Роальд Даль - Дорога в рай
— Разве? — удивился Джерри.
— Ты сколько ростом? — спросил я.
— Ровно шесть футов.
— А я пять футов одиннадцать дюймов, — сказал я. — Разница в один дюйм. А сколько ты весишь?
— Сто восемьдесят семь фунтов.
— А я сто восемьдесят четыре, — сказал я. — Что такое три фунта между друзьями?
Наступило молчание. Джерри смотрел на мою жену Мэри, стоявшую на веранде. Мэри по-прежнему беседовала с Бобом Суэйном, и заходящее солнце освещало ее волосы. Темноволосая красивая женщина с неплохой грудью. Я взглянул на Джерри и увидел, как он высунул язык и провел им по нижней губе.
— По-моему, ты прав, — сказал Джерри, не спуская глаз с Мэри. Телосложения мы примерно одинакового.
Когда он снова повернулся ко мне лицом, на его щеках распустились розочки.
— Расскажи-ка еще что-нибудь про этих двух парней, — сказал он. Чем-то ведь они отличаются друг от друга?
— Ты имеешь в виду их лица? — спросил я. — Но в темноте невозможно разглядеть лица.
— Я не о лицах говорю, — сказал Джерри.
— А о чем же?
— Я говорю об их членах, — сказал Джерри. — Вот в чем все дело, разве не понимаешь? Ты ведь не хочешь мне сказать, что…
— Как раз это я и хочу сказать, — сказал я. — Вопрос только в том, подвергались они обрезанию или нет. Все остальное не имеет значения.
— Ты что, серьезно думаешь, что у всех мужчин члены одинаковых размеров? — спросил Джерри. — Но ведь это же не так.
— Знаю, что не так, — согласился я.
— У некоторых огромные члены, — продолжал Джерри. — А у некоторых просто крошечные.
— Бывают исключения, — сказал я ему. — Но ты бы удивился, когда бы узнал, у скольких мужчин члены одинаковых размеров, разница всего-то на какой-нибудь сантиметр. По словам моего друга, у девяноста процентов мужчин члены нормальных размеров. И только десять процентов имеют члены чрезмерно большие или явно маленькие.
— Не верю, — сказал Джерри.
— Это нетрудно проверить, — сказал я. — Поинтересуйся у какой-нибудь опытной девицы.
Джерри сделал большой глоток виски, и взгляд его вновь устремился поверх стакана в сторону Мэри, стоявшей на веранде.
— Ну и чем все кончается? — спросил он.
— Дальше нет проблем, — сказал я.
— Скажешь тоже, нет проблем, — заявил он. — Знаешь, почему все это, по-моему, басни?
— Валяй.
— Всякому известно, что муж и жена, женатые несколько лет, привыкают друг к другу. Это неизбежно. Да черт побери, нового труженика тут же вычислят. Это и тебе понятно. Нельзя же вдруг наброситься на человека, применяя совершенно новые приемы, и при этом рассчитывать на то, что женщина этого не заметит, какая бы она ни была мегера. Да она в первую же минуту почует неладное!
— Приемы можно скопировать, — сказал я. — Если только заранее обменяться всеми секретами.
— Это несколько интимно, — заметил Джерри.
— Все мероприятие интимно, — сказал я. — И поэтому каждый выкладывает все. Говорит, что он обычно делает. Ничего не утаивая. Все. Все, что требуется. Рассказывает о том, как это у него заведено — от начала до конца.
— О Господи, — вымолвил Джерри.
— И каждый, — продолжал я, — должен выучить новую роль. По сути, нужно стать актером. Ибо приходится кого-то играть.
— Непростое дело, — сказал Джерри.
— Как считает мой друг, тут нет проблем. Единственное, чего нужно опасаться, — это чтобы не увлечься и не начать импровизировать. Нужно действовать строго в соответствии с авторскими ремарками.
Джерри сделал еще глоток. Потом снова взглянул на Мэри, стоявшую на веранде. После чего откинулся на диване, сжимая в руке стакан.
— Эти два парня, — спросил он, — они что, правда справились с этим делом?
— Еще как, — ответил я. — До сих пор с ним справляются. Примерно раз в три недели.
— Фантастическая история, — произнес Джерри. — Но чертовски трудное это дельце. Только представь себе, сколько будет шуму, если тебя поймают. Мгновенный развод. Если точнее, два развода. По одному на каждой стороне улицы. Не стоит того.
— Тут нужна смелость, — заметил я.
— Уже поздно, — сказал Джерри. — Все расходятся вместе со своими женами, черт бы их побрал.
После этого я уже ничего не говорил. Мы посидели еще пару минут, потягивая свои напитки, пока гости перемещались к прихожей.
— Другу твоему понравилось? — спросил вдруг Джерри.
— Он говорит, что это нечто, — ответил я. — Он говорит, что из-за риска это в сотню раз сильнее любого другого удовольствия. Он клянется, что нет ничего лучше, чем когда играешь роль мужа, а жена об этом ничего не знает.
В этот момент в комнату вошла Мэри с Бобом Суэйном. В одной руке она держала пустой бокал, а в другой — азалию цвета яркого пламени. Она сорвала азалию на веранде.
— Я следила за тобой, — сказала она, наводя на меня цветок, точно револьвер. — В последние десять минут ты рта не закрывал. Что он тебе рассказывал, Джерри?
— Грязную историю, — усмехнувшись, ответил Джерри.
— Он только это и делает, когда выпьет, — сказала Мэри.
— История любопытная, — сказал Джерри. — Но совершенно неправдоподобная. Пусть он тебе ее как-нибудь расскажет.
— Не люблю грязных историй, — сказала Мэри. — Пойдем, Вик. Нам пора.
— Постой, — сказал Джерри, устремив свой взор на ее великолепную грудь. — Выпьем еще.
— Нет, спасибо, — ответила она. — Дети, наверное, уже кричат, хотят ужинать. Мы отлично провели время.
— Ты разве не поцелуешь меня на прощание? — спросил Джерри, поднимаясь с дивана. Он потянулся к ее губам, но она быстро увернулась, и он успел лишь коснуться ее щеки.
— Оставь, Джерри, — сказала она. — Ты пьян.
— Совсем не пьян, — возразил Джерри. — Просто я возбужден.
— Надеюсь, я тут ни при чем, мой мальчик, — резко проговорила Мэри. — Я не люблю такие разговоры.
Она направилась к двери, выставив перед собой свою грудь, точно стенобитное орудие.
— Пока, Джерри, — сказал я. — Мы хорошо повеселились.
Мэри с недовольным выражением лица ждала меня в прихожей. Рядом стояла Саманта, прощавшаяся с последними гостями, — Саманта, с ее проворными пальцами, гладкой кожей и стройными, опасно манящими бедрами.
— Выше голову, Вик, — бросила она мне, обнажив свои белые зубы. Она показалась мне центром мироздания, началом жизни, первым утром. — Доброй ночи, Вик, — сказала она, и мне почудилось, будто ее пальцы касаются моих жизненно важных органов.
Я вышел вслед за Мэри из дома.
— Ты хорошо себя чувствуешь? — спросила она.
— Да, — ответил я. — А почему ты спрашиваешь?
— Ты столько пьешь, что любого другого уже давно бы стошнило, ответила она.
От дома Джерри нас отделяет старая невысокая изгородь, и в ней есть щель, которой мы всегда пользуемся. Мы с Мэри молча пролезли в эту щель. Затем мы вошли в дом, и она приготовила огромную яичницу с ветчиной, которую мы съели вместе с детьми.
После еды я вышел побродить. Летний вечер был безоблачен и прохладен, и, не зная, чем себя занять, за неимением лучшего я решил постричь траву перед домом. Я вытащил из сарая газонокосилку и запустил ее. Потом, как это водится, стал ходить за ней взад-вперед. Мне нравится стричь траву. Это занятие действует успокаивающе, и к тому же, направляясь в одну сторону, я мог смотреть на дом Саманты, а идя обратно — думать о ней.
Я ходил туда-сюда минут десять, когда из щели в изгороди вылез Джерри и прогуливающейся походкой направился ко мне. Он курил трубку; засунув руки в карманы, он остановился на краю газона и уставился на меня. Я подошел к нему вместе с газонокосилкой, и та покатилась по инерции с выключенным мотором.
— Привет, парень, — сказал он. — Как делишки?
— Я в немилости, — ответил я. — Думаю, и ты тоже.
— Твоя женушка, — сказал он, — чересчур строга, а потому несправедлива.
— Это точно.
— Отчитала меня в моем собственном доме, — сказал Джерри.
— Похоже, тебе не очень попало.
— Мне и этого достаточно, — сказал он, слабо улыбнувшись.
— Достаточно для чего?
— Чтобы захотеть ей немножко отомстить. Что ты скажешь насчет того, если я предложу, чтобы мы попробовали проделать то, о чем твой друг рассказывал тебе за обедом?
Едва он произнес это, я ощутил такое волнение, будто у меня все внутренности выскочат наружу. Я схватился за ручки газонокосилки и начал снова заводить мотор.
— Я что-то не то сказал? — спросил Джерри.
Я молчал.
— Послушай, — продолжал он. — Если ты считаешь, затея паршивая, давай забудем, что я вообще об этом заговорил. Ты ведь не рассердился на меня?
— Нет, Джерри, я на тебя не сержусь, — ответил я. — Просто мне никогда не приходило в голову, что именно мы можем это проделать.
