Ханья Янагихара - Маленькая жизнь
– Виллем, если ты больше не захочешь быть со мной, я пойму, – сказал он. Он сразу предложил никому не говорить о том, что их дружба, возможно, преобразуется во что-то другое, и хотя он объяснил Виллему, что это даст им больше личного пространства, времени, чтобы разобраться, он еще и думал, что так Виллему будет проще передумать, не оглядываясь на то, что скажут другие. Конечно, в этом решении слышалось эхо его отношений с Калебом, которые тоже сохранялись в тайне, и ему приходилось напоминать себе, что это совсем другое дело; совсем другое, если только он не сделает его тем же.
– Конечно нет, Джуд, – сказал Виллем. – Конечно нет!
Виллем провел кончиком пальца по его брови – этот жест успокоил его, в нем была ласка, но не было сексуального напряжения.
– Просто жизнь со мной может оказаться чередой неприятных сюрпризов, – сказал он наконец, но Виллем покачал головой.
– Сюрпризов – возможно. Но не неприятных.
И вот он стал стараться каждый раз раздеваться на ночь. Иногда он может сделать это, а иногда нет. Иногда он позволяет Виллему трогать свою спину и руки, а иногда нет. Но он не может обнажиться перед Виллемом днем или при свете и делать другие вещи, которые, как он знает из фильмов и подслушанных разговоров, делают пары: он не может одеваться при Виллеме или принимать душ вместе с ним (ему приходилось делать это с братом Лукой, и он это ненавидел).
Его собственная застенчивость, однако, оказалась незаразной – его поражает, как часто и непринужденно обнажается Виллем. По утрам он откидывает край одеяла и разглядывает спящего Виллема с клинической отстраненностью, отмечая, как совершенно его тело, и потом вспоминает со странным, болезненным головокружением, что именно ему дано смотреть на него, что ему дарована эта красота.
Иногда невозможность происходящего оглушает его, и он замирает. Его первые отношения: брат Лука (можно ли это назвать отношениями?), его вторые отношения: Калеб Портер. И вот третьи: Виллем Рагнарссон, его любимый друг, лучший человек, какого он знает, человек, который мог бы получить любого, кого захочет – мужчину или женщину, и который все-таки по каким-то безумным причинам – неодолимое любопытство? Сумасшествие? Жалость? Идиотизм? – решил, что ему нужен он. Ему как-то приснился сон: Виллем и Гарольд сидят за столом, склонив головы над какой-то бумагой, Гарольд считает что-то на калькуляторе, и он знает, хоть ему никто и не говорил, что Гарольд платит Виллему за то, чтобы тот был с ним. Во сне он чувствует одновременно унижение и благодарность: Гарольд так щедр, и Виллем соглашается на сделку. Когда он просыпается, он хочет сказать что-то про это Виллему, но тут логика вступает в свои права, и ему приходится напомнить себе, что Виллем не нуждается в деньгах, что денег у него полно и, какими бы странными и невероятными ни были причины выбрать именно его, он принял это решение свободно, без чужого влияния.
В этот вечер он читает в постели и ждет Виллема, но засыпает и просыпается, только почувствовав, что Виллем гладит его по щеке.
– Ты дома, – говорит он и улыбается, и Виллем улыбается в ответ.
Они лежат в темноте, обсуждают ужин Виллема с режиссером, съемки, которые начнутся в январе в Техасе. Фильм «Дуэты» основан на романе, который ему нравится, он о мужчине и женщине, которые скрывают свою гомосексуальность, оба работают учителями музыки в школе маленького городка; перед читателем разворачиваются двадцать пять лет их брака, с шестидесятых до восьмидесятых годов двадцатого века.
– Мне нужна будет твоя помощь, – говорит Виллем. – Мне придется серьезно поработать над игрой на пианино. И мне придется там петь. Они наймут мне учителя, но ты можешь со мной позаниматься?
– Конечно! Но тебе не о чем беспокоиться: у тебя прекрасный голос, Виллем.
– Слишком слабый.
– Очень красивый.
Виллем смеется, сжимает его руку.
– Скажи это Киту, он уже лезет на стенку от ужаса. – Он вздыхает. – Как ты провел день?
– Хорошо, – говорит он.
Они начинают целоваться – ему до сих пор приходится держать глаза открытыми, чтобы помнить, что он целует Виллема, а не брата Луку, и все идет хорошо, пока в памяти не всплывает первый вечер, когда он привел сюда Калеба, как Калеб прижимал его к стене и что за этим последовало, и он резко отстраняется от Виллема, отворачивается от него.
– Прости, – говорит он. – Прости.
Он сегодня не снял на ночь одежду и теперь натягивает рукава на руки. Рядом ждет Виллем, и в тишине он слышит собственный голос:
– Вчера умер человек, которого я знал.
– Ох, Джуд, – говорит Виллем. – Сочувствую. Кто?
Он долго молчит, стараясь выговорить нужные слова.
– Человек, с которым у меня были отношения, – произносит он наконец, едва ворочая во рту языком. Он чувствует, как внимание Виллема сгущается, как тот придвигается ближе.
– Я не знал, что у тебя с кем-то были отношения, – спокойно говорит Виллем. Он откашливается. – Когда?
– Когда ты снимался в «Одиссее», – отвечает он тихо и снова чувствует, как меняется атмосфера. Он вспоминает слова Виллема: «Что-то случилось, пока меня не было. Что-то не так». Он знает, что Виллем тоже вспоминает сейчас тот разговор.
– Ну, расскажи мне, – говорит Виллем после паузы. – Кто был этот счастливчик?
Он почти уже не может дышать, но продолжает.
– Это был мужчина, – говорит он, и хотя он не смотрит на Виллема, сосредоточив взгляд на светильнике, он чувствует, как тот ободряюще кивает, ждет продолжения. Но он не может продолжить, Виллему придется задавать вопросы, и Виллем их задает.
– Расскажи мне о нем. Как долго вы встречались?
– Четыре месяца.
– И почему это закончилось?
Он думает, как ответить.
– Он не очень хорошо ко мне относился, – говорит он наконец.
Он чувствует гнев Виллема раньше, чем слышит ответ.
– Значит, он был придурок, – говорит Виллем сдавленным голосом.
– Нет, он был очень умный. – Он открывает рот, чтобы сказать что-то еще, но не может, закрывает рот, и они дальше лежат в молчании.
Наконец Виллем задает новый вопрос:
– И что потом случилось?
Он ждет, и Виллем ждет тоже. Он слышит, как они дышат в такт: так, словно вбирают в себя весь воздух этой комнаты, этой квартиры, этого мира, и потом выдыхают – только они двое, одни на свете. Он считает выдохи: пять, десять, пятнадцать. На двадцатом он говорит:
– Если я расскажу тебе, Виллем, обещаешь не сердиться? – И он снова чувствует, как Виллем чуть сдвигается.
– Обещаю, – глухо отвечает Виллем.
Он делает глубокий вдох.
– Помнишь, я попал в автомобильную аварию?
– Да, помню, – отвечает Виллем. Его голос звучит неуверенно, приглушенно. Он часто дышит.
