Рэй Клуун - Пока мы рядом
И наконец, какое может быть настроение, если через три дня Кармен должна звонить доктору Шелтема, чтобы узнать, какое принято решение насчет операции. Вот так мы отдыхаем.
Доктор Шелтема, вместе с рентгенологом и доктором Уолтерсом, так объясняли суть дела. Представьте себе метод встречного огня, который используют для борьбы с крупными лесными пожарами. Участок леса намеренно выжигается, после чего растительный покров выравнивается и, в конечном итоге, происходит активное восстановление растительности. Облучением груди Кармен доктор Шелтема, доктор Уолтерс и рентгенолог рассчитывают добиться точно такого же эффекта. Химиотерапия уже привела к сокращению размера опухоли. Теперь очередь за радиацией, которая сделает ее еще меньше, и тогда можно будет вплотную подойти к апофеозу всего процесса — удалить опухоль хирургическим путем.
Шелтема сказала, что у Кармен есть одно важное преимущество: большие груди. И велика вероятность того, что путем ампутации груди хирург сможет полностью удалить опухоль, которая начала развиваться от соска.
В четверг утром тандем Шелтема — Уолтерс проводит консилиум с рентгенологом и хирургом.
Не только медицинский Амстердам, но и весь круг наших друзей и родных активно вовлечен в широкую дискуссию по теме грудей моей жены. Все надеются на то, что врачи дадут зеленый свет операции (никто не называет ее ампутацией).
— Что я слышу, все-таки есть шанс, что они смогут оперировать Кармен?
— Да…
— Но… это обнадеживает, не так ли?
— Да, можно и так сказать, потому что вначале они боялись рисковать, а теперь, наверное, возьмутся за операцию, так что да, новость хорошая.
— О, фантастика! Значит, все будет в порядке, да?
Конечно! Господи, как же будет здорово, какое облегчение наступит для Кармен! И ей уже не придется отшучиваться, как в тот раз, когда я вышел из ванной, а она лежала, обнаженная, на кровати, с ухмылкой на лице и прикрывающими соски желтыми листочками, на одном из которых было написано «Красиво», а на другом «Не правда ли?».
И есть еще я. Я тоже испытаю огромное облегчение!
Облегчение оттого, что вместе с ее грудью будет ампутировано кое-что еще — неуправляемое, бесстыдное, вульгарное раздражение, в котором она пребывает с тех пор, как лишилась волос. Не спрашивайте меня почему, но Кармен внушила себе, что, облысев, потеряла всякую привлекательность. Хотя я не устаю повторять ей, что она красива даже без волос. Кстати, для полноты картины я даже обрил ей редкие волоски на лобке, оставшиеся после химии, и, забравшись к ней под одеяло, сказал, что тащусь от этой нежной и гладкой кожи. Кстати, ее это тоже завело — по крайней мере, в первый вечер. Но потом переживания из-за безволосой головы взяли верх над возбуждением от безволосого лобка. Конец сексу. Отлично, не правда ли?
После ампутации груди в нашей спальне наступит вечный праздник. Сколько бы я ни говорил, что все равно нахожу ее привлекательной, каждый раз, глядя в зеркало, она не видит прежней Кармен.
Кармен боится потерять грудь, а я боюсь потерять ту Кармен, которую знаю. Я в одиночку страдаю, ни с кем не делюсь своими гнусными мыслями. Неужели для меня грудь Кармен важнее, чем ее жизнь?
Мы с Кармен почти не говорим об операции, хотя она становится все ближе и ближе. Мы оба знаем, о чем думает каждый из нас, когда мы едим мидии в ресторане Порт Зеланде, когда валяемся на пляже, когда по вечерам в своем бунгало смотрим ток-шоу Дэвида Леттермана: все наши мысли крутятся вокруг ее груди. А когда спим, то нам снится эта грудь. Все это мы знаем, но молчим.
Вечером накануне Телефонного Звонка мы лежим в постели. Я целую Кармен и переворачиваюсь на бок.
— Погасить свет?
— Да, пожалуйста.
— Спокойной ночи, любовь моя.
— Спокойной ночи, мое сокровище.
Я щелкаю выключателем.
Проходит несколько минут.
— Дэнни?
— Да?
— Ты еще не спишь?
— Нет.
— О…
— В чем дело?
— Как ты думаешь, что они завтра скажут?
— Не знаю, дорогая.
— И на что ты надеешься?
— Я надеюсь, что они все-таки рискнут.
— Но ты же повернут на сиськах, Дэн. А скоро у тебя будет жена с лысой башкой и только одной сиськой.
Я поворачиваюсь к ней и крепко обнимаю:
— Я надеюсь, они рискнут оперировать, Кармен.
— Правда?
— Правда.
Я чувствую, как на мое плечо капает слеза.
— А ты как думаешь, что они скажут завтра?
— Я надеюсь, что они согласятся на операцию.
— Ну вот и хорошо.
— Но все-таки это ужасно, не так ли?
— …
— Дэнни?
— Да, это ужасно, дорогая. Но пусть лучше ты будешь с одной грудью, чем тебя не будет вовсе.
■
На следующий день мы лежим на пляже. Уже почти полдень. Я то и дело поглядываю на Кармен, но не осмеливаюсь спросить, не пора ли нам позвонить в госпиталь.
— Я пойду в бунгало, позвоню, — говорит она.
— Может, лучше отсюда? — предлагаю я, кивая на свой мобильник.
Она отрицательно качает головой:
— Нет. Я хочу четко слышать все, что скажет Шелтема, а здесь очень ветрено.
«Конечно, она не хочет звонить с пляжа, дурень, — думаю я. — Сидеть на пляже, в окружении счастливых людей, и выслушивать приговор…»
— Может, вместе пойдем? — предлагаю я.
— Нет. Я предпочитаю одна. Ты останься здесь с Луной.
Она надевает юбку поверх бикини и уходит.
Я смотрю ей вслед, пока она не скрывается из виду.
И вот ее нет уже сорок пять минут. Все это время я пытаюсь развлекать Луну ведрами, лопатками и водой. Я себя чувствую будущим отцом, который в приемной роддома ожидает появления первенца.
— Привет, — вдруг слышу я за спиной.
— Привет! — говорю я, пытаясь угадать по ее лицу, что сказала Шелтема.
— Они пока не знают.
— Они пока не знают?
— Нет. Шелтема говорит, что хирург хочет осмотреть мою грудь, прежде чем принять решение.
— Господи, — вздыхаю я, — и когда он собирается это делать?
— На следующей неделе. Мы договорились, что я приду к нему на прием в понедельник.
Еще четыре дня в подвешенном состоянии.
— Хм… Почему так долго? Тебя не было почти час.
— У Шелтемы был перерыв на ланч.
25
Мы будем идти вперед,
Пусть даже в окопах, без света…
Хирурга зовут доктор Йонкман. Его кабинет находится по соседству с кабинетом доктора Уолтерса, в отделении онкологии. Симпатяга, судя по реакции Кармен, которая за его спиной облизывает губы и подмигивает мне.
— Что, запала? — тихо шепчу я ей на ухо. Она с энтузиазмом кивает.
— Если он прикоснется к твоим сиськам, я набью ему морду, — шепчу я. Кармен смеется.
Йонкман — вылитый герой больничных романов. Лет сорока, с мальчишеским лицом, длинными волосами, седеющими на висках. Оденьте его в костюм от Пола Смита, и вот вам достойный бухгалтер рекламного агентства. Ему гораздо легче войти в наше положение, чем доктору Шелтема или доктору Уолтерсу, которые лет на пятнадцать старше. Возможно, у него самого жена — ровесница Кармен и, судя по его внешности, красавица. Это создает невидимую связь между нами.
Но прежде всего он врач. Как только он раскрывает медицинскую карту Кармен — теперь я узнаю ее по обложке — и переключается с Кармен-женщины на пациентку К. ван Дипен, он сразу становится похожим на депутата Европарламента. Тщательно подбирая слова, он объясняет, что согласится оперировать лишь в случае абсолютной уверенности в том, что это улучшит ее шансы на выживание.
— Вы — красивая молодая женщина, и после абляции… (Мы недоуменно смотрим на него.) Мм… это медицинский термин… после ампутации у вас останется маленький горизонтальный шрам, сантиметров десять, на том месте, где сейчас у вас грудь… (Нет, нам это совсем не нравится.) Возможно, потом мы сможем поместить туда имплантат, но все равно грудь уже никогда не будет такой, как сейчас. — Он делает паузу и в упор смотрит на Кармен. — Речь идет о тяжелом увечье.
Тяжелое увечье. От его слов мне становится не по себе, хотя я и сознаю, что он намеренно прямолинеен. Он хочет знать, готова ли Кармен к такому испытанию. Мне нравится этот парень. Йонкман — единственный, кто понимает, что грудь для молодой женщины и ее мужа не просто выпуклость, пусть даже — как в случае Кармен — и с воспалением внутри.
— Вы позволите осмотреть вашу грудь?
Кармен снимает блузку и бюстгальтер, ложится на кушетку. Йонкман начинает ощупывать груди моей жены. Кармен подмигивает мне, и я улыбаюсь.
— Хм… — произносит он через некоторое время. — Хорошо. Одевайтесь. — Он моет руки. — Я бы сказал, что сейчас опухоль имеет размеры шесть на два сантиметра.
