Сомали Мам - Шепот ужаса
Меня наказали. Ли ударил со всей силы — так жестоко, что даже заплакали дети, успевшие полюбить меня. Потом Ли взял батарейку, присоединив к ней электроды. На коже у меня до сих пор следы ожогов. Затем я оказалась в подвале, где в течение нескольких дней меня избивали: казалось, внутри у меня все отбито. После этого я долго не могла ничего делать, а когда более или менее поправилась, пришлось работать еще больше, чтобы возместить потери, — девушки стоили две золотые монеты, что равнялось примерно восьмидесяти долларам. Больше уже я не совершала ничего подобного — успокоилась раз и навсегда.
* * *
Наказали меня тогда сурово, но сейчас с проститутками обращаются куда хуже. У тетушки Пэувэ мне лишь однажды было действительно больно — в тот раз, с батарейкой и электродами, — а так нас только били да пугали — змеями или чем еще. Теперь же девушкам в публичных домах вбивают в голову гвозди. В такое трудно поверить, но у нас есть фотографии в качестве доказательства. Девушек приковывают цепями и избивают проводами с электрическим током. И девушки сходят с ума. Нам удалось вытащить из борделей несколько таких — они совершенно помешались.
Недавно в сточной канаве у публичного дома нашли мертвых девушек — они утонули. В другой раз после пожара в борделе полиция обнаружила внутри тела — девушки так и остались прикованными. Владельца этого борделя знали все, в том числе и полиция, но он остался на свободе, ему ничего не сделали. В отличие от девушек, у этого человека оказались очень большие связи.
Те порезы и рубцы, которые мы сейчас видим на сбежавших из публичных домов, просто ужасны. Это дело рук клиентов и сутенеров. Может, всему виной увлечение китайскими фильмами — все их только и смотрят. В фильмах же сплошные сцены насилия.
Теперь девушки в публичных домах значительно помолодели. И это потому, что в Камбодже мужчина готов выложить тысячу долларов за то, чтобы целую неделю насиловать девственницу; девственницу всегда покупают именно на неделю. Считается, что связь с ней дает мужчине силу, продлевает ему жизнь и даже осветляет кожу.
А чтобы клиент не сомневался в том, что покупает настоящую девственницу, в публичных домах стали предлагать девочек пяти-шести лет. Через неделю девочку зашивают — без всякой анестезии — и снова продают. Девственница должна кричать и истекать кровью — и вот девочка кричит и истекает кровью снова и снова. И так раза три-четыре.
Нет страшнее места, чем бордель, специализирующийся на девственницах для богатых мужчин. Через несколько месяцев девочка падает в цене и ее продают. Такая «новинка» пользуется большим спросом, и многие владельцы заведений делают свой бизнес семейным — всегда имеется какой-нибудь племянник в Баттамбанге или Пойпете, который возьмет девочку или обменяет ее.
Существует еще одно поверье, что половой акт с девственницей излечивает, потому-то так высока цена на маленьких девочек. Как бы чудовищно это ни было, их используют в качестве лекарства против СПИДа.
Из-за частых разрывов маленькие девочки гораздо больше, чем взрослые женщины, подвержены заражению СПИДом.
Тетушка Пэувэ не держала маленьких девочек, она не зашивала девственниц снова и снова. Да, у нее были молодые девушки, но не моложе двенадцати. Когда из провинции доставляли очередную девушку, тетушка лишь говорила клиенту: «Эта цыпочка новенькая», — но я не знала, увеличивалась ли от этого цена девушки. Мне кажется, в мое время не было такого спроса на девственниц, как сейчас. При коммунистическом режиме и денег-то ни у кого не было.
Такова проституция. Вонь изо рта, немытые тела, грязные комнаты, насилие… От тычков было больно, но гораздо больнее — от самого полового акта. Иногда в день приходили два-три клиента, но бывало и больше.
Если клиентов было мало, муж тетушки Пэувэ велел ей не кормить нас, чтобы лучше старались. Если приходилось принимать слишком много клиентов, болело все и внутри, и снаружи. Болело до тех пор, пока не удавалось подавить в себе всякие ощущения.
Все это случается и сегодня, сейчас. Представьте, скольких девушек изнасиловали и избили за то время, которое прошло с тех пор, как вы начали читать эту книгу. Моя история не в счет, хотя то же самое происходит и с этими девушками. Я не сплю ночами именно из-за них. Они преследуют меня.
* * *
Мом, темнокожая девушка из дома тетушки Hon, часто ходила повидаться со своей матерью. Тетушка Пэувэ платила Мом, а Мом каждую неделю относила деньги матери. Иногда с ней ходила и я — в Пномпене мне было совершенно не к кому пойти.
Мать вечно попрекала Мом леностью и часто била — она никогда не была довольна, сколько бы дочь ни принесла денег. Мать Мом снимала комнату у тетушки Hoп. Ее дом находился всего через несколько улиц от борделя. Иногда мы заставали дома саму тетушку, и она с любезной улыбкой приглашала меня выпить с ней чаю. Я же ее ненавидела, а если она сильно настаивала, присаживалась рядом и только отвечала на ее вопросы.
Кажется, шел 1987 год, когда тетушка Hon рассказала мне, что дедушка стал совсем плох. Видимо, он часто приходил к ней за деньгами. Наверняка дедушка продлил мой срок пребывания у тетушки Пэувэ, хотя в то время я даже не догадывалась о том, как работала вся эта система — я понятия не имела, что служила залогом все раздувавшегося кредита. И вот тетушка Hon сообщила, что больной дедушка зовет меня к себе.
В деревню я не вернулась. Ни для того, чтобы повидаться с дедушкой, ни для чего еще. Мне к тому времени исполнилось семнадцать, я работала проституткой уже почти два года. Я видела, как Ли застрелил мою подругу Сри Роат. Во мне накопилось столько злости, что я уже не боялась дедушку. У меня не было никакого желания возвращаться в Тхлок Чхрой. Я знала, что если ко мне плохо относились, когда я была всего-навсего ребенком, сейчас, когда узнают, чем я занималась, вообще со свету сживут.
Когда я ответила тетушке Hon, что останусь в Пномпене, она ничего не сказала. Она не стала ни осуждать меня, ни одобрять. Ведь свой долг она выполнила — сообщила мне. Несколько месяцев спустя я узнала, от нее же, что дедушка умер — то была первая в моей жизни огромная радость. Ведь я столько раз мечтала о его смерти.
Но смерть дедушки вовсе не принесла мне свободу. Тетушка Hon сказала, что придется расплачиваться по его долгам. После смерти дедушки кто только не объявил себя его кредитором; всем им я должна была вернуть долги. Даже не знаю, как объяснить это, но так было заведено. Я была при нем, считалась его внучкой, прислуживала ему, — значит, его долги стали моими.
Я даже не пыталась возражать. Для меня один день сменялся другим, а мое тело было ничем, оно ничего не стоило. Я ни разу не получала денег от клиента — они платили напрямую тетушке Пэувэ, так что в моей жизни не произошло никаких перемен.
