Фэнни Флэгг - Добро пожаловать в мир, Малышка!
— Я благодарна. Не в этом дело, просто…
Уоллес перебил в нетерпении:
— Ну что, что «просто»?
Дена наклонилась и посмотрела ему в глаза:
— Зачем?
— Зачем нанимать его? Пришлось, он мог другим продать эту историю.
— Нет, зачем эту историю поднимать?
— Что?
— Я спрашиваю — зачем?
— Ты что, шутишь? В этом как раз суть новостей.
— Разве? Не знаю. Это кажется таким… необязательным, что ли. Можно хотя бы предупредить ее, вместо того чтобы огорошивать в эфире?
— Слушай, мы отдаем этим придуркам Христа ради миллионы долларов, не облагаемых налогом, и ты хочешь дать им возможность контролировать интервью? Нет уж, черта с два. Мы спросим их о том, о чем, черт подери, пожелаем, это свободная страна.
— Я знаю, но…
— Да что с тобой? Вдруг заделалась Мэри Тайлер Мор?[14] Тебе не впервой задавать трудные вопросы. Гляди, как ты прищучила Босли и других. Они до сих пор визжат, а рейтинги зашкаливают.
— Да, но, Айра, это были мошенники, они обманывали всех. Они заслужили публичного разоблачения. Но Пэгги Гамильтон — милейший человек, она в жизни никого не обижала. Это же совершенно другое. Да и вообще, какой в этом смысл?
— Какой смысл? Какой смысл?! Смысл в том, что люди имеют право знать, какие они притворщики. Да ладно тебе, расслабься. Тебе достался лучший сюжет сезона, если не года, на подносе принесли.
— Айра, вы хоть понимаете, в какое положение меня ставите? И если я задам такой вопрос, люди меня возненавидят.
— Ой, да умоляю, ты что, шутишь? Тебя будут обожать. Собственная жизнь покажется им уже не такой паршивой. Ты станешь героиней, а ребята там, наверху, тебя полюбят. Твои фанаты придут в восторг из-за того, что ты сказала правду об этой парочке. Пора тебе повзрослеть. Ты их жалеешь, а они далеко не такие невинные овечки, какими кажутся.
— Почему вы так в этом уверены?
— Я-то знаю, поверь мне, они ничем не отличаются от остальных хапуг. И сбор средств в пользу обездоленных деток — скорее всего, сбор средств в пользу Гамильтонов.
— Айра, не заставляйте меня это делать. У них есть дети. Представьте, как это на них подействует. И верите вы или нет, они принесли людям много добра, их уважают.
— Ради всего святого, только не говори, что ты повелась на всю эту религиозную белиберду! Этот святоша — ханжа!
— Мы говорим о его жене. Даже если она совершила ошибку, что с того. Она же человек. Разве вы никогда не ошибались?
— Ошибался, разумеется, но я же не выставляю себя перед народом в роли какого-то святого. Позволь я тебе кое-что скажу. Ты хочешь быть хорошей, нести людям добро? Это твой шанс. Покажи, что плохо в этой стране. Людям нужно знать правду об этих говнюках. И это твоя работа. А хочешь жить в сказочной стране — поезжай в Диснейленд.
— Я не считаю их говнюками.
— Ладно, неважно, просто задай вопрос. Я знаю что делаю, ты еще будешь меня благодарить. Все, свободна, катись.
Уоллес махнул рукой, отпуская ее, придвинул к себе тезисы следующей передачи и погрузился в чтение. Дена еще немного посидела, потом встала, но у двери оглянулась:
— За что вы так ненавидите Чарльза Гамильтона?
— Ненавижу? — искренне удивился Уоллес. — Что ты. Я с ним даже не знаком, черт его дери.
Дена пошла на обед, но есть не могла. Айра ее многому научил, и она знала, что жизнь Пэгги Гамильтон разрушит не ее ответ, а сам вопрос. Однажды заданный, он откроет шлюзы для потока вопросов. А отказаться его задавать — значит не воспользоваться шансом получить работу на центральном телевидении. Перечить Айре Уоллесу равносильно увольнению. Столько лет она шла к этой цели, и на тебе. В одном Айра был прав. Она точно не святая. Она улыбалась и очаровывала людей перед камерой и затем внезапно огорошивала, выкладывая факты, нарытые людьми Уоллеса. Ей подсказали, как взять самое острое интервью года, и она с улыбкой произнесла в камеру: «Я знаю, наши продюсеры подписали соглашение не обсуждать в эфире обвинение в оскорблении и побоях, которое ваша первая жена выдвинула против вас в 1964 году, и я не стану его нарушать, но ответьте, как вы вообще относитесь к насилию?» Она знала всякие трюки и умело их применяла. Более чем умело. Она много раз задавала подобные вопросы не моргнув глазом, но тут что-то было не так. Это был другой случай. Может, если бы они откопали что-то скандальное или криминальное относительно самого Чарльза Гамильтона, она бы чувствовала себя иначе, но они устроили охоту за его женой. Дена прекрасно знала, что ради рейтингов Айра готов на самые грязные уловки. Меньше чем за год Айра поднял их новостной отдел с третьего места на второе и сейчас, похоже, нацелился на высшую строчку рейтингов.
Не успела Дена вернуться с обеда, как в ее кабинет без стука, точно к себе домой, ввалился Сидни Капелло и уселся, закинув ногу на ногу, напротив ее стола. Дена глядела на него с таким омерзением, будто это змея свернулась кольцами на красной кожаной кушетке.
А Капелло даже не смотрел на нее.
— Айра хочет, чтобы ты показала мне вопросы, которые собираешься задавать, я проверю, все ли в порядке. — Взгляд его скакал по комнате, будто Сидни искал мух. — Ну, я про эту, знаешь, про залетевшую женушку священника. Он хочет, чтобы мы работали вместе.
Дена встала:
— Ну уж нет. Мы с тобой вместе работать не будем, ясно, подонок?
Глаза Капелло остановились на ней.
— Эй, ты давай передо мной не выкобенивайся, слышь. Не хочешь со мной работать — твои проблемы, сестренка.
Последней фразы Дена не слышала, ибо в этот момент неслась по коридору как торнадо.
— Вы велели этой гадине работать со мной? — ворвалась она в кабинет Айры Уоллеса.
Тот, как водится, висел на телефоне. Он посмотрел на нее, поднял в приветствии руку и жестом велел сесть. Дена села и стала ждать. Она так злилась, что живот скрутило от боли. Дена несколько раз глубоко вдохнула, чтобы успокоиться. Уоллес наконец положил трубку.
— Ну и о какой гадине мы ведем речь?
— Сидни Капелло. — Дена старалась сохранять спокойствие. — Вы сказали ему, что он будет со мной работать?
Уоллес сделал вид, что не понимает, в чем тут проблема.
— Да, и что? Я же говорил — мне пришлось сделать его вторым продюсером.
— Айра, в отличие от вас, я не могу находиться с ним в одной комнате. Достаточно и того, что мне приходится работать с этими двумя кретинами, которых вы называете «исследователями», но этот парень совершенно омерзителен.
— Ладно, как скажешь. Я думал, он тебе сумеет помочь, только и всего. У вас личная несовместимость — что ж, не страшно, подумаешь. Не хочешь — не надо, делов-то. Что-нибудь еще?
— Как вы можете ему доверять, Айра? А вдруг он врет про Гамильтонов? Вдруг он все выдумал?
— Он не врет. Мы проверили дважды. Может, он и подонок, но подонок-эксперт. Тебе могут не нравиться факты, которые он разнюхивает, но он — лучший. Доверять ему? Да я тебя умоляю, он родную бабушку продаст, если сможет заработать десять центов, но профи.
— Как можно работать с человеком, которому не доверяешь? Не понимаю.
— Работа есть работа, при чем тут доверие. Чтобы делать бизнес, не обязательно доверять.
— Вам, возможно, и не обязательно, а мне обязательно! И я не могу задать этот проклятый вопрос.
— Стоп. Только не начинай по новой. Знаешь, детка, ты меня разочаровываешь, а ведь я столько труда в тебя вложил. Вроде ты хотела постоянную работу на центральном телевидении, а что вытворяешь сама?
— Все так, Айра, но я знакома с Пэгги Гамильтон, она мне доверяет, и муж ее доверяет. Я же только благодаря нашей дружбе и получила их согласие на интервью.
— Понятно. А скажи, она же знает, кто ты, правда?
— Да, но…
— Так вот, бизнес есть бизнес. Они это понимают. Зачем они вообще согласились на это интервью? Деньжат сорвать, вот зачем. Они знают, что почем. Ты делаешь свою работу, они используют тебя, ты используешь их, — бизнес. Брось, ты и сама это прекрасно понимаешь. Не будь размазней, а иначе собирай манатки и садись на первый автобус до своего Задрипан-Спрингс.
Дену передернуло. Уоллес глянул на часы и поудобнее развалился в кресле.
— Позволь, я расскажу тебе небольшую историйку. Дед мой приехал в эту страну без гроша в кармане. Ему пришлось торговать вразнос, всю жизнь. Он продавал пуговицы, ходил от двери к двери, работал по восемнадцать, девятнадцать часов в день. Но за жизнь он собрал пятнадцать тысяч долларов и заплатил за мою учебу в Нью-Йоркском университете. Знаешь, сколько он ради этого продал пуговиц? Однажды, мне было четыре, он повел меня в кухню и поставил на табурет. Протянул руки и сказал: «Прыгай». Я боялся. Он сказал: «Давай, прыгай. Я поймаю». Я все равно не прыгнул. Он сказал: «Ты что, мне не доверяешь? Я же твой дедушка». Тогда я прыгнул — и что же? Ударился об пол, разбил губу. Он посмотрел на меня сверху вниз и сказал: «Это твой первый урок по бизнесу, парень. Никогда никому не доверяй. Даже мне. Смотри не забывай». — У Уоллеса даже слезы навернулись на глаза. — Господи, как я его любил. И вот что я тебе скажу. Слова его я запомнил навсегда.
