Герман Садулаев - Иван Ауслендер: роман на пальмовых листьях
В этот раз всё прошло хорошо, правильно. Иван был спокоен и удовлетворён. После митинга он не стал приклеиваться к московским «звёздам», которых окружили поклонники, журналисты и фоторепортёры, а пошёл в кабак с компанией новых питерских друзей.
Кабак оказался ирландским пабом, с мебелью из тяжёлого цельного дерева и персоналом в зелёных униформах. Пиво было хорошее. Вкусное. Иван Борисович перебрал. Он едва не заплакал, когда узнал, что Балканский и другие активисты все ходят под подпиской, на них статьи, им светят реальные сроки, им опасно даже улицу переходить в неположенном месте, а они продолжают протестную деятельность. Ауслендер предлагал ребятам: хотите, я вам ключи дам от тёщиной дачи? Отсидитесь пока. Зачем вам в тюрьму?! Это же страшно! Это плохо – тюрьма. Ребята пили и улыбались, отказываясь.
Было уже поздно, когда Ауслендер заказал к пабу такси и поехал домой. Виктория встретила пьяного мужа с удивлением и каким-то интересом. Но ничего не сказала. Иван Борисович стянул с себя одежду, едва ополоснулся в ванной и провалился в сон. Ничего не снилось. А может, снилось, да забылось поутру.
Утром в воскресенье Ауслендер лежал в постели с больной головой. И думал. Мысли были тяжёлые и неудобные. Такие, что едва помещались в голове. То есть не потому что большие, а потому что угловатые, как мебель, которую трудно протащить сквозь дверной проём. Такие застревающие углами, цепляющиеся за стенки ножками и боками несуразные угрюмые мысли. Голова от их угловатости болела ещё больше, чем просто так, с похмелья.
Например, про тюрьму. Или про армию, что одно и то же. В своё время Ауслендер от настоящей армии благополучно откосил (спасибо университету). И в тюрьмах Иван не сидел (слава Богу). Но есть ведь люди, которые прошли эти «университеты», жизненные, «мои университеты» по Горькому. И хорошие люди! Тот же Балканский – сидел. Иван подумал, что если бы раньше, в молодости, то, может быть, и он бы… конечно, было бы очень сложно, но в принципе… молодой организм – он адаптивен, и психика… А вот сейчас, в сорок лет… нет. Иван думал о том, что вот если завтра война, если завтра в поход, готов ли он, например, к мобилизации? И понимал, что больше пуль и бомб, больше необходимости убивать и опасности быть убитым в каждую минуту, больше самой войны его пугает перспектива солдатского быта. То есть вот так: спать в казарме, где десятки коек с мужиками и все мужики храпят и пахнут. Иван не мог заснуть даже в купе железнодорожного вагона, если кто-то где-то в этом вагоне слегка похрапывал! Или – в землянке. В окопе. Мыться раз в неделю. В лучшем случае. Смена белья – тоже раз в неделю. Первый взвод меняется бельём со вторым взводом, ха.
Нет. К такой войне Иван Борисович не был готов. На такие подвиги он не был согласен. Он был согласен каждый день ходить на войну и рисковать жизнью (если надо), но чтобы вечером обязательно возвращаться домой, принимать ванну, ложиться спать с женой (которая не храпит никогда, проверено), а утром спокойно опорожнять мочевой пузырь и кишечник, чистить зубы, принимать душ, надевать свежее бельё и чистую форму – и на передовую! Под пули! Запросто!
Конечно, такая война России не грозила. Вернее, если России и грозила война, то только такая, но с другой стороны. Ведь, наверное, именно так воюют операторы натовских беспилотных аппаратов.
А вот перспектива тюрьмы была вполне реальной. Была, есть и будет весьма реальной для каждого россиянина. А тюрьма – это ещё хуже. Там… нет, даже думать не хочется. Лучше война и смерть.
Но политическая деятельность, протестная, революционная предполагает для революционера, как вариант, и тюремный срок. Все революционеры сидели. Сидят. И будут сидеть. Дмитрий Балканский и его друзья, похоже, понимали и были готовы. А Иван Борисович? Он понимал, что не готов. Одно только обстоятельство, что он не сможет каждое утро принимать душ, уже повергало Ауслендера в самую беспросветную тоску. А ведь тюремный быт известен не только одним этим неудобством.
Позже Иван Борисович не удержался и поделился своими размышлениями со старшим товарищем и гуру по жизни (конечно, с Асланяном, с кем же ещё?). Рюрик Иосифович ответствовал так:
– Ты, Ваня, как-то мне про жертвенность российской революционной интеллигенции говорил. А я тебе – про её же склонность к мазохизму. В чём разница? А разница в том, что вы, интеллигенты, по-настоящему страдать за народ не согласны. Вы хотите, чтобы вас немножко дубинкой пошлёпали, слегка и ненадолго приковали наручниками к решётке; в общем, ждёте умеренного насилия без вреда для здоровья, чисто для остроты ощущений. Как и все нормальные мазохисты. А тюрьма или смерть – это из другой оперы, не про вас. Это про Балканского и его товарищей. Их мало. Как всегда мало бывает мучеников, апостолов, настоящих революционеров. Их не может быть целый миллион или социальный слой, креативный класс, сердитые горожане, белые ленты, – нет. А ты, Ваня, прости, в апостолы не годишься.
В апостолы Ауслендер и не стремился, стать мучеником был совершенно не готов, а вот быть публичным деятелем ему понравилось. Особенно выступать. Тем более со своими оригинальными теоретическими выкладками. И прочитать следующую лекцию в клубе «Синяя лампа» он, можно сказать, сам напросился, специально позвонив Балканскому и затеяв разговор о теме своего нового доклада.
Доклад III
Гибель цивилизаций
Уважаемые слушатели, как вы наверняка знаете, в массовой культуре есть некий беспроигрышный набор тем, которые можно бесконечно обсасывать и подавать каждый раз как сенсацию. Есть ли жизнь на Марсе? Почему вымерли динозавры? Кто убил Джона Кеннеди? С кем спит Верка Сердючка? И так далее. Один из таких вечнозелёных вопросов касается гибели Атлантиды. И не только её. Вообще, людям всегда интересно что-то такое, про тайны упадка и гибели великих цивилизаций древности. Я позволю себе вкратце обрисовать данную историческую проблематику.
Итак, у нас есть свидетельства существования в древности развитых культур: грандиозные пирамиды, храмы, развалины городов, циклопические статуи, прочие археологические находки, а также литературные памятники и данные истории, антропологии и этнографии. Ацтеки, майя, дравиды, остров Пасхи, Египет, Рим, кельтская обсерватория и прочее. Вы сами всё знаете. Эти культуры погибли. Причём задолго до того, как были обнаружены или завоёваны. Ко времени появления наблюдателя, современного белого человека, на землях погибшей цивилизации жили выродившиеся дикари, которые приписывали строительство своих башен, пирамид, храмов и прочего великанам и другим сверхъестественным существам прошлого, а сами снова бегали по джунглям голыми и охотились с заострённой палкой на попугаев и кенгуру.
Почему так произошло? Учёные рассматривают в каждом отдельном случае разные версии: изменение природных условий, войну, эпидемию, политический и экономический кризисы и прочее. Фантасты, шарлатаны добавляют сенсационные версии о вторжении инопланетян, генетической мутации, открытии портала времени или применении ядерного оружия. У религий есть, конечно, обоснование в виде божественной кары или мести богов. Будучи одновременно учёным, фантастом, шарлатаном и отчасти даже верующим, я имею свою гениальную и сенсационную версию, каковую предлагаю вашему заинтересованному вниманию. Моя теория универсальна и применима ко всем культурам, но поначалу я покажу её на примере погибшей цивилизации долины Инда, поскольку я всё же некоторым образом индолог. Мне так удобнее.
В двадцатых годах прошлого века англичане случайно раскопали в Индии древний город. Его настоящее имя неизвестно. По месту археологической находки город стали называть Мохенджо-Даро, то есть «холм мёртвых». Учёные пришли к выводу, что город был построен около 6000 лет назад, а разрушен около 3700 лет назад. Парадокс в том, что ариев, которые якобы основали индийскую цивилизацию, 6000 лет назад там не могло быть. Да и не было у них городской культуры, они в то время кочевали со своим скотом и повозками по равнинам вдоль рек. А вторглись в Индостан арии как раз ко времени гибели Мохенджо-Даро. Выходило, что задолго до ариев в Индии была развитая цивилизация с мегаполисами, а арии были не теми, кто исполнил для дикарей миссию белого человека, цивилизатора, а варварами, которые разрушили доарийский индийский Рим.
Дальнейшие исследования показали, что и это, скорее всего, не совсем так. Мохенджо-Даро пришёл в упадок сам собой ещё до вторжения ариев, по каким-то внутренним причинам. Город, рассчитанный на несколько десятков тысяч жителей, в момент катастрофы был почти заброшен. При этом обитаемые домики были заселены с уплотнением, помещения в них разделены перегородками и превращены в подобие советских коммуналок, а целые кварталы пустовали, заваленные илом и помоями. Мусор не вывозили, канализация не работала, мэр только и делал, что брал взятки, дороги не ремонтировались, шериф прятался от разбойников в полицейском участке, а нормальному человеку после захода солнца лучше было на улицу не выходить. В общем, как обычно. Когда настал Judgement Day для Мохенджо-Даро, его редкие обитатели все погибли там, где их застала смерть: кто на улице, кто в офисе, кто в собственном доме. Судя по оплавленным остаткам строений, в небоскрёбы города врезались два вимана с террористами, или, что вероятнее, по центру города был нанесён удар брахмастрой типа земля – земля. В нашем случае это не важно, так как, повторюсь, город впал в ничтожество до катастрофы и военный конфликт лишь добил Мохенджо-Даро.
