Валерий Залотуха - Свечка. Том 1
А через мгновение из-под козырька крыльца, как две курицы, раскрылетясь, Людмила Васильевна с Натальей Васильевной вылетают и кидаются к бородатому руку его целовать. Со стороны это выглядело так комично, что Челубеев прыснул смехом, – в последнее время он воспринимал жизнь трагически, но в мелочах оставался смешлив. Неважное настроение, связанное с приездом в руководимое им учреждение ненавистных священнослужителей, мгновенно улучшилось. Марат Марксэнович распахнул наконец форточку и с удовольствием вдохнул свежий морозный воздух. А внизу разворачивалась бесплатная комедия: чмок-чмок, чмок-чмок-чмок! – чмокают женщины бородатому дядьке его здоровенную обваренную клешню. Как сидели в бухгалтерии в кофточках-туфельках – так и выскочили на мороз. Придатки простудите, дуры! Или они вам уже не нужны, жены-миноносицы? Это еще летом Светка домой прибежала, сияет вся и прямо с порога:
– Нас сегодня о. Мартирий с женами-мироносицами сравнил.
А Челубеев, хотя прекрасно все слышал, сделал вид, что туг на ухо:
– С миноносицами?
А она в ответ:
– Свинья!
Так и сказала: «Свинья». Челубеев растерялся даже – за неполные четверть века супружеской жизни жена ни разу не называла его этим словом. Разными называла – хлеще, язык у Светки острый, как этот тещин язык, – жало, а не язык, иной раз кажется – раздваивается на конце, но Челубеев никогда не обижался, потому что говорила жена всегда по делу, да так озорно, что сам иной раз про себя восхищался: «Ай да Светка! Ай да жена моя!» А со «свиньей» тогда озадачился, потому что никогда раньше этим словом его не называла. Сравнивала – да, бывало: «Напился, как свинья», но опять же – ласково почти. А здесь безо всякого «как» и без капли юмора: «Свинья!» Марат Марксэнович не понял, но спрашивать не стал – сделал вид, что не заметил, и в бурном течении семейной жизни та «свинья» больше не всплывала.
А «миноносицы» остались! Компотом, что ли, напоили они их тогда, вишневым, что ли… Летом дело было – жарища, пылища, монахи приехали грязные как черти, а навстречу все три – с холодненьким в хрустальном графинчике, вишневый, Светка варила. Компот ее коронка. Мясо жареное и компот. Бородатый выпил и выдал: «Вы как жены-мироносицы». А Челубеев переделал в миноносиц и не раз их потом так называл, даже на общих собраниях коллектива, с удовольствием наблюдая, как у Светки гневно ломаются брови, Людка вертеться начинает, как будто под ее мясистую задницу конторскую кнопку подложили, а Наташка идет красными пятнами.
А вот и их мужья – появляются на крылечке и там же остаются, не решаясь дальше двигаться. И ведь тоже теперь мафия! Его, Челубеева, заместитель Шалаумов Геннадий Николаевич и начальник оперчасти Нехорошев Николай Михайлович – зам и кум. Стоят, жмутся – противно смотреть! А ведь были нормальные мужики! И попить, и попеть, и налево сходить, а теперь ходят как в воду опущенные.
Гудя, как в пустой стакан, в форточку тянул злой простудливый ветер. Челубеев сквозняков не боялся, но недолюбливал, однако следовало еще полить цветок, и, хотя вчера его поливал, лишним не будет – тещин язык воду любит. Челубеев взял стоящую здесь же детскую пластмассовую лейку без ситечка на конце и тоненькой струйкой стал лить воду в горшок.
А женщины от бородатого не отлипают, ногами сучат от счастья.
– Благополучно доехали, батюшка? – спрашивает Людмила Васильевна и от восторга ладошки на груди складывает и разъединяет, складывает и снова разъединяет, а Наталья Васильевна руки в стороны разводит и опускает, разводит и снова опускает:
– Благополучно, батюшка?
– Вашими молитвами, сестры, – отвечает о. Мартирий, задумчиво постукивая носком сапога по переднему колесу мотоцикла.
– Перекувырнулись, два раза-нат! – радостно сообщает о. Мардарий, выбравшись наконец из коляски и счищая с подрясника прилипший ворс от мешковины.
– Как перекувырнулись? – Людмила Васильевна прижимает сцепленные ладошки к пышной груди и не расцепляет, а Наталья Васильевна бьет себя ладонями по узким бедрам и застывает:
– Как перекувырнулись?
О. Мартирий поднимает на о. Мардария укоризненный взгляд.
– Господь с тобой, отец! Что народ пугаешь? Разве это перекувырнулись? Просто набок легли. Вот в позапрошлом месяце правда перекувырнулись, целый час потом по дороге ползали, рассыпанный лук собирали.
О. Мардарий немедленно вспоминает то дорожное происшествие и весело смеется.
– Я уже думал, всё-нат, конец-нат!
– Когда о. Мардарий упал, земля вздрогнула, как при взрыве, – шутит о. Мартирий, внешне оставаясь совершенно серьезным.
Толстяк же смехом заливается, как будто его под мышками щекочут, и, вытирая слезы пухлой ладошкой, пытается передать подробности:
– Вот-вот, думаю, предстану пред Господом-нат! А меня лук-нат, по спине-нат, бум-бум-бум-нат! А я думаю – бомба-нат! Осколки-нат! Какая бомба-нат?! Какие осколки-нат?! – И так хохочет, что Людмила Васильевна и Наталья Васильевна тоже начинают смеяться, смущенно прикрывая рты ладонями.
И мужья их, стоя на ступеньке крыльца, робко улыбаются.
Но начавшееся было веселье обрывает остававшийся все это время невозмутимым о. Мартирий.
– Много бесов вокруг смерти нам желают, – просто сообщает вдруг он.
– Окрест нечестивии ходят, – подтверждает о. Мардарий, вмиг становясь серьезным, даже скорбным, и все замолкают.
О. Мартирий между тем сильно раскачивает мотоцикл и, не услышав в бензобаке ответного плесканья топлива, молча озадачивается.
– Не на бензине ездим-нат, на молитве-нат, – поняв, в чем дело, комментирует ситуацию о. Мардарий.
– Без бензина тоже нельзя, – задумчиво произносит о. Мартирий и во второй раз осаживает своего спутника. – А ты, отец, не напускай мраку, не пугай, говорю, народ. Небесная заступница с нами в пути была, разве могло что случиться? – Он переводит взгляд на завернутый в мешковину квадрат и благодарно, с чувством осеняет себя крестным знамением. И тут же, трижды, с быстрыми земными поклонами крестится в том же направлении о. Мардарий. Не вполне понимая, что происходит, женщины копируют действия своих духовных наставников, причем Людмила Васильевна крестится трижды, с поклонами, как о. Мардарий, а Наталья Васильевна только один раз, явно подражая о. Мартирию. Совсем уже ничего не понимая, мужья их на ступеньках тоже крестятся, но делают это так, что непонятно не только сколько раз, но и делали ли это вообще – может, почесались или смахнули с одежды пыль.
Какое-то время все неподвижно и безмолвно смотрят на таинственный прямоугольник в мешке, однако женское любопытство берет верх, и Людмила Васильевна спрашивает о. Мартирия громким заинтересованным шепотом:
