Александр Проханов - Политолог
Они промчались через город, где все еще висели агитационные плакаты и лозунги. Кое-где на фасадах виднелись беглые, начертанные спреями надписи: «Единая Россия» — иуды». «КПРФ — козлы». «Жирик — жид». ««Яблоко» — жопошники». «СПС — пидеры». С рекламных щитов смотрели жизнеутверждающие физиономии партийных лидеров, большинство их которых истлевало в мусорном баке истории. Пересекли Кольцевую дорогу, и за обочиной запузырились фантастические сооружения, напоминавшие огромные легкие, возбужденные гениталии, наполненные воздухом кишки, пульсирующее сердце. Это были знаменитые магазины Потрошкова, громадные супермаркеты, где Стрижайло пережил озарение, и ему открылся проект, непосильный для обыденного разумения, — плод гениального прозрения, ниспосланного божеством. Теперь проект был реализован, и архитектура дирижаблей, «летающих тарелок» и надувных «даблоидов» вызывала в нем угнетающие воспоминания, чувство разочарования и вины.
— По-моему, вы здесь были однажды. Не волнуйтесь, я не предлагаю вам дешевую распродажу устаревших унитазов, вышедших из моды автомобилей или гробов с кондиционером и трехразовым питанием, — сказал Потрошков, когда «мерседес» остановился перед порталом, напоминавшим растворенное женское лоно. Над ним вздувался голубой живот беременной великанши. Выше круглились набрякшие соком груди. И повсюду, — на плавных вздутиях, складках, телесных углублениях виднелись таинственные знаки, загадочные иероглифы, фантастические руны, в которых скрывался сакральный смысл. — Супермаркет — лишь видимость нашей деятельности, маскирующая сущность, которая находится на нижних горизонтах строения, — сверхсекретная биологическая лаборатория ФСБ, куда имею честь вас пригласить.
Стрижайло испытал болезненное возбуждение. Словно попал в тревожащее поле, в котором затрепетали его живые молекулы, напряглись и удлинились клетки, и все биологические процессы стали происходить интенсивнее и иначе, подвергаясь принудительному воздействию поля.
Они вошли в супермаркет, в просторный объем, наполненный шелестом кондиционеров, душистыми и теплыми ветерками, мягким рассеянным светом, где все казалось искусственным, лабораторным, синтезированным. Двигались эскалаторы, тихими звонами привлекали внимание рекламные объявления, трепетали разноцветные табло, оповещавшие о новых марках автомобилей, скутеров, снегоходов. Стрижайло устремился, было, на эскалатор в ту часть торгового центра, где еще недавно его взор пленяли сиреневые и золотистые «бентли», находился античный амфитеатр, где концентрическими полукружьями, словно сенаторы в Совете Федерации, размещались унитазы всех форм и расцветок, а погребальный отдел изумлял обилием гробов, столь комфортных, с такими системами жизнеобеспечения, что верилось в существование загробной жизни с ее проблемами комфортного жилья. Однако Потрошков направил его в противоположную сторону, к отдаленной стене, сплошь испещренной письменами, как загадочный манускрипт. У стены стояла охрана, — дюжие молодцы с разбухшими от пистолетов подмышками, спиральками проводов на толстых загривках, торчащими из кулаков усатыми рациями. При их приближении стена бесшумно раздвинулась, и они оказались в холле с лифтами, один из которых раскрылся, пустил в свою зеркальную кабину.
— Вам часто приходится слышать, что нынешняя власть не видит перспективы развития, отказалась от планов, не имеет стратегии. Погружена в сиюминутные нужды и бессмысленные перманентные «реформы», напоминающие «перманентную революцию» Троцкого, — произнес Потрошков, нажимая светящуюся кнопку, после чего лифт стал стремительно и невесомо падать, рождая головокружение, как при падении с небоскреба. — Еще говорят, что у нынешней России нет «национальной идеи», что мы не строим космические корабли, океанские авианосцы, города в Заполярье. Сейчас вы увидите, в чем состоит стратегическое развитие России и ее «национальная идея». Добро пожаловать в русское будущее, — пока он произносил эту тираду, лифт, казалось, достиг центра земли и остановился с торможением, при котором кровь отхлынула от мозга и возникло легкое помрачение, уже не оставлявшее Стрижайло. — Добро пожаловать в секретную лабораторию ФСБ.
Они очутились в длинном, уходящем вдаль коридоре, столь протяженным, что его завершение выглядело, как тонкая светящаяся щель. Источники света отсутствовали, отовсюду исходило ровное мертвенно-алюминиевое свечение, будто светились стены, пол, потолок, и это усиливало головокружение. Вдоль коридора с обеих сторон возникал ряд дверей, без ручек, с набором кодов, идентификаторами личности, сверяющими сетчатку глаза, тембр голоса, отпечатки пальцев. Пахло озоном, как в больницах, где установлены ультрафиолетовые генераторы. Но иногда сквозь свежесть альпийских лугов прорывался запах мочи, парной плоти, терпкой спермы, и эти запахи пугали Стрижайло.
Внезапно одна из дверей распахнулась. Из нее вышел человек в белом халате и медицинской шапочке. Стрижайло с изумлением узнал художника Тишкова, чьи картины висели у него дома.
Но вместо кисти у художника в руках был пинцет, в котором пламенел лепесток влажной плоти, а вместо художественной блузы грудь его закрывал клеенчатый фартук с брызгами крови.
— Взгляните, — он поднес пинцет к глазам Потрошкова. — Замечательный результат. Синтезирована девственная плевра. Из лепестка розы и яйцеклетки балерины Колобковой. Можно наладить массовое производство и поставлять в магазины «Все для свадьбы» и в «Салоны для новобрачных». — Тишков поцеловал целомудренно светящийся лоскуток и снова скрылся в дверях.
— Мы привлекаем для работы в лаборатории известных художников, поэтов, музыкантов, — сказал Потрошков. — Молекулярные сочетания подобны рифмам, нотам, цветовым гаммам. Люди искусства своими прозрениями открывают путь биологам и генетикам.
Стрижайло чувствовал, как возбужден его «геном», — та его часть, что представлена алой спиралью. Винтообразно вращается, сочно краснеет, будто невидимое поле, витавшее в стенах лаборатории, питает молекулы возбуждающей силой.
Потрошков остановился у одной из дверей. Приблизил к оптическому опознавателю расширенный, с фиолетовым блеском и красными сосудиками глаз. Тихо щелкнул замок, двери раздвинулись. Они оказались в просторной кафельной комнате, где стояли деревянные стеллажи, сплошь уставленные стеклянными банками. Банки были окружены осциллографами, мониторами, датчиками, самописцами. Множество гибких трубок и проводков погружалось в банки, наполненные нежно-золотистым раствором, сквозь который пролетали цепочки серебристых пузырьков. Проводки и трубки создавали целые заросли, как в аквариуме, и в этих зарослях, наподобие странных морских существ трепетали, вздрагивали, исходили легкими судорогами ломти живой плоти. То, что она живая, подтверждалось сочностью субстанции, тончайшими переливами, телесной дрожью, выделением пузырьков. Но пластика и формы этих образований были строго геометрическими, воспроизводили образы стереометрии, — кубики и призмы, эллипсоиды и сферы, цилиндры и параболоиды, а также различные сочетания перечисленных фигур, что напоминало коллекцию наглядных пособий в кабинете начертательной геометрии.
