Игорь Шенфельд - Исход
Но я хотел бы довести свой отчет до конца: я хочу рассказать вам, как стал Аугустом Бауэром. Иначе рассказ мой будет неполным, а я не хочу, чтобы у вас оставались сомнения или домыслы по части моего решения…
Все это случилось так: однажды — через нашего, здесь сидящего Сергея Петровича Дементьева, между прочим, а не откуда-нибудь еще — узнал я о чудовищном преступлении, о котором самому Дементьеву рассказал другой Сергей Петрович — профессор Кудрявцев, вы его все знаете…
— Не было этого! — выкрикнул Дементьев. Андрей Егорович сокрушенно покачал головой, и продолжал:
— Я созвонился с Кудрявцевым. На окраине Саратова, рассказал он мне, были в конце прошлого лета убиты старик и девочка: дед и внучка; старик — за орден, который висел у него на пиджаке, а девочка — заодно, чтобы свидетелей не оставлять. Как это водится сплошь и рядом, у официального следствия возник традиционный «висяк». И так бы все и поросло быльем, если бы не наш тамошний Шерлок Холмс — Гена Сомиков: вы все его должны помнить: он был на съезде — приезжал вместе с профессором Кудрявцевым. Так вот: Гена узнал про убитых дедушку со внучкой из местной газетки, тут же насторожился и отправился искать семью погибших. Нашел, стал выяснять что к чему. Очень быстро размотал все это дело, сразу начав свое следствие с ордена: на пиджаке старика в морге ордена не оказалось, и это навело Гену на подозрения. Он узнал вскоре, что старика и ребенка убили местные наркоманы, чтобы загнать орден скупщику советских наград и приобрести «дури» — так они наркотики свои называют. Гена нашел сперва орден по объявлению, затем скупщика; через него зацепил одного из шпаны. Прикинулся мелким распространителем кокаина, вошел в доверие. Скоро выяснил все подробности: кто что предложил, кто бил, кто добивал, кто в сторонке стоял, ну и… Гену мне вам расписывать не надо, но тут, надо вам доложить, ребята, он сам себя превзошел; представьте себе: наказал всех разом. Назначил шпане встречу на пустом берегу Волги, в укромном месте, скормил им наркотиков на халяву — якобы дегустационная партия, дождался пока они «отчалят», да и хладнокровно утопил их всех одного за другим: деловито, аккуратно, без спешки и без эмоций — как крестьянин на пахоте. Лично мне сокрушался при встрече: «Волгу испоганил, Андрей Егорович, а что поделаешь: приходится и ей терпеть, бедной, раз такое время гнилое пришло». Вот это парень! Хотя, с другой стороны, Гена просто выполнил обычную нашу с вами работу, только в стахановском темпе и в невероятном масштабе. Поставил рекорд производительности, так сказать.
Однако, повесть моя о другом. В рассказе Кудрявцева меня зацепила одна фраза, а именно, что семья этих несчастных людей как раз собиралась эмигрировать в Германию, предоставившую незадолго до этой трагедии главе семьи, поволжскому немцу Аугусту Бауэру — этому самому убитому наркоманами старику — вид на жительство. Со смертью Бауэра выезд в Германию для остальных членов семьи закрылся. Всё у них пошло прахом со смертью деда: хоть ложись и помирай — сказал мне Кудрявцев. И это оказалось правдой: семья приехала из Казахстана, а Россия целый год тянула с гражданством; прописки, соответственно, тоже у них не было и до сих пор нет, ну и дальше по цепочке: работы нет — денег нет — жилья нет — жизни нет. Мужик — то есть зять покойного деда — тот уже землянку рыть собрался где-то возле кладбища, чтобы на зиму «во сыру землю переселиться…», — как мне профессор сказал. Он же, Сергей Петрович, и обратился ко мне с ходатайством, чтобы мы для этих несчастных людей из нашего фонда материальную помощь выделили, по возможности.
Вот тогда мне и щелкнула в голову мысль, довольно дикая в первую секунду… «А почему бы и нет? — подумал я. Но такую сумасшедшую идею можно было только на месте проверить — не с Кудрявцевым же мне ее обсуждать было? Вот я и поехал: передать людям материальную помощь лично, а заодно и посмотреть на месте что к чему, а там видно будет… И Элечку взял с собой: во-первых, оставлять ее не хотелось, а потом и отвлечь требовалось, постараться тоску ее развеять: поехали, мол, полюбуемся на великую реку Волгу. «Вот будете в школе проходить про Волгу — а ты уже была там, сможешь живые впечатления описать, а не по книжке пересказывать». Кивнула, согласилась.
Перво-наперво навестили мы с ней Сергея Петровича Кудрявцева, с его помощью нашли потом Гену Сомикова, и уже Гена отвел нас к семье Аугуста Бауэра — погибшего старика.
И открылась мне история, товарищи вы мои дорогие, от которой кровь стынет в жилах по сию минуту. Семья в прошлом, девяносто шестом году уехала из Казахстана под тамошний лозунг «Казахстан — для казахов!». После развала СССР депортированные в Казахстан немцы и русские сравнялись там в антиправах: все стали там чужие, кто не казах. Шантажи, угрозы. И продали мои Бауэры-Ивановы за бесценок свой дом, и подались на Волгу, на родину Аугуста Бауэра, в Саратов. В свою деревню, откуда семью Бауэров когда-то изгнали при депортации, Аугуст даже и не сунулся, чтобы душу не рвать: там, в его отчем доме уже полвека другие люди живут. Хотел Аугуст где-нибудь в Саратове приткнуться, со временем отстроиться надеялся: все у них в семье грамотные, работящие, с образованием, с честью, с достоинством — хорошая семья, хорошие люди. Пошел Аугуст по инстанциям, а ему на уровне местных властей — тезис в лоб: «Немцы — вон! Немреспублики вашей нет давно: мотайте в свою Германию: там ваших всех теперь берут». Спасибо на добром слове. Сняла семья кое-как квартиру, потом деньги кончились. Переселились в барак без стекол. Работу искали все время — хотя бы что-нибудь. А нет работы. Ничего уже нет в стране Советов: ни предметов, ни советов — все уже вынесли, поделили, сломали, бросили. Ни для кого не было уже ничего хорошего — не только для этих гонимых бурями российских немцев. И правильно кричали им чиновники: «Нету вашей немецкой республики давно». Но только и российской республики тоже уже «нету», оказалось. Первую разогнали в сорок первом коммунисты, другую завалили в девяносто первом — уже вместе с коммунистами… Однако, прошу прощения: снова я отвлекся…
В общем, подобрался к людям голод. А чиновники с гражданством тянут, взятку ждут. А денег на взятку нет; А им поэтому вместо гражданства лишь ценные советы дают в городской администрации: «Вы по паспорту казахи, вот и езжайте к себе назад в Казахстан. Там вас обязаны принять». Проваландали их так целый год, на параграфы разные ссылаясь, а тут следующее испытание на них навалилось: барак, в котором они ютились, кто-то под снос купил — то ли крокодиловую ферму строить собрался, то ли новомодную баню для бандитов под названием «аквапарк». Бауэры мои — снова на улице. Дед с орденом Трудового Красного Знамени и с медалью «За освоение целинных земель» на груди — опять по инстанциям бросился, со слезами: «Спасите, мы же свои, я из Елшанки родом, дом наш там еще стоит». Ответ один: «Немцы — вон! Русские — вон! Все — вон! Неприемный день. Приходите через сто лет…». И жадные глаза на карман: не оттопыривается ли на нужную ширину? Нет, не оттопыривается. Значит — «Пошли вон!». Сволочи, короче! Страна чиновных сволочей сверху донизу.
И перекрестил тогда старый Аугуст Бауэр всю эту блатную малину по имени «Новая Россия» широким крестом, собрал последние крохи, продал медаль свою целинную и поехал в Москву, в германское посольство. Вернулся с анкетами, заполнили, отослали, стали ждать. Между тем семья — дочь с мужем и двумя детьми и сам Бауэр — в кособокий лодочный сарай перебрались на берегу реки: снесли таки их барак. И вот через пару месяцев благая весть к ним приходит: Германия их принимает! И предписание в конверте: старшему Бауэру с такими-то документами на руках быть такого-то октября в Москве, в посольстве, для прохождения языкового экзамена и оформления выездных бумаг. Радость с горем пополам, короче говоря. Но не успели даже и порадоваться наши Ивановы-Бауэры, как неделю спустя пошли дед с внучкой к Волге: посмотреть еще раз на реку, запомнить ее получше напоследок. Ушли и не вернулись. Вот так-то вот…
Только дочь отца и ребенка своего похоронила — тоже легко сказать, не правда ли? — , как к их лодочному сараю, куда они после барака поселились, комиссия городская является: и его сносить пора пришла. Как же: Россию отстраивать надо, очередной бордель или казино на берегу реки возводить — причем обязательно с видом на водохранилище, как у белых людей… Чтоб все грязные флаги мира в гости были к нам… Тьфу!..
Там, в сарае том, Гена Сомиков и отыскал их. Туда же и мы с Аэлитой пришли беседовать. А когда я обо всем порасспросил их, едва живых от горя и голода, да все узнал в подробностях, то уже не раздумывая предложил им свои услуги: я знаю немецкий, смогу пройти комиссию на знание языка и немецкой культуры, и вывезу их в Германию вместо старого Бауэра, буду их «паровозом». Только придется им в этом случае признать меня за Аугуста Бауэра, а Аэлита должна сделается Анной по документам: дочкой Людмилы Ивановой, внучкой старого Бауэра. Вкратце рассказал я им и про Элину беду. Долго они не могли сообразить, что я им такое предлагаю: «А как же паспорт? А как же справки? Ведь это же нечестно! А что будет, если нас разоблачат?». — «Как, — спрашиваю, — нас разоблачат, если вы к антрагу своему никаких фотографий не прилагали? Значит, никто там в посольстве не знает как настоящий Аугуст Бауэр выглядел. А все остальные вопросы — с паспортом и биографией — это уже мои вопросы…
