Эрик Сигал - Исцеляющая любовь
В саду за время его отсутствия практически ничто не изменилось. Только Инес принесла одеяло и укрыла Харольда, которого теперь била дрожь.
— Где же врач? — спросила Эстел.
— Отказался, — сердито ответил Уоррен — Вы в клинику позвонили?
— Да, — ответила Инес, — обещали приехать как можно быстрее.
«Скорая помощь» прибыла через двадцать семь минут.
Харольда Ливингстона отвезли в клинику графства Кинг, где была констатирована его смерть.
Звонок Уоррена застал Барни при исполнении служебных обязанностей. Он, как был в ливрее, выскочил на улицу и схватил такси.
— Ого, что-то новенькое! — усмехнулся таксист — Швейцар сам себе такси ловит!
— Давайте-ка лучше без шуточек! — огрызнулся Барни. — Везите меня поскорее в клинику графства Кинг. Так быстро, как только сможете!
Коридор был тускло освещен и пропах хлоркой. В дальнем конце Барни увидел Инес, которая пыталась успокоить рыдающую мать. Луис грохотал:
— Mierdal[15] Что за глупость! Чушь собачья! Надо было его силком тащить!
Подойдя, Барни увидел, что испанец ругает его брата, который явно был в состоянии шока.
— Доктор Кастельяно, я вам клянусь! — слабо отбивался Уоррен. — Я сказал ему, что это вопрос жизни и смерти…
При виде старшего сына Эстел поднялась и воскликнула:
— Барни, Барни! — и кинулась ему на грудь.
Казалось, все вокруг замерло. Барни обнял исполненную горя мать.
Несколькими минутами позже Эстел сказала:
— Я хочу его еще раз увидеть. Пойдешь со мной, Барни?
Сын кивнул.
Он обернулся на брата и сразу почувствовал его состояние.
— Уоррен, побудь здесь, с Кастельяно. Мы сейчас вернемся.
Позже, когда они с Луисом вдвоем шагали к парковке, Барни наконец смог задать свой вопрос:
— Доктор Кастельяно, что вас так рассердило?
Тот, перемежая свой рассказ ругательствами, поведал ему о событиях того утра.
Барни оторопел.
— Неужели врач мог спокойно бросить моего отца умирать и не сдвинуться с места?
Луис ответил сквозь зубы:
— Подонок испугался судебного иска.
— Не понимаю, какого иска?
— Мальчик мой, в этой великой стране многие врачи в такой ситуации откажутся прийти на помощь. Потому что если пациент умрет, то родственники могут подать на них в суд за врачебную ошибку.
— Разве оказать больному помощь не первейшая обязанность врача?
— В моральном смысле — да, — ответил Луис с тихой яростью. — Но не в правовом. Ни в одном законе не сказано, что врач обязан безоговорочно явиться по вызову.
— А вы думаете, это бы что-нибудь изменило? — спросил Барни.
Луис пожал плечами.
— Мы этого уже никогда не узнаем. Причиной смерти твоего отца стал инфаркт миокарда. В случае фибрилляции желудочков время зачастую оказывается решающим фактором. Фриман мог ввести ему лигнокаин и хотя бы начать реанимационные мероприятия.
Барни взорвался:
— Я его убью! Пойду и убью своими руками!
Луис крепко ухватил его за плечо.
— Calma, calmate, hijo[16]. Это ничего не изменит. Ты должен смириться с мыслью, что он умер. Ради матери тебе надо сохранять спокойствие. Помни, ты теперь в семье старший.
Домой они попали около полуночи. Незадолго до этого приехала из Бостона Лора.
— Я… я там приготовила кофе и кое-какие бутерброды, — неуверенно произнесла она. — На случай если вы проголодались…
Ливингстоны были убиты горем, но Лора заметила, что Барни страдает не только от утраты.
Луис и Инес увели Эстел наверх, чтобы дать ей успокоительное и уложить в постель. Уоррен взял с кухни бутерброд и яблоко и удалился к себе, он хотел побыть наедине со своим горем.
Барни и Лора остались на кухне вдвоем.
— Послушай, Барн, не молчи! — негромко сказала она. — Я знаю, тебе сейчас очень больно, а если выговоришься, сразу станет легче.
Он только ниже нагнул голову.
Она подошла к нему, опустилась на корточки и тронула его за рукав.
— Барн, скажи что-нибудь!
Наконец он дал выход обуревавшим его эмоциям:
— Поверить не могу! Врач спокойно дал ему умереть!
— Барни, сейчас это не важно.
— Тогда что важно, черт побери?
Она погладила его по щеке, и он вцепился в ее руку, как утопающий хватается за соломинку.
И дал волю слезам.
Последующие дни Эстел Ливингстон была безутешна. Барни все время находился дома, отлучаясь лишь на лекции или на работу.
Похороны, на которых ожидались только самые близкие, оказались довольно-таки многочисленными — пришло не менее десятка учителей из Эразмус-холла, с любовью вспоминавших покойного, и даже кое-кто из его старых учеников, узнавших о кончине Харольда из «Бруклин игл».
Как-то вечером, недели через две после похорон, Эстел усадила сыновей за стол, чтобы поговорить о будущем.
— У нас все будет в порядке, — объявила она. — Харольд на этот счет был очень педантичен. Дом — наша полная и безусловная собственность. В завещании он оставил вам свою библиотеку на двоих. Других подробностей там нет. Он знал, что вы решите этот вопрос по справедливости.
— Представить себе не могу, что заберу какие-то его книги! — пробурчал Барни.
Уоррен кивнул:
— Я тоже. Пусть все останется как есть. Ну… вы понимаете…
Эстел понимала. Им нужно время — всем троим.
— Он о нас позаботился, — продолжала она. — По страховке из Учительской федерации нам выплатят пятнадцать тысяч долларов, а по государственному страховому полису — еще десять. Это значит, что финансовые затруднения нам не грозят.
Братья кивнули.
— Я много думала о том, как распорядиться этими деньгами, — продолжала мать. — Барни, я хочу, чтобы ты перестал работать до изнеможения. Отныне ты занимаешься только учебой. Все твои расходы я беру на себя, так что ты сможешь больше ни на что не отвлекаться.
Барни хотел было возразить, но Эстел прервала его.
— Пожалуйста, — с нажимом произнесла она, а затем сказала то, что, по ее мнению, должно было положить конец спору: — Этого хотел твой отец. Не думай, что мы с ним никогда не говорили об этом.
Барни замер, на мгновение представив себе, насколько мучительны для матери были подобные разговоры с тяжелобольным отцом.
— Я кладу такую же сумму на твой счет в банке, — повернулась она к Уоррену. — Так что ты сможешь учиться там, где тебе больше понравится.
— Но, мам! — негромко запротестовал Уоррен. — Что тогда останется тебе?
— У меня все будет прекрасно. Как только вы получите дипломы, я смогу продать дом…
Оба сына, не сговариваясь, разом вскричали:
— Нет!
— Дети, будьте реалистами, неужели хоть один из вас мечтает о частной практике в Бруклине? К тому же тетя Сил уже сколько лет шлет нам буклеты из Флориды, и, сказать по правде, с тех пор как она уговорила перебраться туда бабушку, я тоже частенько думаю о том, что было бы чудесно избавиться от зимних галош и зонтов.
— Я понимаю, как много значит для вас этот дом, — продолжала она. — Здесь каждый уголок для вас полон воспоминаний. Но, пожалуйста, поверьте мне, мы сумеем сохранить эти воспоминания, даже если его продадим! Их у нас никто не отнимет.
— Наверное, мама, ты права, — сдаваясь, вздохнул Барни.
Больше сказать было нечего.
Поначалу Барни никак не мог в полной мере осознать, что может делать в каникулы все, что заблагорассудится.
На следующее лето, когда Эстел поехала в Майами присмотреть подходящее жилье, братья Ливингстон отправились в автобусную поездку по стране — с посещением Большого каньона, Йеллоустонского национального парка, калифорнийских мамонтовых лесов. Кульминацией тура были три дня в Голливуде.
И впервые они получили возможность по-взрослому и близко узнать друг друга. Они делились своими мечтами, говорили о тех «идеальных девушках», с которыми хотели бы соединить свою жизнь.
— Это будет довольно грустно, — вполголоса сказал Уоррен.
— Ты о чем, Уор?
— О том, что на наших свадьбах не будет папы. Знаешь, я никак не могу свыкнуться с этой мыслью.
— Я тоже.
Прежде они были братьями. Теперь стали еще и друзьями.
— Какого лешего ты тут делаешь?
Веселый Кен Кэссиди, недавно получивший пост тренера баскетбольной команды Колумбийского университета, с изумлением воззрился на давно позабытого парня, стоящего сейчас в толпе новичков — кандидатов в команду.
— Я здесь на тех же основаниях, что и все остальные, мистер Кэссиди, сэр, — подчеркнуто официально ответил Барни.
— Вали отсюда, не отнимай у меня время!
— Сэр, мы с вами в Америке. Разве здесь не гарантируются всем равные права?
— Ладно, — вздохнул тот, — воспользуйся своим конституционным правом. Выйди вперед и кинь мяч в кольцо, после чего я выкину отсюда тебя.
