Ивлин Во - Офицеры и джентльмены
– Кто-нибудь, кого мы знаем?
– Конечно. Не кто иной, как Гай.
– О, не может быть!
– Уверяю тебя. Она сейчас здесь, в конторе. Только что вручила официальное заявление о том, что увольняется с работы и становится домашней хозяйкой.
– Йэн, не может быть, чтобы она подложила такую свинью Гаю.
– Они намерены зарегистрировать брак, как только Гай встанет на ноги.
– Он, должно быть, сошел с ума.
– А я всегда считал, что он ненормальный. У них вся семья такая, ты же знаешь. Помнишь, и брат у него был такой же.
У Кирсти еще сохранилось присущее шотландцам чувство добропорядочности. Жизнь в Лондоне и общение с Йэном не успели полностью атрофировать ее восприимчивость к явным нарушениям морали. Случалось это, правда, довольно редко, но уж если случалось, если ее что-нибудь шокировало, то в ней происходило не какое-нибудь едва ощутимое смещение почвенных пластов, а сильнейшее сейсмическое потрясение. В течение нескольких минут после звонка Йэна она сидела не шевелясь, погруженная в мрачные размышления, затем решительно направилась на Карлайл-плейс.
– О, доброе утро, сударыня, – приветливо встретила ее миссис Корнер, совсем не так, как встречала миссис Бристоу. – Вы, наверное, пришли навестить капитана Гая? А вы слышали, какие у него новости?
– Да, слышала.
– Меня это ни капельки не удивило, уверяю вас, сударыня. Я чувствовала, что дело идет к этому. Все хорошо, что хорошо кончается. Все это вполне естественно, не важно, что там было плохого или хорошего до этого, важно, что теперь они – муж и жена. Она переехала в этот дом, в комнатку вон в том конце коридора, бросает работу, и теперь у нее будет время для ухода за ним.
Пока миссис Корнер произносила эту речь, Кирсти продвигалась к двери в комнату Гая.
Войдя в комнату, она не села на стул. Подождала, пока миссис Корнер оставила их вдвоем.
– Гай, – сказала она, – я буквально на минутку. Мне надо успеть на работу. Я должна была зайти и повидаться с тобой. Я знаю тебя, может быть, не очень хорошо, но зато длительное время. Случилось так, что ты – один из друзей Йэна, которых я действительно уважаю. Ты, может быть, считаешь, что я вмешиваюсь не в свои дела, но я должна сказать тебе… – И она рассказала Гаю все, что знала о Вирджинии.
– Но, дорогая Кирсти, неужели ты думала, что я ничего этого не знаю?
– Тебе сказала Вирджиния?
– Конечно.
– И ты женишься на ней, несмотря на?..
– Именно поэтому я и женюсь.
– Ты самый последний дурак, – сказала Кирсти голосом, в котором одновременно слышались и гнев, и сожаление, и нечто похожее на любовь. – Ты поступаешь по отношению к Вирджинии по-рыцарски. Неужели ты не понимаешь, что рыцарей теперь не бывает, да и вряд ли они были когда-нибудь. Неужели ты в самом деле рассматриваешь Вирджинию как девицу, попавшую в беду?
– Но она действительно в беде.
– Она выносливая и малочувствительная женщина.
– А может быть, когда такие попадают в беду, они страдают больше, чем слабые и чувствительные.
– А-а, брось, Гай. Тебе ведь уже сорок. Неужели ты не понимаешь, какая это нелепость – разыгрывать из себя странствующего рыцаря? Йэн считает, что ты сошел с ума, честное слово. Можешь ты назвать хоть одну разумную причину, оправдывающую такой поступок?
Гай внимательно рассматривал Кирсти. Ее вопрос не был для него новым. Он ставил его перед собой и отвечал на него несколько дней назад.
– Чтобы совершать доблестные подвиги, рыцари странствуют, – сказал он. – По-моему, за всю свою жизнь я не совершил ни одного положительного поступка и уж наверняка не сворачивал с дороги в поисках возможности совершить такой поступок. В этом же случае мне предложили нечто наиболее неприятное; нечто такое, что американцы называют «находящимся за пределами долга»; нечто, требующее от офицера и джентльмена необычного поведения; нечто, над чем в клубе «Беллами» от души посмеются. Конечно, Вирджиния – выносливая женщина. Она выжила бы, несмотря ни на что. Я вовсе не собираюсь как-нибудь изменить ее своим поступком. Все это я знаю. Но, видишь ли, Кирсти, в данном случае принимается во внимание другая… – Гай хотел сказать «душа», но тут же решил, что для Кирсти это слово мало что значит. – Принимается во внимание другая жизнь. Какой, по-твоему, будет жизнь у ребенка, родившегося нежеланным в сорок четвертом году?
– Это абсолютно не твое дело.
– Оно стало моим после того, как мне предложили его.
– Дорогой Гай, мир переполнен нежеланными детьми. Половина населения Европы не имеет крыши над головой – беженцы и военнопленные. Одним таким ребенком больше или одним меньше, какое это имеет значение для всего горя в целом?
– Я не могу ничего сделать по отношению ко всем другим. Но этот случай – один из тех, где я могу помочь. И в данном случае только я, и никто другой. Я был для Вирджинии последней надеждой, поэтому я не мог поступить иначе. Неужели ты не понимаешь этого, Кирсти?
– Конечно, не понимаю. Йэн совершенно прав. Ты рехнулся.
Кирсти ушла более разгневанная, чем была, когда пришла сюда.
«Попытка объяснить ей ни к чему не привела, – подумал Гай. – Правильно кто-то сказал, что все расхождения во мнениях – это теологические расхождения». Он еще раз обратился к письму отца: «…Количественные критерии здесь неприменимы. Если спасена хоть одна душа, то уже одно это является полным вознаграждением за потерю лица…»
Часть десятая
«Последнее сражение»
1
Транспортный самолет «дакота» пролетел над морем, затем свернул в сторону берега. Скучающие пассажиры – англичане и американцы, все мужчины, всех родов войск, все в невысоком чине – зашевелились и пристегнулись ремнями к металлическим скамейкам. Перелет через Гибралтар и Северную Африку был утомительным и по непонятным причинам затягивался. День подходил к концу, а они с рассвета ничего не ели. Это был совсем не такой самолет, на какой Гай сел в Англии. Никто из пассажиров, летевших с ним в первую бессонную ночь, до Бари не следовал. Наклонившись, Гай посмотрел в маленький бортовой иллюминатор и успел заметить миндалевые сады. Был конец февраля, и деревья уже полностью расцвели. Через несколько минут он уже стоял на земле рядом со своим вещевым мешком и чемоданом и докладывал о прибытии офицеру транспортной службы.
Согласно командировочному предписанию ему следовало немедленно явиться в английскую миссию при штабе антифашистских сил национального освобождения (Адриатика).
Гая ждали. За ним выслали джип, который доставил его к мрачному зданию в новом городе, где размещалась упомянутая организация. Ничто здесь не напоминало ему Италию, которую он знал и любил, – страну его школьных каникул, страну, которая приютила его после того, как ушла Вирджиния.
Часовой был отнюдь не приветливым.
– Согласно предписанию я должен явиться к бригадиру Кэйпу.
– Его сегодня нет. Вам придется подождать и переговорить с офицером службы безопасности. Рон! – крикнул он своему коллеге. – Скажи капитану Джилпину, что прибыл какой-то офицер и хочет видеть бригадира.
Несколько минут Гай молча стоял в темном вестибюле. Здание было построено в дофашистские времена в традиционном стиле – вокруг темного внутреннего дворика. Широкий лестничный марш из низких каменных ступенек уходил наверх, в темноту, ибо разбитые стекла в крыше были заменены промасленной бумагой.
– Электрический свет должен загореться с минуты на мину ту, – сказал часовой, – но положиться на то, что он не погаснет, невозможно.
Вскоре откуда-то из темноты вышел Джилпин.
– Да? – сказал он. – Чем могу быть полезен?
– Разве вы не помните меня по парашютной школе? Я был вместе с де Саузой…
– Де Сауза в войсках. А что, собственно, вас интересует?
Гай предъявил ему свое командировочное предписание.
– Впервые вижу…
– Но вы же не думаете, что это подделка, правда ведь?
– Мне должны были бы прислать копию. Я ничего не думаю. Просто мы обязаны соблюдать меры безопасности. – Напрягая зрение в темном вестибюле, Джилпин внимательно посмотрел на обратную сторону предписания и прочитал его еще раз. Затем обратил внимание на подозрительное, по его мнению, обстоятельство. – А не слишком ли долго вы сюда добирались?
– Да, перелет затянулся. Простите, вы что же, возглавляете эту организацию?
– Я здесь не старший, если вас интересует именно он. Там наверху есть майор, такой же алебардист, как и вы. – Он произнес это слово, почти не скрывая насмешливого тона, умышленно подчеркивая свое презрение к каким бы то ни было армейским традициям. – Я не знаю, чем он занимается. Он числится здесь офицером генерального штаба по вопросам взаимодействия. Как я понимаю, при отсутствии бригадира вы можете считать его старшим.
– А можно мне увидеться с ним?
– Это ваши вещи?
