Кун-Суук Шин - Пожалуйста, позаботься о маме
В детстве Хун Чол решил стать прокурором, чтобы заставить маму вернуться домой. Она ушла, разочаровавшись в отце. Однажды весной, когда все вокруг расцвело буйным цветом, отец привел в дом женщину со светлой кожей, которая благоухала чем-то сладким, как пудра для лица. Когда женщина вошла через парадный вход, мама вышла через заднюю дверь. Эта женщина, пытаясь растопить сердце Хун Чола, каждый день готовила ему в школу яичницу-глазунью. Он пулей вылетал из дому с коробкой для обеда, которую женщина аккуратно оборачивала шарфом, и прятал ее за горшками для специй на заднем дворе, а затем шел в школу. Его сестры и брат тайком следили за ним и забирали еду, приготовленную женщиной. Как-то раз, туманным утром, по дороге в школу Хун Чол собрал своих сестер и брата около ручья рядом с кладбищем. Он вырыл ямку около плакучей ивы и заставил похоронить свои обеды. Брат пытался сбежать со своим свертком, но Хун Чол поймал и отлупил его. Сестры послушно закопали свои свертки. Он думал, что женщина больше не сможет готовить для них обеды, но та поехала в городок и купила новые контейнеры для обедов. И это были не желтоватые алюминиевые контейнеры, а особенные резервуары, которые сохраняли рис теплым. В благоговейном страхе его брат и сестры осторожно потрогали новые контейнеры. Когда женщина вручила им свертки с обедом, дети посмотрели на старшего брата. А Хун Чол запихнул свой сверток в дальний конец веранды и один отправился в школу. Брат и сестры дождались, когда он скроется из вида, а затем отправились в школу, осторожно неся в руках теплые свертки с обедом. Видимо, маме кто-то рассказал, что Хун Чол не берет обед в школу и вообще почти перестал есть, и она пришла к нему в школу. К тому времени прошло около десяти дней с тех пор, как незнакомая женщина поселилась в их доме.
— Мама! — Слезы брызнули из его глаз.
Мама повела его на холм за школой. Она стянула с него брюки, схватила прут и хлестнула его по ногам.
— Почему ты не ешь? Неужели ты думаешь, что я буду счастлива, зная, что ты голодаешь?
Мама хлестала его очень больно. Хун Чол огорчался, что брат и сестры не слушались его, а теперь не мог понять, за что мама лупила его. Его сердце разрывалось от тоски. Он не мог понять, почему она так рассердилась.
— Ты станешь брать обед в школу? Станешь?
— Нет!
— Ты маленький…
Мама принялась хлестать его еще сильнее. Но он не признавался, что ему очень больно, и мама начала уставать. Вместо того чтобы убежать, Хун Чол спокойно стоял на месте и терпеливо сносил побои.
— Даже теперь?
На ногах отпечатались кровавые полосы от ударов.
— Даже теперь! — завопил он.
Наконец, мама отбросила прут.
— Господи, ты ужасный, упрямый ребенок! Хун Чол! — воскликнула она, обнимая его и разражаясь рыданиями. Понемногу она успокоилась и попыталась убедить его. Он должен есть, говорила мама, не важно, кто приготовил еду, ей будет не так грустно, если он станет хорошо питаться. Грусть. Тогда он впервые услышал это слово от мамы. Хун Чол не мог понять, почему мама станет грустить, если он будет плохо есть. Ему казалось, что если мама ушла из дому из-за той женщины, то ей будет неприятно, если он станет есть то, что приготовила мамина соперница, но мама сказала, что все как раз наоборот. Ей будет не так грустно, если он станет хорошо питаться, даже если еду будет готовить та женщина. Хун Чол по-прежнему ничего не понял, но не хотел огорчать маму и ворчливо пробормотал:
— Ладно, я стану есть.
— Хорошо, мой мальчик. — Мамины заплаканные глаза озарила радостная улыбка.
— Тогда пообещай, что вернешься домой! — потребовал он.
Мама немного помолчала.
— Я не хочу возвращаться домой.
— Почему? Ну почему?
— Я больше не желаю видеть твоего отца.
Слезы покатились по его щекам. Мама вела себя так, будто на самом деле никогда не вернется домой. Ему вдруг стало по-настоящему страшно.
— Мама, я буду делать все, что скажешь. Я стану работать в огороде и на рисовых полях, подметать двор и носить воду. Стану молоть рис и разводить огонь. Я буду ловить мышей и сворачивать головы курам для семейных церемоний. Только вернись!
Перед ритуальными церемониями или праздниками мама упрашивала отца или кого-нибудь из мужчин в их доме зарезать для нее курицу. Мама, которая отправлялась в поле после проливного дождя и целый день поднимала упавшие бобовые побеги, которая тащила на себе домой отца, когда тот напивался вдрызг, мама, которая колотила свинью палкой по спине, загоняя ее обратно в хлев, не могла сама зарезать курицу. Когда Хун Чол ловил в ручье рыбу, она не притрагивалась к ней до тех пор, пока рыба не засыпала. Когда каждому ученику наказали принести в школу по мышиному хвосту, чтобы подтвердить, что дети не остаются в стороне и борются с грызунами, мамы других учеников ловили мышей, отрезали им хвосты и заворачивали в бумагу, чтобы их дети могли отнести их в школу. Но его мама даже слышать об этом не могла. Крепкая и здоровая женщина, она тем не менее не могла себя заставить поймать мышь. Если мама шла в сарай, чтобы взять немного риса, и натыкалась на мышь, то с криками убегала прочь. Тетя неодобрительно смотрела на нее и сердито ворчала, когда мама, вся красная, выбегала из сарая. Но хотя он пообещал, что станет резать кур и ловить мышей, мама не согласилась вернуться домой.
— Я стану важным человеком, — пообещал ей Хун Чол.
— И кем ты хочешь стать?
— Прокурором!
У мамы засверкали глаза.
— Если ты хочешь стать прокурором, надо усердно учиться. Гораздо усерднее, чем ты думаешь. Я знаю человека, который мечтал стать прокурором и день и ночь учился, но так никогда не смог исполнить свою мечту и потому сошел с ума.
— Я сделаю это, если ты вернешься домой…
Мама посмотрела в его встревоженные глаза. Она улыбалась.
— Да. Ты можешь это сделать. Ты сказал слово «мама», когда тебе еще не стукнуло и полгода. И хотя никто не учил тебя читать, ты научился читать сразу, как только пошел в школу, и стал лучшим учеником в классе. — Она вздохнула. — И зачем я только ушла из дома, где остался ты, почему я не подумала об этом?
Мама смотрела на его ноги в пятнах крови, а затем вдруг присела на корточки, чтобы он взобрался ей на спину. Он непонимающе смотрел на нее. Мама нетерпеливо обернулась к нему.
— Залезай, — приказала она. — Пойдем домой.
Вот так мама вернулась домой. Она выгнала чужую женщину из кухни и начала готовить еду. А когда отец вместе со своей женщиной переехали в городок, мама дала понять, что вышла на тропу войны, ворвавшись к ним в дом, схватила кастрюлю с рисом, висящую над очагом, и зашвырнула ее в ручей. Когда отец и его женщина, не в силах выносить мамины преследования, вместе уехали из городка, мама позвала Хун Чола и села рядом с ним.
— Как ты сегодня позанимался? — спросила она.
Когда он показал ей тест, за который получил высший балл, мамины мрачные глаза озарились радостью. Она взглянула на листок, где учитель обвел красными кружками все правильные ответы, и крепко обняла его.
— О, мой мальчик!
Мама баловала его, пока отца не было дома. Она разрешала ему кататься на отцовском велосипеде, отдала ему отцовский матрас и одеяло. Насыпала для него рис в большую миску, из которой ел только отец. Первому наливала ему суп. Когда брат и сестры накидывались на еду, она отчитывала их:
— Ваш брат даже ложку не успел взять!
Когда появлялся торговец фруктами, неся резиновое ведерко, наполненное виноградом, она меняла полмиски кунжутных семян, сушившихся во дворе, на несколько кистей винограда, говоря другим детям:
— Это для вашего брата.
И каждый раз мама напоминала ему:
— Ты должен стать прокурором.
Он думал, что должен стать прокурором, чтобы удержать маму дома.
* * *
В ту осень мама сама, без помощи отца, собрала рис, очистила и высушила его. На рассвете она отправлялась в поле и, согнувшись, срезала стебли риса серпом, вышелушивала зерна и раскладывала на земле, чтобы высушить на солнце. Она приходила домой уже затемно. Когда Хун Чол пытался помочь ей, мама говорила, что он должен заниматься, и усаживала его за письменный стол. По воскресеньям, когда выдавались теплые деньки, мама брала с собой его брата и сестер на поле между холмами копать батат, но ему не разрешала вставать из-за стола. Они возвращались в сумерках, толкая тачку, доверху наполненную желтовато-коричневыми клубнями батата. Его брат, которому тоже хотелось остаться дома и позаниматься, но которого мама всегда брала с собой, устало склонялся над колодцем, вычищая грязь из-под ногтей.
— Мама, неужели Хун Чол для тебя важнее всех на свете?
— Да! Важнее всех на свете! — Мама слегка хлопала брата по затылку, даже не задумываясь над его вопросом.
— Значит, мы тебе не нужны? — Щеки брата раскраснелись на свежем воздухе.
