Елена Крюкова - Юродивая
Ушанка налезала мальчику на лоб. Вспотевшие волосы приклеились к вискам. Шубейка была расстегнута, шарф размотан. Будто долго бежал он, взмок и устал, задохнулся. В руках мальчик держал рамку с натянутыми струнами. Такое Вася видел впервые.
— Это что у тебя?.. Музыка?.. — спросил Вася мальчика, бросая цигарку. — И сыграть можешь?..
Вместо ответа, без слов, мальчик со вспотевшим лбом, в обтерханной ушанке, поднял арфу вверх, повыше, опер ее о плечо и заиграл.
Он играл чудесную музыку. Вася никогда не слышал такой. В этой музыке было все: и грохот ледохода, и шепот любви, и стоны войны, и подземные касанья нежных корней. В музыке этой проходила вся жизнь Васи, и вся жизнь людей, и вся вечность Бога, и вся бесповоротность времени билась и клокотала в ней. Она дышала полной грудью, эта музыка. Утренняя Луна стояла на западе против Солнца, и Солнце посылало ей лучи свои. Вася видел сквозь мальчика и Солнце, и Луну, и лица прохожих, и далекую, седую древность, и рождение мира. «Брежу я, — подумал Вася, — обкурился, обпился». Волк выл, вторя звукам арфы. Рыжая собака молчала, слушала.
— Как звать-то тебя, музыкант?.. — задал вопрос Вася, протягивая мальчику пятерню. — Давай познакомимся. Дай пять, пацан. Я Вася Чудной.
— А я Николай, — ответил мальчик, переставая играть. — Но взаправду меня зовут Давид. У меня дед был царь Волк. И мать царица площадная. Значит, я сам царского роду. А вообще-то я умер давно. Я вам только кажусь, дяденька. Но вы сегодня сожгли мою маму, и я пришел. Я хочу взять с собой… туда… на память горстку пепла. Вот и мешочек. Я приготовил.
Мальчик сдернул с груди самосшитый кисет, протянул мусорщику. Негнущимися руками Вася зачерпнул немного горячего пепла из железного ящика, наполнил мешочек, затянул нитку. Вернул мальчишке.
— На, пришелец, — только и смог сказать. — Носи. Я кто. Я простой мусорщик на рынке. А ты вон царь. Царенок. И на рамке со струнами ух как играешь. Ты, ангел, скажи вот ты мне: Дьявол есть?..
— Есть, — серьезно ответил мальчик. Волк любящими глазами глядел на него. Арфа болталась на ремешке у него на плече. Ее струны перебирал ветер. — Да ведь и Бог есть тоже.
— Сыграй мне еще, парень! — попросил мусорщик дрогнувшим голосом. — Умирать буду — музыку твою вспомню. В память матери сыграй!
Мальчик выставил колено, поставил на колено гриф арфы, взмахнул руками, похожими на крылья, и заиграл снова.
Из-за угла, из-за деревянного ларя и сваленных в кучу мешков с картошкой, вышла девочка. Вася Чудной аж присвистнул от удивления, хотя приказал себе ничему в жизни не удивляться. Она была одета в мешок, в холщовое рубище. Мешок бил ей по пяткам. Золото длинных и шелковых, до пят, нежных волос летело по ветру. Босые ноги медленно ступали по рыночному снегу. Неистово, густо синели глаза. У них у всех были глаза цвета неба: у Васи, у музыканта, у девчонки. Девочка гляделась тоненькой и маленькой, не старше восьми лет, хотя, может, ей уже и десять стукнуло. Она прислонилась к раскаленному железному ящику и стала слушать музыку, и глаза ее были широко открыты, будто глазами она целовала все, что видела.
Девочка молчала и слушала. Поджимала на снегу, как птица, босые ножки. Мальчик играл. Вася Чудной слушал и созерцал, вытащил из кармана еще чинарик, еще закурил, плакал, улыбался, мечтал.
Звон с уцелевшей в печи Войны церковки плыл над Армагеддоном.
Колокольный звон — по погибшим, по усопшим — вплетался в счастливую мелодию арфы, дрожащей и бьющейся в худых руках мальчика во славу живых. Косил из-за ларя Дьявол красным глазом. Волк лежал брюхом на снегу. Девочка стояла прямо, слушала, ветер вил золотые волосы. Вася Чудной, мусорщик, курил, сидя в чаду и дыму.
И огонь летел по ветру вон из железного ящика, бешеный, косматый, радостный, веселый, отплясывая могучую пляску, обнимая золотыми руками синеву, обжигая счастьем зрячие и слепые глаза, и неотрывно глядели дети, собака, волк и старик в ржавой солдатской каске на торжество огня, раскачиваясь в такт с его качанием, гудя вместе с ним его громкую победную песню.
И притарахтела железная повозка, чтобы вывалить во чрево свое сожженный мусор; и железные клешни уцепили железный ящик, и взметнули его в воздух, и перевернули, и вместе с пеплом, отдутым порывом ветра, на лед с лязгом упал нательный бирюзовый крест.
И девочка шепнула Васе:
— Гляди-ка, цветом как твои глаза!..
И суровый мальчик положил арфу на снег, поднял со льда крест, надел себе на грудь и поцеловал.
«Благодарю Тебя, Господи, за все:
за всю мою жизнь и за все, что было в ней;
каюсь пред Тобою во многих грехах своих;
люблю Тебя больше жизни и смерти своей.
Спаси, Господи, нас всех, сохрани и помилуй великой Милостью Твоею.
Аминь».
Первые эскизы — зима 1992; январь — апрель 1994; зима 1995; октябрь 1996 — ноябрь 1997; июль — сентябрь 2005; осень 2007 — июнь 2008.
Москва — Красноярск — Иркутск — Варшава — Лион — Кстово — Вьенн — Париж — Большое Мурашкино — Кассель — Васильсурск — Нижний Новгород.
