Анатолий Гладилин - История одной компании
Время для него перестало существовать. Он тупо крутил педали и изрядно удивился, оказавшись на Кутузовском проспекте. Он затормозил у первого светофора, встал на ноги, и ему показалось, что они какие-то чужие, что, сидя на велосипеде, он чувствовал себя более уверенно, чем стоя на земле.
Соседка даже вскрикнула, когда открыла ему дверь. Подойдя к зеркалу, Яша увидел черную незнакомую физиономию.
Он принял душ, переоделся. Что дальше? Заниматься не хотелось. Он включил радио, поймал американский джаз. Слышимость была плохая. Пришлось выключить. В доме напротив, в двух освещенных окнах суетились пожилые супруги. Хотя толстая женщина не вызвала у него никаких эмоций, он позавидовал ее мужу: его всегда встречает жена, накрывает чай. Разговор о том, о сем. А он, Яша? Опять проблема вечернего одиночества. Зачем человек женится? Наверное, чтобы не быть вечерами одному и не ходить из угла в угол. Ежевечерние прогулки по пустым улицам в смутной надежде о встрече случайной надоели. Позвонить ребятам? Черта с два их сейчас найдешь.
Но они нашли его сами. Яшу позвали к телефону, и голос Медведя сказал:
– Дома? Странно. Что делаешь? Ничего? Отлично. Сейчас придем.
И сразу побоку все мрачные мысли. Теперь он перебирал кассеты и прислушивался, не раздастся ли условный звонок.
Пришли Медведь, Ленька, Барон. Даже принесли вино.
– Вот это жизнь! – только и мог сказать Пятерка.
– А знаешь, почему? – сказал Сашка. – Сегодня вдруг сообразили, что скоро кончим институт.
Позвонили Маше. Юрка был в театре.
– Он вечно в театре, – сказал Сашка. – Ответственная роль: физкультурный парад за сценой.
– Ну и хорошо, – сказал Ленька. – А то приперся бы с женой. Артист сейчас в одиночку не ходит. Сразу началось бы: «Юрочка, Машенька, девочка, миленький». Фу, противно!
Руслан был дома, но ответил, что Алла ведет его куда-то к знакомым.
– И какие-то вонючие гости тебе дороже ребят? – спросил Медведь.
В трубке послышался тяжелый вздох:
– Женишься, Мишка, не так запоешь!
Яша принес стаканы и несколько плавленых сырков. В холодильнике оставались еще сырники, но Яша подумал, что ребята все равно не поймут, а ему наутро пригодится.
Сначала злословили о «женатиках». Юрке доставалось больше всех, Аллу хвалили.
– Такая женщина, уму непостижимо, – сказал Ленька.
– Да, Звонку здорово повезло! – сказал Мишка.
– Ребята, я видел, как он на нее смотрит, – сказал Пятерка. – Это – зрелище.
– Загоняет она парня, – сказал Сашка. – Он вкалывает, как волк, а в институте на второй год остался.
– Плохо, – сказал Медведь, который вообще быстро менял мнения. – Ты говорил с ним?
– А что толку? – сказал Сашка. – Знаешь, у Звонка всегда видно по глазам, как он реагирует на твои слова. Говори с ним о чем угодно, глядит на тебя прямо. Заговори про Аллу, словно шторы на глаза опускаются.
– Брось, – сказал Ленька, – она из него человека сделает. Он уже ходит в костюме и при галстуке.
Против этого возразить было нечего, ибо Звонок в костюме и галстуке представлял собой явление поразительное.
Еще о чем-то говорили, потягивая вино, пока Мишка не вспомнил старую песню.
Жил один студент на факультете.
О карьере личной он мечтал,
О карьере личной, о жене столичной,
Но в аспирантуру не попал.
Тут все расчувствовались и стали говорить, что студенческие годы кончаются, скоро мы разъедемся и все-таки было здорово, а главное, мы были вместе. И вконец размякший Пятерка поднял последние полстакана.
– Мужики! Когда-нибудь, сидя где-то в Тьмутаракани тоскливым зимним вечером, вы захотите повидаться. Но увы… Словом, тогда вы поймете, как мы нужны друг другу. Я не могу представить нас толстыми, равнодушными людьми, замкнутыми в орбите своих дел. Мне кажется, что бы с нами ни случилось, мы всегда останемся Медведем или Майором, Бароном или Звонком и в трудное время придем друг другу на помощь. Слишком многое нас связывает, и нет ничего, что бы разделяло. Я пью…
– …за женщин, пью за ковбоев, за крошку Мери, за нас обоих!
Сашка не смог выдержать торжественной минуты и вставил строчку из детской пиратской песни. Но его не поддержали.
– Дурак, – сказал Медведь. – Человек серьезно, а ты…
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
1
Старые, поношенные детские ботинки, разноцветное женское белье, рваные брюки, винты, молотки, гвозди, пустые бутылки, куски олова – все было разложено на длинных прилавках, все продавалось по десятке. Но попадались и шерстяные кофточки и нейлоновые блузки, а у мехового полушубка Ленька даже остановился. «Умные люди сейчас думают о зиме. Но тысяча рублей! Это больше моего месячного заработка. Отпадает».
Между прилавками сновал народ. Покупали мало. Так просто, воскресное развлечение. А рядом государственные магазины. Все новое. Зато дороже. Продавцы и покупатели иногда здоровались. Вероятно, соседи. Ленька взглянул на часы. Всего одиннадцать. Ну, время тянется! Вот он и побывал на воскресном базаре. Говорят, до революции этот город славился своими ярмарками. Интересно, что тогда продавали?
– Почем кофточка? – спросил Ленька.
– Триста. А поторгуемся, может, сбавлю, – ответила пожилая женщина. Лет двадцать назад ее лицо, наверно, походило на «идеал». Теперь все стерлось.
Кофточка Леньке была ни к чему.
– А туфли?
Опять же туфли женские, еще совсем ничего, но зачем они ему? Любопытства для.
– Двадцать пять рублей.
Ленька удивился. Он думал, минимум сто.
– Нет, – сказал Ленька, – пятерка – красная цена.
– Беги, воруй, пока трамваи ходят.
Заявление было весьма неожиданно. Значит, обиделась.
– Воля ваша, – галантно ответил Ленька и пошел.
– Молодой человек, ладно, я согласна, – раздалось вслед.
Ленька ускорил шаги. Людям нужны деньги? Полдня стоят, чтобы пятерку заработать.
Недавно в обеденный перерыв к Леньке подсел Шарипов, рабочий из его смены.
– Мастер, отпусти меня завтра.
– Болен? – спросил Ленька суровым голосом начальства.
– Да нет, картошку надо копать.
– Чего? – спросил Ленька. – Соображаешь? Это тебе производство, а не колхоз! Картошка! А планы?
– Эх, мастер! – вздохнул Шарипов и, словно беря реванш, сказал: – Вот ты учился, учился, а зарабатываешь меньше, чем я.
Закусочная прямо у выхода с базара. Зашел – опять же ради любопытства. К стойке не пробиться. Толпа. Столики заняты. Сидят почти друг на друге и все как по команде едят борщ или пьют пиво.
Двое рядом с Ленькой. Диалог:
– Смотрю, Ваня, ты кого-то никого.
– Да оно бы ничего, если бы кабы что, а тут не токмо что, а прямо почем зря.
Энергичная красивая продавщица убирала пустые кружки и кричала мужским голосом, чтобы закрывали дверь. Оборванный пожилой мужик внимательно следил за ней через толстые стекла очков. Вот стоит недопитое пиво. Он схватил продавщицу за руку.
– Дай допью.
«Чем здесь люди живут? – подумал Ленька. – Кто на заводе – те в порядке. Что здесь делать, если не работать на заводе? Зачем жить?» Словом, Леньке везет. Занесло! Ну и дыра! Два-три кинотеатра неделями крутят старые ленты. По воскресеньям традиционный маршрут: базар, универмаг, продовольственный магазин – и привет, сиди дома.
Ленька побрел домой. Погода еще ничего. Золотая осень. Но пылища! И мостовые… На один край доски наступишь, другой тебя догоняет. Вот так, молодой человек приятной наружности в элегантном немецком костюме (в ГУМе за шестьсот рублей знакомая достала)! Это тебе не Москва, не улица Горького. Это настоящая жизнь.
Крик у овощного ларька:
– Какое ты право имеешь ее оскорблять? Она на работе находится!
Универмаг. Центр культуры. Мужчины по случаю воскресенья и солнца все в черных костюмах. Мода сороковых годов. Зато бостон. Здесь принято покупать один дорогой костюм, чтобы хватило лет на десять. И почему Ленька за полтора месяца не видел ни одной приличной девушки? Приличной в смысле внешности.
– Москвич! Приветствую! Как вам наше житье-бытье?
Ленька изобразил почтительную улыбку. Перед ним стоял главный металлург завода. Ленька вспомнил свою первую встречу с ним. Тогда главный металлург пришел в литейку и накинулся на Леньку:
– Как с деталью «МК-8951»?
– Я даже не знаю, что это за деталь.
– Как на знаете? Сколько работаете?
– Второй день.
– Все равно должны знать!
Так было поставлено дело. Новичок, не новичок – один спрос. И Ленька до сих пор уходил с завода часов в восемь вечера вместо положенных пяти. Впрочем, он даже радовался этому. В цехе время летело быстро.
– Втягиваюсь постепенно. Привыкаю, – сказал Ленька.
– А я смотрю, – продолжал главный металлург, – кто это «в толпе избранной стоит безмолвный и туманный? Для всех он кажется чужим. Мелькают лица перед ним, как ряд докучных привидений»? Виноват, в молодости проходил «Евгения Онегина».
