Марта Кетро - Вдохнуть. и! не! ды!шать!
Ты больше не держишь меня, и я разлетаюсь мириадами отвратительных, мерзких, кошмарных ночных бабочек.
Я пытаюсь сделать шаг и протянуть руку, но конечности хаотично разносятся в разные стороны, я хочу закричать, но рот и горло трепещут серыми мотыльками, хочу убедиться, что ты все еще здесь, но глаза расправляют крылья и зигзагом устремляются в ночное небо. Насекомое сердце бьется в грудной клетке, теряя пыльцу, и свернувшиеся было в тугой узел кишки ползают в брюшине, перебирая лапками и шевеля мохнатыми усиками. Мне бы понять, как же так получилось, но даже мысли мои превращаются в ночных бабочек и уносятся в никуда одна за другой.
Нет больше ни сомнений, ни желаний, ни страха, только легкость и стремительность взмах за взмахом, и вот уже последняя бабочка, минуя меня, беспечно летит на свет твоего карманного фонарика, обжигающий и слепящий, и тогда ты заботливо выключаешь его, и мир погружается в кромешную тьму.
Я очухиваюсь одна в старой беседке среди залитого утренним солнцем заросшего парка, я не чувствую уставшего тела, только затихающий страх и ватную пустоту внутри. Ты бросил меня. Ты бросил меня умирать от страха минувшей ночью. Я пытаюсь прийти в себя, но не могу даже открыть глаза — все вокруг кажется таким огромным, чужим и враждебным после пережитого, — я забиваюсь в темный угол и впадаю в оцепенение до вечера.
Когда стемнеет, ты снова придешь, загадочно улыбаясь, верный не мне, но своим привычкам, с неизменным пледом под мышкой и болтающимся на сгибе локтя фонариком на тоненьком ремешке. Ты уютно устроишься на узкой скамеечке, завернешься в плед, прислонишься к потрескавшейся деревянной решетке, и я конечно же прощу тебя и буду снова и снова рассказывать весь ужас вчерашней ночи, стараясь замолчать одинокое утреннее пробуждение, чтобы, не дай бог, не вышло между нами какой ссоры.
Ты все поймешь и примешься меня успокаивать, шутливо говоря, что это был всего лишь страшный сон, глупый кошмар, который никогда больше не повторится, потому что ты всегда будешь рядом, и, значит, все будет хорошо.
И я конечно же поверю тебе, успокоюсь, сяду на истертый край старого пледа, пошевелю усиками и медленно поползу вверх по твоей руке.
Наталья Иванова (red-cat)[5]
Махаон
«…ух ты, как я удачно рассчитала», — думает Соня, первой зайдя в вагон. Сразу направо есть свободное местечко, ее любимое, у поручня, к поручню можно прислонить голову и продремать всю дорогу до дому. Соня садится, закрывает глаза и засыпает.
Соне снится большая бабочка, наверное, это махаон, думает во сне Соня. Бабочка села Соне на попу и щекотно перебирает лапками. Соня ерзает по сиденью. Во сне Соня видит будто бы со стороны, как бабочка прохаживается по ее попе взад и вперед, важно поводит усиками и говорит басом: «А после к тебе придет кузина Амаду».
Не волнуйся, мама, — продолжает фразу голос у Сони над ухом. Соня вздрагивает и просыпается. Вот черт, думает Соня. Оказывается, бабочка это вовсе не бабочка! Оказывается, это мужчина, он сидит рядом с ней и разговаривает по телефону, держа телефон в правой руке, а левой он трогает ее за попу! Мне надо что-то сделать, думает Соня. Ударить его по руке.
Завизжать. Перестать притворяться спящей, открыть глаза, выпрямиться и сказать строгим голосом мадам Переш: «Что это вы делаете?!» Или просто встать…
Удивительно глупая ситуация, думает Соня, стараясь тихонечко отодвинуться от мужской руки. Что-то ведь мне надо сделать?
* * *— Сперва к тебе придет кузина Флора, мама, — говорит Вашку. — Нет, не кузина Амаду, а кузина Флора. Нет, мама, — говорит Вашку и энергично машет свободной от телефона рукой, — она знает, что…
Краем глаза Вашку замечает какой-то непорядок. Вот черт, думает Вашку. Запонку потерял! Вашку досадливо смотрит на манжет рубашки, наклоняется, чтобы посмотреть на пол вагона. Вагон дергается, останавливаясь. Вашку выпрямляется и видит запонку — она закатилась в самый угол сиденья, к поручню. Вашку протягивает, было, руку, чтобы схватить беглянку, и в этот самый момент на сиденье рядом с ним плюхается девица — Вашку едва успевает отдернуть руку.
Черт, черт, черт, думает Вашку.
— Да, мама, — говорит Вашку в телефон, — я знаю, что кузина Флора совсем не разбирается в фарфоре. Но кузина Амаду не может прийти к тебе на этой неделе. Поэтому ты уж потерпи как-нибудь кузину Флору…
* * *Просто поразительно, думает Соня. Вот так вот разговаривать с мамой про каких-то кузин и при этом хватать за задницу совершенно постороннюю девушку! Извращение какое-то, думает Соня. Надо будет попросить у Карлы книжку про девиации…
* * *Вашку скашивает глаза на девицу. Ну, надо же, уже дрыхнет! Прислонила голову к поручню, сползла вперед по сиденью…
— Я тебя слышу, мама, — говорит Вашку и прикидывает, что если осторожно вдоль спинки просунуть руку, то можно дотянуться до запонки. Ему выходить скоро, а эта, вон… развалилась! Наверняка едет до конечной…
Вашку кладет ладонь на спинку сиденья и пытается протиснуть руку между спинкой и попой девицы. Задевает девицу сперва костяшками пальцев, потом болтающейся манжетой, замирает. Девица ерзает по сиденью. Вашку удается просунуть руку чуть ближе к вожделенной запонке.
— Апосле к тебе придет кузина Амаду, — говорит Вашку. — Не волнуйся, мама. Тебе нельзя волноваться. С кузиной Флорой вы поговорите о вышивках. Она ведь разбирается в вышивках? А уж с кузиной Амаду…
Девица совсем сползла вперед, а Вашку почти дотянулся до запонки. Поезд дергается, ладонь Вашку соскальзывает со спинки сиденья. Черт возьми, — думает Вашку. Моя остановка!
* * *Моя остановка, думает Соня. Поезд тормозит. Соня открывает глаза, встает и поворачивается к двери. Соня смотрит на открывающуюся дверь. Вашку поспешно хватает запонку и тоже встает.
* * *Соня быстро идет по перрону. Вашку идет вслед за ней.
Ох, черт, думает Вашку, глядя в напряженную Сонину спину. Она, наверное, подумала…
— Да, мама, — говорит Вашку, — я постараюсь убедить кузину Амаду…
Надо ее догнать, думает Вашку, все объяснить и показать запонку. Вашку ускоряет шаг. Соня оглядывается и видит, что над плечом Вашку порхает большая бабочка. Наверное, махаон, думает Соня.
Посмотри на лилии полевые
— Посмотрите на лилии полевые, — говорю я и провожу рукой. Пробившись сквозь асфальт, покачиваются на тонких стеблях бледные цветы.
— Посмотрите на траву полевую, что завтра же будет брошена в печь, — говорю я, стоя на крохотной круглой лужайке. — Посмотрите на птиц небесных, — на мою ладонь садится пара птах, — на пестрокрылых бабочек, что порхают беспечно. Посмотрите, — говорю я образовавшемуся вокруг меня кружку зевак, — на длиннохвостых кошек, гуляющих промеж лилий.
— Посмотрите, мэм! — говорю я, глядя на самую перспективную, как мне кажется, зрительницу. Но первой откликается не она.
— Ловкий фокус, — слышу я, и в мою шляпу летит купюра.
— Посмотрите на лилии полевые, сэр, — говорю я, медленно обходя собравшихся. — Посмотрите, не трудятся они, не прядут, не собирают в житницы, но сколь же прекрасен их наряд, мэм!
* * *Я прихожу на набережную, прихожу в парк. В будние дни работаю возле офисных зданий, в выходные — на автостоянках у супермаркетов. Иногда меня приглашают на праздники — дни рождения, свадьбы. Я не отказываюсь, но всегда прошу расплатиться наличными. Совсем недавно я работал на большой вечеринке, но чаше я просто хожу по улицам, останавливаюсь на перекрестках…
— Посмотрите на лилии полевые, — говорю я и провожу рукой. Сегодня неплохой день, думаю я, я принесу домой мяса. Три черных, две белых, пять пятнистых — «арлекины» — будут, как всегда, сидеть у дверей.
Посмотри на лилии полевые ожидая моего возвращения, сидеть, наклонив изящные головки, обвив лапы хвостами. Пока я разделываю мясо, они будут ходить кругами, тереться об мои ноги, нетерпеливо мяукать, показывая нежную розовую изнанку пасточек. Наевшись, они уснут мурчащим разноцветным ковром рядом со мной, отдавая мне немножко тепла взамен того, что я потратил днем, работая.
— Посмотрите на лилии полевые, мэм! — говорю я.
* * *— Сэр! Сэр!
Я оглядываюсь. Мальчик лет десяти, рыжий и веснушчатый, в мешковатых джинсах и вязаной кофте поверх футболки, в грязных кроссовках… Правой рукой он придерживает что-то за пазухой, а левой протягивает мне бледный цветок.
— Вы обронили, сэр, — говорит он.
— Посмотри на лилии полевые, — бормочу я, опуская на землю пакет (звякают, соприкоснувшись боками, бутылки, сверток с мясом с глухим шлепком проваливается ближе ко дну, потеснив горчицу и масло).
