Привет, красавица - Наполитано Энн

— Вот смотри, я замужем, получила диплом, — сказала Джулия. — И что такого, если ты забеременела до брака? Это совсем неважно.

Ее отнюдь не смущало то обстоятельство, что она была зачата неженатыми родителями. В их районе такое случалось сплошь и рядом, и Джулия гордилась тем, что стала причиной возникновения их семьи. Если бы не она, Чарли и Роза могли не пожениться, и тогда не было бы Сильвии, двойняшек, родного дома вообще. Она стала катализатором.

— Но Чарли хотя бы женился на мне, — сказала Роза. — А твоя сестра делает вид, будто отца ребенка не существует вовсе, мол, все это чепуха. Она не назвала его имя, и я не могу позвонить его родителям и исправить все. — В глазах ее вспыхнула надежда. — Ты не знаешь, кто это?

— Нет, не знаю.

— Расшивоха, — сообщила Роза грядкам.

Джулия считала, что скандалом ситуацию не исправишь, но только усугубишь, однако оставила свое мнение при себе.

— У Цецилии есть мы, наша семья, — сказала она. — Ребенок получит все, что ему нужно.

Роза еще больше помрачнела.

— Ребенок-то получит, а вот жизнь Цецилии кончена.

С таким же успехом она могла сказать: «Моя жизнь кончилась, когда я забеременела тобой», но Джулия не обиделась, понимая, что мать сейчас все видит в черном цвете. Смотрит на свой огород и замечает лишь прожорливую тлю, изъеденные листья, наметки гнили и вялые стебли.

— Как там Уильям? — тускло спросила Роза.

— Хорошо. Уже почти не пользуется костылями.

Роза кивнула, но было видно, что вся она в мыслях о своем крахе, уподобившем ее потрескавшемуся изваянию Девы Марии, что притулилось в углу огорода. Джулию подмывало сказать: «Не тревожься, мама, я забеременею, и все ветви нашего древа уцелеют», но говорить так было еще рано. План ее пока всего лишь план. Это не ответ, способный утишить горе матери. Джулия думала о ребенке Цецилии, о том, что если не исправить ситуацию, то ребенок этот появится на свет так же, как сама Джулия, — на волне презрения и возмущения. И породив разрыв матери и дочери. Вдруг возникло теплое чувство к ребенку Цецилии, ощущение родства с ним. На обратном пути навалилась такая усталость, словно Джулия вскопала весь огород. Глядя в окно, она старалась понять, в чем смысл ее жизни. Прежде подобных мыслей не возникало. В детстве отец называл ее «ракетой» («Жду не дождусь, когда ты взлетишь», — говорил Чарли), потом она всегда улаживала чьи-то неурядицы. Однако сейчас перед ней стояла небывало трудная задача: распутать целый клубок семейных проблем, касающихся всех, кто ей дорог, — сестер, родителей, Уильяма, еще не родившихся детей. Волной накатил страх неудачи, но Джулия его прогнала. Она всегда справлялась с тем, что задумала, так будет и сейчас. Без всяких вариантов.

В конце октября, когда Джулия была на четвертом месяце, у Цецилии начались схватки. Миссис Чеккони доставила ее в роддом, куда затем прибыли Эмелин, Джулия и Сильвия. К роженицам пропускали только одного человека, и облаченная в халат и маску медсестра, выйдя в приемное отделение, объявила, что молодая мамочка вызывает родственницу по имени Джулия.

Волнуясь, Джулия натянула белый халат и старательно затолкала волосы под выданную ей медицинскую шапочку. Потом вошла в палату и увидела, что Цецилия плачет.

— Я ужасно хочу к маме, а ты ее напоминаешь, — пролепетала сестра.

Джулия отвела пряди с ее заплаканного лица.

— Маленькая моя, — сказала она. Роза всегда так обращалась к дочерям, когда те болели или были чем-то расстроены.

— Я жутко по ней скучаю. — Цецилия затравленно смотрела на сестру. — Ты не поверишь, каждый божий день я еле сдерживалась, чтоб не вернуться домой. Как будто мой ребенок просился к бабушке. Все мое тело требовало быть рядом с ней.

— Хочешь, я ее позову? Она придет. — Джулия не была в том уверена, но, понимая, что сестра хочет это услышать, пыталась выдать желаемое за действительное.

Прогнувшись под одеялом, Цецилия закричала. Она схватила сестру за руку и так ее стиснула, что Джулия охнула. Ничего себе сила! В течение следующих двадцати минут Джулия переживала волны схваток вместе с Цецилией, проникаясь масштабом и значительностью происходящего — прибытия нового человека. Она промокала салфеткой взмокший лоб Цецилии и не пыталась высвободить руку. Нет, мать, конечно, не права в том, что отвернулась и от собственного ребенка, и от рождения первого внука. Джулия пообещала себе, что никогда не будет такой упертой.

— Кажется, я хочу по-большому, — громким шепотом призналась Цецилия.

— Это знак, что пора тужиться, — сказала скучавшая в углу акушерка, которую Джулия не заметила. — Я приведу врача.

Сестры облегченно выдохнули и расплакались, когда младенец, красный и морщинистый, зашелся криком.

— Вот и она, — промолвила Цецилия, приняв девочку на руки.

Новорожденная молотила кулачками и пыхтела, жадно втягивая воздух. Казалось, все силы крохотного существа направлены на то, чтобы жить.

— Только посмотрите на нее, — сказала Джулия.

Ей хотелось, чтобы все, кого она знает, находились сейчас в этой комнате и увидели это чудо. Нет, ей хотелось, чтобы здесь собрались тысячи людей — все человечество, — ведь это потрясающее зрелище.

— Изабелла Роза Падавано, — сказала Цецилия. — Мы будем звать тебя Иззи. Добро пожаловать в мир.

— Мама перед ней не устоит. — Джулия изумленно разглядывала девочку. Идеальные глаза, идеальный крошечный носик, идеальный розовый рот. — Она неотразима.

Вечером, уже после ухода сестер, в роддоме появился Чарли. Видимо, новость ему сообщила миссис Чеккони.

Он встал в дверях палаты, ни единым словом не обмолвившись о разгневанной Розе или о том, что за пять месяцев ни разу не сделал двадцать четыре шага до соседнего дома, чтобы проведать опальную дочь. Просто долго смотрел на Цецилию и малышку. Потом улыбнулся — так тепло, словно в нем взошло солнце, — и сказал:

— Привет, красавица.

Цецилия поняла, что прощена, и сама простила отца.

Чарли ее поцеловал, придвинул стул к кровати, сел и взял внучку на руки. Иззи уставилась на деда, взгляд ее ярких темных глаз был серьезен.

— Она еще толком не слышала никакого наречия, — сказал Чарли, глядя на девочку. — Не начать ли нам с волшебного заклинания?

— Сделай милость, — улыбнулась Цецилия.

Баюкая малышку, Чарли прошептал ей на ухо: «Ибо каждый атом, принадлежащий мне, принадлежит и вам» [14] — и расцеловал ее в нежные щечки. Позже Цецилия сказала сестрам, что отец был совершенно трезв и полон любви к внучке. Он осторожно передал малышку Цецилии. Потом снова поцеловал дочь.

— Спасибо тебе, милая, — сказал он.

Чарли рухнул в вестибюле, немного не дойдя до входных дверей. Дежурная сестра на посту услыхала шум. Через полминуты она была рядом с Чарли, но сердце его уже не билось. И никакие аппараты, никакие специалисты не смогли вернуть его к жизни.

Сильвия

Октябрь 1982 — март 1983

Перед похоронным бюро выстроилась очередь из желающих сказать последнее «прости», их запускали внутрь тремя партиями. В ритуальном зале Сильвия, стоя рядом с матерью, Джулией и Эмелин, всякий раз говорила «Большое спасибо» в ответ на слова незнакомцев о том, каким прекрасным человеком был ее отец. Одна женщина сказала, что в жизни не встречала никого радушнее Чарли, с которым издавна обменивалась парой фраз на остановке «Лумис-стрит», пока они дожидались каждый своего автобуса. Мистер Луис, обеспечивший цветами свадьбу Джулии, а теперь вот и похороны ее отца, поведал, как Чарли помог ему, недавно перебравшемуся в Пльзень, недорого снять помещение под цветочную лавку: «Без него я бы не справился. Я в себе сомневался, а он почему-то в меня верил, хотя мы только-только познакомились».

Оказалось, у Чарли вошло в привычку помогать молодым матерям — две-три женщины сказали, что во времена их безденежья он покупал детское питание для их малышей. Заведующая библиотекой Элейн, вошедшая со второй партией, угрюмо известила Сильвию, что отец ее был истинным джентльменом, некогда оказавшим ей неоценимую услугу. Сильвия даже не предполагала, что начальница, которая была лет на пятнадцать старше ее родителей, вообще знакома с Чарли. Подруги Розы опасливо косились на затрапезно одетых мужчин — видимо, собутыльников покойного. Сослуживцы с бумажной фабрики пришли как один в белых рубашках и черных галстуках. «Невероятно, что его нет», — сказал паренек-рабочий.