы только подумайте, всегда прикидывалась такой ханжой, подлизывалась к серьезным критикам, ну ничего, она еще поймет, что сегодняшний ее выход в свет оставит за собой выжженную пустыню. Она даже не догадывается, что вечера с играми были ее последним козырем.
Трудно с этим Себастьяном, но ничего, все получится. Герман, напротив, сокровище, без вопросов, настоящий джентльмен. Надо его приглашать почаще.
А Теофил… Штефани решила, что она слишком снисходительна. Как развязно он флиртует с Сибиллой.
Штефани придирчиво оглядела платье и губы, затем поспешила на кухню.
Кухня выглядела превосходно, здесь было просторно, чисто. Мария и вправду хорошо делает свою работу. Штефани решила потом подарить ей что-нибудь, может быть, ту хрустальную вазу с небольшой трещинкой. Или серую атласную блузку, на которой не хватает пуговицы.
– Тонкими ломтиками, Мария, – мягко напомнила она девушке, следя, как та срезает корку с медовой дыни.
Штефани открыла холодильник, чтобы достать мусс, и в ужасе отпрянула.
– А где мусс, Мария? И кто сюда положил бутылки с пивом?
Ее захлестнула горячая волна ярости, и Штефани почувствовала, что ей нравится быть вне себя от гнева.
– Ваш муж сказал, что он потом будет пить пиво, и я подумала…
– А мусс, Мария? Мусс, десерт, понимаешь?
Штефани незаметно перешла на тот ломаный язык, который сама называла «турецким немецким».
– Он на балконе, госпожа Круг.
О Боже, какая невинность, надеюсь, в него не написала соседская кошка. Ни на кого нельзя положиться. Все, никаких хрустальных ваз. Штефани ненавидела самоуправство.
Взгляд на лимонный мусс слегка остудил ее гнев. Во всяком случае, блюдо выглядело нетронутым.
Она с удовольствием еще немного бы сотрясала воздух, такие приступы гнева очень ее бодрили, но в присутствии гостей это, к сожалению, неприлично.
Штефани с недовольным видом раскрыла чашечки физалиса и обнажила небольшие блестящие плоды. Мусс тяжело опустился на тарелку, посыпанную какао, и Штефани обложила его ломтиками лимона и очищенными плодами.
– Белый ром, Мария, – приказала она тоном военачальника, которым охотно пользовалась в обращении с «персоналом». Всегда лучше казаться недовольной, это заставляет больше уважать, считала Штефани. Она удовлетворенно посмотрела на блюдо. За десертом все пойдет по-другому. Покончим с этим бесстыдством, покончим с развязностью! Себастьян уже дозрел, и двум дамочкам придется сбавить обороты.
