Татьяна Москвина - Смерть это все мужчины
Побеждаю я бедную женщину внутри и мужского врага снаружи, а выигрываю – покой и комфорт. Егорка даёт мне гораздо больше денег, чем я трачу, и я сделала неплохой белкин запас.
Информационные волны добрались до моего уединения и наплескали разного в уши. Самое главное: крошка Эми сделала операцию и проводит свой досуг с другими классными девчонками. Побитое женское войско. Представляю себе этих инвалидных красоток в бинтах, с изрезанными мордочками, переломанными ногами и синими от липосакции животиками. Дай им Бог, этим антихристовым невестам, женишка хорошего. Потом: Федосью Марковну мы хороним завтра, сбор в девять утра у морга энской больницы, затем крематорий и на сладкое – поминки. Наконец-то нагляжусь на родню до сытости, до изнеможения. Но… Чёрт, почему сразу не подумала об этом.
Я держу Егора в стороне от своей жизни и с ним заявиться не могу. Он-то непременно взял бы меня на выставку передвижников смотреть картину «Похороны бабушки в России» и обстоятельно рассказал про каждого персонажа, время от времени восклицая: «Эх, Санёк! Знала бы ты, какая бабка у меня была!» Но дико представить, что в такое предприятие попыталась бы втащить его я. Как только я промурлыкала бы: «Дорогой, скончалась моя бабушка, ты же не оставишь меня одну в этот скорбный час, ты поедешь со мной в крематорий? Мои родственники простые люди, но они будут счастливы познакомиться с тобой», так тут же мой сожитель услышал бы голос ангела-хранителя. «Егорушка! – противным и ласковым голосом пропел бы ангел. – Ты попал. Тебя грузят, Егорушка. Делай-ка ноги от неё и её родственничков…» Окажусь одна – бросятся всей шайкой, истреплют нервы. Кто-то нужен для прикрытия, и нетрудно догадаться кто.
– Андрюша! Это Саша. Есть минутка?
– Да сколько угодно минуток, Аль. Завтра? В девять у морга, а за тобой когда заезжать? Могу, могу, конечно, могу. Хорошая была бабушка? Тогда тем более. Говори адрес – я на машине. Есть машина, «Жигули», тройка-пикап. А потому что напрасно думаешь, что я бедный, – я не бедный, я скромный…
Что там Лизочек сказал – «он вас любит, да?» Неужели свежему глазу это так заметно?
А впрочем, какая там любовь у бедных русских – растворимого кофейку вместе попить?
Подумав эту гадость, я услышала явственный вскрик боли. Это вскрикнул созданный мной фантом Андрюши Фирсова, задетый грубым словом. Я часто ощущаю ментальное присутствие знакомых людей и знаю, что это я сама их создала из неведомой материи, но они живые, они разговаривают со мной, слышат мои думы и отвечают мне. Однако Фирсов сегодня прозвучал впервые. Когда это я успела его сделать?
Прости, милый, не хотела тебя обидеть, но ты сам знаешь – никаких перспектив, ты занят, я занята, а на мучения нет больше ни сил, ни времени
Второй день приходили сообщения от Владимира Ивановича с извинениями за несостоявшуюся встречу во вторник и надеждой на будущий разговор. Интересная метода и в целом верная. Через неделю-другую терпение моё лопнет и я решу, что лучше дать, чем объяснять, почему нет.
– Александра Николаевна, ты? А я всё жду, жду, когда ж ты позвонишь.
– Здравствуй, Лев Иосифович. Ммм, как здоровье?
– Здоровье? Отличное здоровье, что это ты вдруг беспокоишься о моём здоровье?
– Я заметила, ты располнел, а полные мужчины – сердечники.
– Да! Мой вес растёт соразмерно моему весу в обществе! А сердце у меня, кстати, дай Бог каждому. Имею к тебе интересное предложение – приезжай в гости, а потом мы с тобой сделаем прелюбопытнейший визит. Надеюсь тебя удивить! Сейчас я на службу, да! А часам к четырём милости прошу ко мне. Живу я всё там же…
Покойники просят о встрече – уважим покойников Я согласилась. Если Коваленский собирается познакомить меня с кем-нибудь из «политической элиты города» (выражение, не терпимое иначе, чем в кавычках), то мне это будет полезно как журналисту.
Вот почему я так благодушна – сегодня четверг, день Юпитера, царственный, не чуждый справедливости день. Всё хорошо в Юпитере, кроме некоторой душевной тупости, солнечной имперской лени, самодовольства зрелого и властного мужчины, слишком привыкшего повелевать. Вам не удастся влезть к нему с партикулярными жалобами и частной инициативой – Юпитер просто назначит вам дела дня. Ему неинтересно, что вам нужно, он превосходно знает, что вам по чину положено.
В честь Юпитера надо принарядиться. У меня есть светло-коричневое платье в эллинском духе и немного золота – цепочка, кольцо с топазом. Может, сегодня распустить волосы? Нет, какая же может быть распущенность в присутствии Юпитера, это надо приберечь на завтра, ко дню Венеры-мамы, наградившей меня своими ненужными дарами…
Аудит накопленных эмоций дал позитивный результат: нарыв отношений к Льву Коваленскому словно рассосался. Я выдохнула ненависть обратно в мир, и болезнь прошла. Растаяло ли моё безумие в коварном воздухе марта или отлилось в пулю и летит к намеченной цели? Сегодня я не получу ответа – Юпитер, друг пиров и наслаждений, никогда не одобрял преступлений страсти.
2
Третий этаж, без лифта. Новая стальная дверь. А на старой была прорезь с надписью «Почта» – какое доверие миру. Теперь в чести броня, глухая защита, заборы, охрана, сигнализация, меры безопасности, средства «от…». От воров, от комаров, от пота, от детей, от стресса, от боли… Смешно говорят в народе – «У вас есть что-нибудь от головы?». Дайте, дайте мне наконец что-нибудь от головы, и заодно от сердца. Стучит, зараза. Всё-таки стучит.
Дверь мне открыла надёжная женщина неопределённых лет. Мне нравятся эти приятные квадратные женщины с обветренными лицами, которые идут рано утром за лопатами, швабрами, метлами, вёдрами. Зимой они носят куртки с капюшонами из искусственного меха, летом достают линялые тишотки с экзотическими рисунками. Их редко увидишь в поликлиниках – они сразу попадают в больницы, выработавшись до предела.
– Лев Осич, к вам! – крикнула труженица, удаляясь.
Коваленский вышел в прихожую и призывно махнул мне рукой.
– Пошли, пошли в гостиную, я там бумаги разбираю.
Причудливо он вырядился: белая рубашка, строгие брюки, а поверх – бордовый велюровый халат. В этом было что-то литературное.
Квартира заметно обветшала и съёжилась. Да ещё бьющее в окна без штор солнце высветило трещины и пятна сырости на потолке, царапины на мебели, дырявую обивку дивана. Круглый стол красного дерева был завален бумагами. Гостиная Коваленских казалась мне когда-то огромной, богатой, я воображала, как в ней сидели неведомые князья на музыкальных вечерах. Ха, князья могли тут оказаться, разве что навещая своих старых учителей сольфеджио. Но две картины настоящие – один Шишкин, один Айвазовский; коли художник живёт долго и работает много, косоруким, которые сами рисовать не умеют, перепадает. Лес и море. Сейчас их рисуют только тронутые дилетанты из бывших кружков живописи при доме культуры. Смелые художники писали Бога, скромные – места его отдыха. Говорят, Айвазовский был пренеприятный тип, сварливый старец, ничего не читал, величался, всем раздавал советы – но на его морях это никак не отразилось…
– Шторы, скатерти, бельё – всё в стирке, – сообщил Коваленский. – Тамара Петровна тут бьётся вторую неделю. Садись, что озираешься. Это, между прочим, твоя квартира. Смотри, что нашёл – свой реферат за третий курс, по отмене крепостного права… Думаешь, выбрасывать?
– Недрогнувшей рукой, – отвечала я.
– Согласен… Да положи ты сумочку куда-нибудь, вцепилась. Что у тебя там? Диктофон? Можешь не стараться – я у специалистов на прослушке. Ты хоть знаешь, кто я такой? Сиди ровно. Сегодня подписан официальный приказ: я – советник губернатора.
– Как дошла ты до жизни такой? – Я не удержалась от улыбки, с такой комической важностью Коваленский сообщил мне то, что я знала уже третий день.
– Дошла извилистым путём… У меня сложный сплав выгоды и убеждений, да, и выгоды, и убеждений. Нельзя оставлять общество без идеологии, вот что я тебе скажу!
– Какая там идеология? Дожрём остатки Россиии начнём вырождаться как следует, слава тебе, Господи.
Коваленский посмотрел на меня остро, с любопытством.
– Сказано лихо. Но ценности – не имеет. Вот потому либералов и не приспособить к государственной работе – нет креатива. То, что ты сказала, всем известно. Это известно и бизнесу, и губернаторам, и верхушкам всех партий, и Кремлю, разумеется. Запас прочности – лет на пять-семь. Потом, Сашенька, обвал. Большой системный обвал. Придёт настоящая расплата за развал Союза. Все болячки – демографические, сырьевые, национальные, жилищно-коммунальные, – все дадут метастазы. Поэтому сейчас приличные средства отпущены на развитие сил стяжения, прежде всего – на местный патриотизм федерального подчинения.
– Наш губер и так патриот под завязку. Публичный дом хотел построить – первый в России. Каждый месяц новый памятник открывает.
