Этери Чаландзия - Уроборос
Вообще-то здесь нельзя было курить, но Егору сейчас было не до правил. Брак, какая странность, думал он, пуская кольца дыма в потолок. В опьянении и восторге влюбленные мечтают путем сложения двух разниц получить улучшенную единицу. Проводят общий знаменатель фамилии. Живут под одной крышей. Едят из одной тарелки. В это время, когда стремление к единению ощущается как физическая потребность, и происходят все роковые ошибки.
В первом же действии с энтузиазмом и без сожаления в топку костра взаимности летит все — свобода, время, привычки, привязанности, вещи, люди, планы, взгляды. Почти всем можно поступиться, практически все можно отдать, изменить, пересмотреть, перелицевать и подправить. Все потайные чуланы распахиваются. Подвалы и темные углы заливаются дневным светом. Карманы выворачиваются и вытряхиваются. Любовь неистовствует.
И вот слились. Прилепились. Не разорвать. Не разлучиться. Но проходит время. И становится скучно. Надоедает. Приходит привычка. За ней разочарование. Следом усталость, раздражение, злость. И включается запоздалый реверс. Становится вдруг тесно, душно, маятно, начинает жать в боках и рукаве, и вот уже брак хочется снять, как пиджак-маломерку, сбросить, освободиться, убежать.
Теперь эти двое начинают шаг за шагом и день за днем возвращать себе то, что когда-то с такой безоглядной щедростью свалили в брачный общак. Вынимают, отряхивают, осматривают пострадавшие привычки и наклонности как уцелевшее, но попорченное добро на пепелище. Возвращают себе свое и без энтузиазма наблюдают за партнером, выцарапывающим и себе что-то обратно в пользование.
Егор никогда не любил свадеб. Эти хмельные кортежи, белое платье в шесть зарплат, фотосессия в кустах, проезд по точкам, пролет по городу. Автомобили с тошнотворными бантиками и куклами на капотах. Любовь обставляла себя почти так же, как смерть. Только скорость выше и шуму больше.
Но ведь были и другие свадьбы. Были, Егор точно знал. Должны были быть. Там словно в карауле стояли кипарисы, синим ковшом прогибалось небо, в траве летел скатертью накрытый стол, и птицы пели, а люди мало пили, там никто не давал невыполнимых клятв и все только обещали друг другу красиво разойтись, когда придет время. Там обнимались и говорили так: «Буду с тобой, пока наши пути идут вместе. Буду верен тебе, пока ты, я или мы оба не устанем. Я ничего не возьму у тебя, кроме того, что ты сам захочешь мне дать. Я дам тебе все, что ты захочешь в новой жизни. Я останусь тебе другом и после брака. Я буду с тобой заодно, даже когда перестану быть твоей женой». И самое главное обещание: «Я не предам свой выбор, даже если ошибусь в нем. Я никогда не стану тебе врагом, что бы этот сумасшедший и чокнутый мир ни попытался сделать с нами».
Егор догадывался, что на той свадьбе он был один. И только для него ветер трепал белую скатерть так и не накрытого стола. Не было там женщины. Или была? Какой она могла быть? И могла ли там быть Нина?
Сигарета давно догорела, он уже собирался встать и выйти из замусоренных кулис, как вдруг в темноту закатились два каких-то веселых существа. Они были огромными, нелепыми, неловкими, едва держались на ногах и давились от хохота. Егор отступил в сторону, чтобы не спугнуть пришельцев. Внезапно он сообразил, это были те самые мыши, вернее, актеры в костюмах мышей, что работали на площадке. Однако зверьки явно не собирались работать. Судя по всему, они пытались совокупиться прямо в костюмах и помирали от хохота, путаясь в хвостах и поролоновых пузах.
Неожиданно Егор наступил на что-то хрусткое, «мыши», словно это и правда были настоящие грызуны, немедленно затихли, насторожились, покрутили головами, переглянулись и дали деру. Егор хохотнул, потер руки и тоже отправился восвояси. Предстояло разговаривать с режиссером, хозяином похотливых тварей. Вместо того чтобы работать, тут все отирались по углам и заваливали сроки. А мышам на пятки наступал уже следующий проект.
* * *Ночью, когда ты слабый и беспомощный, отчаяние догоняет тебя. Тревога, паника и страх, это проклятое трио, садится на край кровати, наползает тяжелым грузом и отменяет сон. Город молчит, ни звука за окном, жизнь отступает, оставляя тебя в одиночестве с ночными химерами. И неслышная нервная скрипка звучит все громче и громче. И нитки рвутся одна за другой, оставляя сердце раскачиваться над бездной. И вот уже лопается последняя, и сон и явь срываются прочь. И еще долго не спасает ни включенный свет, ни работающий телевизор…
Нина не выдержала, рывком встала с кровати и направилась на кухню. Налила сначала воды, потом подумала и достала недопитую бутылку вина. Посмотрела на часы, за окно. А что? Еще даже не рассвело, будем считать, это в зачет старого, а не нового дня. Она налила, выпила, поморщилась, прислушалась к ощущениям. Алкоголь ударил в голову, в ноги. В целом было приятно, хотя и странно. Нина присела на подоконник, всматриваясь в густые синие сумерки.
Вчера вечером она долго кружила во дворах. Среди облезлых стен и смотрящих друг в друга грязных окон сложно было найти причину жить. Здесь было легко умирать, еще легче — стремиться к умиранию. Она задержалась перед полуразвалившимся домом с выбитыми стеклами. Порывы холодного ветра доносили изнутри запах гари и мочи. Рядом с этим склепом Нину вдруг одолели сомнения. Что она здесь делает? Одна. В чужом холодном городе. Вдали от дома. От Егора. От всего, с чем она связана и что еще как-то связано с ней. Здесь она была сама не своя. От самой себя на расстоянии.
Почему она вообще уехала? Что ее напугало? Что именно она заметила, поняла, почувствовала? Егор провожал ее на вокзал. Они ехали молча, обменивались ничего не значащими фразами, словно поддерживая вежливое ровное горение того синего пламени, в котором оба тайно мечтали спалить друг друга. На парковке он захлопнул крышку багажника, от резкого звука голубь сорвался с крыши. Егор помог с чемоданом, они вышли на перрон, он приготовился поцеловать на прощанье, и тут вдруг Нина разрыдалась. Не было никакой уловки в тех слезах. Егор растерялся, а она рыдала так, словно уезжала навсегда, словно билет был в один конец, и не было никаких шансов вернуться.
В океане порой люди гибнут в виду берега. Они попадают в rip current, мощное возвратное течение, затягивающее их на глубину, и сопротивляются, стараясь выплыть. Когда силы иссякают, их просто накрывает с головой и — adios. Есть только один способ выжить — отдаться потоку, понадеяться, что рано или поздно тебя прибьет к его границе, и затем из свободной воды добираться до берега. Но об этом мало кто знает. В панике бьются в волне и тонут. Нина начинала опасаться, что и она рано или поздно ослабнет в этой борьбе с невидимой волной и силой. А может, еще раньше от страха перед ней пойдет ко дну. Был еще шанс, что утопающую заметят с берега и подберут. Но к такому варианту она, похоже, еще не была готова.
